Дали туманные

4

Метель, бушевавшая с вечера, уже стихла. Незаметно растворилась серая, покрывшая небо пелена, и показались звезды. Впрочем, в южном направлении светилось спрятанное за горизонт что-то зеленовато-розовое. Это сияние всегда появлялось в погожие ночи, и Красноморов, замечая его, неизменно ломал голову, что оно означает? Может быть, светилось, фосфоресцируя, Городище, но об этом приходилось лишь гадать. Городище считалось особо опасным местом. Его не посещали даже тайные экспедиции, которые время от времени организовывали парни Археолога.

В старых книгах об этом сиянии не говорилось ни слова. Впрочем, книги такие попадали к Красноморову большей частью случайно. С другой стороны, сияние могло возникнуть после Обновления, и уже по вполне естественным причинам в книги не попасть. Небо в направлении Городища казалось подсвеченным гигантским притаившимся за горизонтом светляком, и даже в темные безлунные ночи можно было ходить без фонаря, не рискуя заблудиться.

Красноморов вытащил из кармана старый, однако исправный часовой механизм и с огорчением убедился, что еще только четвертый час ночи. К себе в слободу по занесенной снегом дороге идти не хотелось. Эх, Микеша, Микеша, что ты со мной сотворила, подумал Красноморов. Но, к своему удивлению, вспоминая перипетии сегодняшнего вечера и ночи, он не чувствовал особой обиды по поводу того, что Микеша выставила его на улицу. Может быть, она и в самом деле устала, с нежностью подумал Красноморов, столько сил на него потратила, чтобы смягчить впечатление от происшедшего на Совете: и кормила, и ласкала, и в баньке попарила, и песнями развлекала... А он? Как он мог прожить жизнь, не чувствуя, что Микеша рядом... Такая Микеша... А раньше он знал ее другою. И почему она вдруг душу к нему повернула?! И замуж почему не хочет? Надо будет, если на "охоту" пойдет, что-нибудь для нее прихватить... И вдруг его ужалило прямо в сердце - а откуда у Микеши эти шелковые, будто из паутины, чулочки и чепец для купания, каких никто не видывал, и напиток из порошка, заставляющий сердце биться вдвое быстрее обычного? Значит, не он один о подарках для Микеши Золотовой беспокоится... А ведь сама пригласила, сама помешала ему заливать глотку пименовскою медовухою... Пожалела? Да откуда ей знать, что на Совете приключилось? Но ведь знала же и помочь хотела, и душу разбередила, и вот плетется он нога за ногу в каком-то звенящем смятении, и не ведает, куда себя приткнуть, но дышится ему легко, и так хорошо оттого, что на свете есть Микеша, и что сейчас она спит и тоже, быть может, чувствует приятное утомление, и сон ее сладок; и горько ему одновременно, потому что более всего на свете сейчас он хотел быть рядом с Микешей, обнимать ее горячие плечи, а ему, как мальчонке, показали на дверь.

Занесенный снегом город безмятежно спал, и Красноморов, по инерции шагая, пока без определенной цели, раздумывал, куда бы податься. В лабораториум рано - только сторожа перепугаешь. Пимен откроет свою чаевню для утренних трапез часа через три, не раньше. Красноморов представил себе, как он войдет с мороза весь в облаке пара в теплый, пахнущий пирогами уют, как скинет давящий плечи, тяжеленный свой тулуп и усядется за стол, накрытый по утреннему свежей, жесткой от крахмала скатертью, и дежурная пименовская племянница, Марьяша, а может, Сонечка или Алексаша (он их вечно путал), в холщевой блузочке и белом, как у снегурочки, кокошнике поставит ему на стол свежий, только что из печи калач и пузатый, обернутый салфеткой чайник, где томятся смородиновые листья и какие-то по секретному пименовскому рецепту подмешанные травы; и тарелочку с легкой закуской. И все это так уютно, с чуть замедленными сонными еще движениями. Недаром женатые редко заглядывали к Пимену, боясь домашних неурядиц. Впрочем, те, кому дома и хорошо и сладко, не очень-то стремились вылезать с утречка на мороз только для того, чтобы почаевничать на стороне, да принять у пименовской барышни горячий, тающий во рту калач... Хотя жен, насколько мог судить Красноморов, особенно никто и не боялся, а вот покоем душевным дорожили.

Он прошел мимо заметенной снегом дубовой двери с круглым смотровым окошком, миновал ограду городского сквера, где обычно устраивались гулянья: зимой на затянутом плотной ледяной коркой пруду смельчаки кружились и скользили на прикрепленных к валенкам металлических полозьях; летом - другие забавы: гуляли, знакомились, сидели на скамейках, глядя на задумчивую водную гладь, на лодочках катались, мальчишки плотиками баловались...

На фасаде городского культурного центра висел огромный плакат, залепленный снегом. Красноморова что-то дернуло, он расчистил снег и увидел Микешу с гитарой в руках и со своей роскошной, перекинутой через плечо косой. Вот он, посыл-то, подумал Красноморов. И надпись прочел: "Мика Золотова. Старинные песни. Спешите послушать." Василий, никогда прежде собрания в центре не посещавший, разом решил: надо сходить, это же Микеша.

И снова мысли о Микеше заполонили, разбередили душу. Он хотел резко повернуть и бежать в Микешиному дому, но вспомнил, как его выставили, и вздохнул. Когда он в очередной раз поднял голову, чтобы взглянуть на небо, то увидел неподалеку очертания серебристого купола, расколотого от вершины надвое узкой щелью. Из щели была выдвинута труба. Красноморов сообразил, что дошел до восточной городской окраины, где размещалась обсерватория. Красноморов не без труда отыскал калитку, увязая по колено в снегу, трижды обогнул строение, пока не сообразил, какой из дверей пользуются. На его стук, проглоченный ночной тишиной, не сразу, но открыли.

- А, Вася! И впрямь, кто кроме тебя может во время наблюдений заглянуть! Ну тебе-то сам бог, как говорится, велел. Пошли! Немного в окуляры поглядим, пока погодка позволяет.

Вслед за хозяином обсерватории, странным своим еще со времен гимназиума дружком Иленькой Головиным, мягко топавшим валенками по деревянной винтовой лестнице, Красноморов поднялся в башню. Здесь стоял особенный выстуживающий холод и пахло чем-то нежилым, может быть, мышами.

На одноногом столике, освещаемом двумя свечами, были разложены тетради с вычислениями и тут же маленькая, на ладони умещающаяся счетная машинка, подпитывающаяся светом пламени.

- Присаживайся, - сказал Иленька, устраиваясь на низком стульчике, намертво связанном с трубой телескопа, - я тут пока... коль скоро распогодилось...

- Что наблюдаешь?

- Да, понимаешь, Марс в соединении с Юпитером в Драконе... Все не так просто... Знаешь, чем это грозит?

- Чем?

- Военная сила и верховная власть соединяются и действуют в направлении создания общественной нестабильности.

- Ну-ну... Дай-ка на Марс посмотреть, сто лет не видел.

- Марс-то как Марс, особых изменений на его поверхности не наблюдается, - Иленька слегка забеспокоился. - Смотри, только не долго.

Иленька с явной неохотой поднялся со стульчика и уступил место Красноморову. Он заметно ревновал в своему рефрактору каждого, кто желал взглянуть на небо и поэтому посетителей не особенно жаловал. Но Красноморову, как старинному другу и как ученому, им уважаемому, отказать не мог.

Красноморов пристроился к окуляру и зачарованно рассматривал рыжий шар с белыми шапками на полюсах...

- Вот понимаешь, - раздался голос Иленьки, - никак не могу разобраться, почему они такие круглые?

- Что круглое?

- Да все небесные тела...

- А что ж тут удивительного? Тела вращения, - пожал плечами Красноморов.

- Ну, звезды я еще понимаю, - упорствовал Иленька, - они газовые или, может быть, жидкие внутри. Но планеты - они же из камня... Они-то как скруглились?

- Все потому же... Сначала были горячие и вот остывали... Да и потом, планеты ведь не идеально правильные геометрические тела...

- Как так?

- Ну как же... Горы, впадины...

- Ну да... Это конечно... И на Луне одни ямы, и тоже круглые...

Красноморов тихо вздохнул: что-то объяснять Иленьке было невыносимо скучно и главное - бесполезно. Чтобы переменить тему разговора, он сообщил:

- Кстати, об общественной нестабильности... Букреев вчера вечером умер.

- Как это?

- Да очень просто. Речь держал на Совете. Квасу хлебнул, когда горло пересохло, и был таков...

- Ну дела, - покачал головой Иленька. - Царство ему небесное... То-то я смотрю - расположение планет тревожное... Что же теперь будет? - спросил он, немного помолчав.

- Все как по-писанному. Нового Председателя Совета выберут... Ванникова, я думаю, как заместителя, больше некому...

- Иконка старая у меня давеча упала. Не к добру это. К смерти чьей-то... Вот и случилось... - сокрушался Иленька.

- Ну какая связь между падением иконки у тебя дома и тем, что произошло на Совете?

- Если честно, как на духу, Вася, милый, не знаю, но вот нутром чую, что есть. Между всеми явлениями с нашем мире связь существует... Только неосознанная... Вот скажи, солнышко восходит и мы просыпаемся... На первый взгляд, вроде, какая связь? Солнце - небесное тело - оно само по себе, и мы сами по себе, а вот нет же! Так и тут. Налицо корреляция. Это факт экспериментальный, и наука не должна мимо фактов проходить. По большому счету, это как бы с энтропией системы связано - как она меняется, каков знак производной? Но знаешь, здесь мы еще в начале пути. Вот если понять все эти закономерности, которые мир пронизывают, тогда и можно говорить об управлении природными процессами, а пока мы только собиратели фактов.

- Интересная у тебя философия...

- Да не только у меня... Только ум надобен могучий, чтобы все эти факты в теорию связать... Нам, увы, не дано... Значит, надо честно вести свои наблюдения над природой... Каждый на своем месте... В общую копилку.

- Факты нужно собирать, это верно. Но скажи на милость, если сейчас Марс над головой, что у нас-то меняется? Ведь только силами притяжения мы с этими планетами связаны, ну как это может повлиять на порядки общественные, на жизнь, на смерть, на рождение?

- Честно говоря, не знаю... Но ведь влияет...

- Болтовня...

- Нет, Вася, не суди свысока. А вообще, чтобы это проверить, считалка нужна, помощнее моей, - Иленька показал в сторону столика, где накапливала энергию маленькая пластинка, на поверхности которой были нанесены углубления, помеченные цифрами. - Вот если бы достать, - мечтательно обратился он к Красноморову. - Может, поспособствуешь?

- Считалка такая никому не помешает... Но не знаю... - "хорошо бы еще программу к ней", подумал Василий, но обсуждать эту тему с Иленькой не стал.

- Да, вот, Вася, чуть не забыл... Все рассказать тебе хотел. Книжка одна ко мне попала, не спрашивай, как, ну, сам понимаешь, из докризисных времен. Я глазам своим не поверил. Предки-то наши и на Марс запросто, и на Венеру, и даже на Плутон, есть такая планета, только она далеко от Солнца и наблюдать ее никак не удается, они и туда летали. Хочешь верь, хочешь нет. И красотища там неописуемая... Деревья - повыше наших, живность - во сне не приснится. Алмазы, рубины под ногами несчитанные. И вообще... Только воздуха для дыхания годного нет. С баллонами летали, кислород с собой брать приходилось.

- Свежо придание, - сказал Красноморов. - Только это сказка. Не могли они туда летать. Техника не та. Это я тебе точно говорю. Фантазия у них была шибко развита...