Дали туманные

15

В Беличьем не оставалось ни одного целого дома. Деревянные строения обратились в груды едно дымивших головешек, над которыми поднимались прокопченые остовы труб. "Мышонок" осторожно плыл вдоль главной улицы. Из тлеющих бревен изредка вырывались языки пламени. Время от времени встречались лежавшие на дороге трупы. Несколько раз "мышонок" останавливали, чтобы осмотреть погибших. В основном то были мужчины, полуодетые, в нижнем холщевом белье, либо в длинных ночных рубашках. Одни лежали, сраженные, как и Ванников, стрелами. Других зарубили. Живых людей в поселении не встретили.

Все молчали. Подобные разрушения Красноморов видел лишь однажды и то на рисунках в книге, которую ему некогда давали в читалище. И снова вспомнилось оттуда: "Мамаево побоище". В душе у Красноморова нарастала ярость, настойчиво искавшая выхода. Что за напасть такая и как можно в один миг разрушить все, нажитое долгим нелегким трудом? И еще он постоянно беспокоился о Микеше. Когда погрузившись в кабину "мышонка", они бросились в погоню за Ванниковым, Микеша осталась в Городе. А эти... Мамаи чертовы, судя по всему, именно в Город и направлялись. Сколько их - сотня, тысяча? А если больше? Целая орда? А если у них не только стрелы?

Начинающее светлеть небо внезапно прочертила красная ракета. Стреляли с гидростанции. "Мышонок", рявкнув мотором, бросился вперед.

Снег на берегу водохранилища напоминал грязную кашу. Однако кирпичное здание на середине плотины, в отличие от домов в Беличьем, совершенно не пострадало и в окнах его горели светляки.

Следы мамаев отклонялись к тракту, ведущему в Город. "Мышонок" пересек открытую воду возле плотины и осторожно сел на трехметровый каменный гребень.

Дверь турбинного зала приоткрылась и на пороге показались мужские фигуры с двухстволками в руках. В могучем бородаче Красноморов признал своего давнишнего друга Ваню Федошина, который начальствовал на гидростанции.

- Что случилось-то? - спросил Каманин, первым спрыгивая на снег.

Федошин только махнул рукой.

В турбинном зале обнаружилась смена ночных дежурных - трое мужиков, да с десяток полуодетых беличан, среди которых жались друг к дружке две перепуганные бабы. Этих людей спасло от резни, устроенной мамаями (с легкой руки Красноморова это название прижилось), только исключительное положение зала гидростанции.

Перебивая друг друга, беличане рассказали следующее. Около двух часов ночи на поселение обрушилась лавина всадников, одетых в шкуры. Лошаденки под ними были приземистые и мохнатые. Никто не мог определить, сколько их и откуда они пришли. Но ор в Беличьем стоял ужасный. Поди, в Городе слышали. Мамаи врывались в дома, вытаскивали обезумевших, ничего не понимавших спросонья женщин. Мужчин убивали, иных на месте, иных на улице. Дома поджигали. Бегущих людей рубили. Пока захватчики грабили чаевню и хлебную лавку, уцелевшие беличане бросились к плотине в поисках укрытия. Их заметили, снова началась резня. Спаслись вот, сами видите, несколько человек из поселения. Мамаи пытались атаковать и здание гидростанции с плотины, но были отбиты стрельбой из ружей. Ружья, слава богу, в наличии имелись, поскольку все мужики тутошние - охотники. Мамаи подобрали своих убитых и направили лошаденок в Город. Но вот что странно - сами они пользовались стрелами да резаками-саблями, однако ощущения, что они боятся ружей, не возникало. Скорее всего, мамаи сочли атаку гидростанции нецелесообразной и поперли дальше.

Часовой механизм на стене показывал семь утра.

- В Город не пробовали сообщать? - спросил Красноморов.

- Нет, Василий Егорыч. Говорильники все как один молчат. Видать, они, мамаи чертовы, линии повредили.