Дама с единорогом

Глава XXVII

У Элсбет и её помощниц сегодня было много работы. Конечно, это не было похоже на свадебный пир, но всё же следовало до отвалу накормить людей Норинстана и двух свидетелей, которых он привёз с собой. Одним из этих свидетелей был его брат.

Официально никто не говорил о предстоящей свадьбе, но слуги только и делали, что шептались об этом по углам.

— Не знаю, право, не знаю, нет ли здесь греха? — беспокоилась баронесса.

— В чём грех-то?

— Не успело остыть тело отца, а я… Да и пост скоро…

— Да не беспокойтесь так, — успокаивала её служанка. — Граф ведь со священником говорил, раз он согласился венчать, то, значит, можно. А пост… Пост с воскресного дня только. Лучше посмотрите, какой я узорный покров для Вас приготовила.

— Красивый.

— А после Вы гебенде наденете?

— Нет, ведь я не собираюсь быть ему женой в полном смысле этого слова. Я сказала ему, чтобы до восстановления чести его имени он и не думал…

— Сомневаюсь, чтобы граф обидел молодую жену, — усмехнулась Джуди. — Да сегодня в спальне так жарко будет, что этому дому и не снилось! Я не я буду, если к следующему Рождеству здесь не будет резвиться ребёнок.

— Замолчи, мужланка! — Жанна больно ударила Джуди. — Не будет здесь мужчины до тех пор, как я сказала. Он мне слово дал. Не прятала волос под горж — буду и впредь лицо и шею не прятать! Захочу — так и вовсе косы открою.

— А я, вот, хотела пару советов дать, как мужу угодить. — Служанка потянулась за чистой рубашкой. — Вы ему скажите, чтобы сорочку Вашу поберёг — материал дорогой, тонкий…

— Замолчи, или я тебя удавлю! — прошипела баронесса.

— Хорошо, хорошо, уже молчу! А теперь вставайте, я Вас одену.

Перекрестившись, Жанна спустилась к жениху.

Роланд сдержал слово, обещав, что не предаст брак огласке: в церкви были лишь он, священник и двое свидетелей. Тем не менее, обряд был совершён по всем правилам, скреплён клятвой верности и завершён традиционным посещением могил предков.

За скромным праздничным обедом новобрачные вели себя так, будто бы и не принимали участия в таинстве, оставаясь, как прежде, женихом и невестой. Быть может, только граф пил менее обычного. Оба свидетеля под разными предлогами вскоре после обеда ушли, не польстившись на предложенную хозяйкой игру в шахматы, предпочтя бочонок эля и кости, Патрик увязался за ними.

Молодые остались одни.

— За Ваше здоровье, жёнушка! — Роланд осушил последний бокал, встал и взял жену за руку — Ну, пойдемте.

— Куда это? — насторожилась Жанна и высвободила руку. — Мне надо отдать распоряжения слугам.

— Как-нибудь обойдётесь без этого.

— Граф, Вы обещали, — сурово напомнила ему девушка.

— Я просто провожу Вас до опочивальни.

Норинстан взял её под локоть и повёл к лестнице.

Откуда-то вышмыгнула Джуди с лампой и, освещая путь, успела шепнуть пару слов на ухо госпоже:

— Я постель перестелила, матрас перетряхнула, а простыни надушила лавандовой водой.

Жанна отмахнулась от неё, как от назойливой мухи. Поведение графа казалось ей подозрительным, но пока она не могла ни в чём его упрекнуть.

Всё началось на втором этаже, когда, забрав у неё лампу, Роланд отослал служанку. Шестое чувство подсказало девушке, что в данных обстоятельствах слово графа мало что стоит.

— Спокойной ночи, милорд! Я приказала постелить Вам, где обычно. — Она оттолкнула его руку и пошла к себе. Заметив, что он последовал за ней, Жанна недовольно повторила: — Граф, я же сказала, спокойной ночи!

— И что на этот раз, Жанна? — Он преградил ей дорогу.

— Ступайте к себе, милорд. — Девушка указала в сторону лестницы

Роланд покачал головой.

— Вон отсюда! — Громче, уже с нотками гнева повторила она. — Как хозяйка…

— Уже не хозяйка. Замок и баронство принадлежат мне, — покачал головой граф. — Теперь я, а не Вы опекун Вашего брата.

— Неслыханная наглость! — Жанна задыхалась от гнева.

— Я Ваш муж, и всё по закону. А сейчас я хочу, чтобы Вы стали моей полноправной супругой.

— А я не хочу, — отрезала девушка. — Я всё ещё баронесса Уоршел и, если так пойдёт дальше, предпочту ей остаться. Я ухожу и надеюсь, что к моему возвращению…

— Боюсь, не получится, баронесса. Ваше место здесь и только здесь.

Жанна попятилась и, споткнувшись обо что-то в темноте, упала.

— Ну, не будем начинать совместную жизнь со ссоры. — Он склонился над ней и приподнял её голову. — Мне не хотелось бы прибегать к силе.

Она позволила отнести себя на кровать. Пусть делает, что хочет, теперь она его собственность. Жанна слышала истошные вопли Каролины, видела, как били её мать, помнила следы побоев на лице мачехи и не хотела, чтобы у неё появились такие же. «Покорность, только покорность», — говорил ей здравый смысл.

Вопреки её ожиданиям, он опустил её вовсе не ее скромную узкую постель, а на широкое ложе в одной из примыкавших к ее тесному мирку комнат. До смерти деда его делил со своей супругой Джеральд Уоршел, потом он перебрался в опустевшую спальню хозяина замка, а кровать так и осталась стоять здесь. Так вот, значит, какую постель перестелила Джуди!

— Раздевайтесь. Или Вам нужна помощь служанки? — Роланд повернулся спиной к притихшей жене и внимательно осматривал обстановку временной супружеской спальни.

— Нет, я обойдусь без Джуди, — чуть слышно ответила Жанна, медленно расшнуровала сапожки и, наклонившись, убрала их под кровать. — Может, Вы выйдете?

— Я останусь здесь, и мы это обсуждать не будем. Не ведите себя, как ребёнок! Ничего страшного с Вами не случится.

Тяжело вздохнув, Жанна занялась шнуровкой платья. По крайней мере у него хватило такта отвернуться. Хотя, какое это имеет значение, если он уже видел её без котты? Ей было страшно, очень страшно, хотелось убежать, но как? И зачем она согласилась на этот брак, зачем продала свободу и баронство этому человеку? Но не ему, так кому-то другому, всё равно бы пришлось выходить замуж. А этот страх… Жива же Джуди и, кажется, получает удовольствие от подобного общения с мужчинами. Но она мужланка, а Жанна дама…

Наконец она юркнула под одеяло и, отвернувшись, сказала:

— Я готова.

Нижнюю рубашку девушка снять не решилась.

— А ну-ка одеяло с подбородка и покажите мне свои глаза. — Граф сел на постель и тронул её за плечо. Дождавшись, когда жена выполнит его просьбу, он продолжал: — Судя по всему, супружество для Вас — тайна за семью печатями. Это, несомненно, вина Вашей матери и Вашей мачехи, но, с другой стороны, подобное невежество мне даже нравится. Завтра мы подробно поговорим о Ваших обязанностях, а сейчас Вам придётся ненадолго покинуть своё гнёздышко и снять мне сапоги.

— Что? — удивлённо переспросила Жанна.

— Что слышали. Отныне Вы должны будете делать это каждый вечер, как и положено хорошей жене. Я жду.

Стыдливо прижимая руки к груди, девушка выскользнула из-под одеяла и, встав перед мужем на колени, выполнила его первый приказ. Как только она выпрямилась, Роланд повалил её на постель.

Сначала он просто целовал ее, она не возражала, но потом он перешел к более решительным действиям. Когда его рука бесцеремонно оказалась за воротом её рубашки, баронесса попыталась оттолкнуть её, но муж быстро пресёк её возражения. Она ещё раз позволила себе возразить, даже ударила его ногами в живот, когда граф закатал подол её сорочки, на что получила короткую шипящую отповедь супруга:

— Ещё раз так сделаешь — пожалеешь!

И Жанна сдалась, предоставив событиям идти своим чередом. В конце концов, его поцелуи ей нравились и вёл он себя с ней терпимо, во всяком случае, мог бы и по-другому. А что до остального — что ж, он имеет на это право, да и честь её рода чего-то стоит: муж легко мог публично признать брак недействительным, опорочив не только её имя, но и имя Элджернона. И она покорно отдалась ему, не понимая, какое удовольствие находят в этом мужчины.

Когда Жанна проснулась, муж уже встал. Джуди сказала, что он вместе с братом и Патриком отправился проверить северо-западную часть баронства, ту самую, в которую недавно наведались незваные гости; граф велел супруге ждать его к обеду.

— Ну, и как? — Служанке не терпелось узнать подробности первой брачной ночи госпожи.

— Мерзко и больно. — Графиня брезгливо обтёрлась рубашкой и скомкала простыню. — Принеси мне воды и какую-нибудь тряпку, чтобы обтереть тело. Ещё мне нужна новая рубашка. И перестели постель.

— Может, оставить для господина простыню? — робко спросила Джуди.

— Не нужно. Уж ему-то не нужны доказательства моей невинности! А другим и не нужно знать, что я вышла замуж. А теперь возьми всё это, — она указала на смятое постельное бельё, — и немедленно выстирай. Но сначала приготовь мне ванну.

Ощущение чистоты вернуло Жанне былое спокойствие, и она занялась насущными домашними делами. По сути, замужество ничего не меняло, хозяйство и раньше держалось на ней.

К обеду вернулся граф и сообщил, что напал на след виновных. Похвалив супругу за почти образцовое содержание баронства, он разрешил ей и впредь вести дела, во всяком случае, до официального оглашения их брака.

Роланд прожил в Уорше ещё три дня, и все эти дни Жанна старалась быть образцовой женой, мирясь со всеми прихотями и желаниями супруга. А потом он уехал, открыто поцеловав её на прощание. Он уехал, а Дэсмонд остался.

— Смотри, не спускай с неё глаз и оберегай, будто она твоя сестра, — напутствовал его граф. — Если она куда-то поедет — поезжай с ней.

— Как прикажешь, — хмуро ответил Дэсмонд, с тоской наблюдая за тем, как отводят обратно в конюшню его коня. О том, что брат уедет без него, он узнал всего пару минут назад — и не обрадовался.

Когда, проводив мужа, Жанна ушла, Дэсмонд все ещё стоял во дворе. Потом, когда она справилась о нем, ей сказали, что он куда-то уехал. Не самое лучшее начало, хотя предыдущий разговор вселял некоторые надежды…

За обедом Дэсмонд был задумчив и неразговорчив.

— О чем Вы думаете? — решилась спросить Жанна, когда с первым блюдом было покончено.

— Жалею, что не могу, как брат уехать в Святую Землю. Да какая Вам разница, о чем я думаю?

Продолжать разговор было бессмысленно, и она сдалась, решив оставить юношу наедине с мечтами о подвигах. Ему они больше по сердцу, чем беседы с золовкой, так и должно быть.

В тот день они больше не виделись: Жанна хлопотала по хозяйству, Дэсмонд сидел вместе с часовыми, ведя с ними свои, «мужские», разговоры.

Следующее утро выдалось прохладным. Солнце то появлялось, то скрывалось за облаками.

Жанна, как всегда, проснулась рано. Сев на постели, она оправила задравшуюся рубашку и сладко зевнула. Спустив ноги на пол, Жанна подошла к окну и впустила в комнату осеннее утро.

Встав на колени перед образами, графиня воздала должное Господу, не забыв помянуть в молитвах мужа, здравствующих и покойных близких.

Услышав, что госпожа встала, Джуди принесла традиционный кувшин с водой и полотенце. Умывшись, Жанна распустила заплетенную на ночь косу и начала неторопливо расчесывать волосы. Служанка сняла с сундука домашнее платье и отыскала камизу. Причесывание и одевание госпожи отняло у неё немало сил и времени.

После утренней службы графиня, чтобы не терять времени, подкрепилась на кухне: её тревожило отсутствие на службе брата.

— Элджернон, ты опять проспал? — с укором спросила графиня, отодвигая полог постели. — Господь не любит нерадивых, а ты нерадивый ленивый мальчишка.

Мальчик заворочался на постели и приложил руку ко лбу, словно защищаясь от гнева сестры.

— А ну немедленно вставай, чертёнок! — Она решительно откинула одеяло. — Одевайся и иди отмаливать свои грехи.

Элджернон промычал что-то нечленораздельное и перевернулся на другой бок. Он не спал, хоть и лежал с закрытыми глазами.

— В конце концов, это переходит все границы! Элджернон Уоршел, извольте немедленно встать и восславить Господа!

Пошарив у него под подушкой, графиня достала камизу и штаны-чулки и бросила их на брата — тот даже не пошевелился. Это её встревожило, и она, присев на постель, участливо спросила:

— У тебя что-то болит?

Мальчик положил руку на горло и на лоб.

— А вдруг это лихорадка святого Антония? — ужаснулась Жанна и приложила пальцы к его лбу — он был горячим. Вскочив, графиня бросилась в кладовую за травами, переполошив ползамка.

Узнав, что Элджернон страдает болями в горле, Элсбет посоветовала обратиться за помощью к святому Блэйзу:

— Надо, госпожа, ему крепко помолиться и накрест поставить ему в горло освещенные свечки.

— Да у него горлышко, как у цыпленка, боюсь, убьем ненароком.

— Так мы ж не просто так, мы святого на помощь призовем. Но не хотите, как хотите. Молитесь тогда святому Алексию и святой Ирине — не один, так другая подсобит. И водичкой Святой его поите, образок на горло положите.

Графиня, хоть и верила святым, никогда полностью на них не полагалась, поэтому, послав за священником, задержалась на кухне, чтобы приготовить пару нехитрых настоев и компрессов, которые могли бы облегчить страдания брата.

— Совсем уксуса не осталось, весь извели, срамницы! — в сердцах пробормотала она. — И хоть бы толк был — а то Джуди двоих нагуляла.

Смешав в разных пропорциях корень пиона, розовое масло, уксус, масло, мак и ромашку, графиня аккуратно пропитала льняные повязки и сама положила их на шею и голову Элджернона.

Пришёл священник с чашей Святой воды, укоризненно взглянул на компрессы, но промолчал. Поручив брата заботам Всевышнего в лице его земного представителя, Жанна снова спустилась на кухню, чтобы приготовить надежное, много раз испытанное жаропонижающее средство.

— У него лихорадка? — шепотом спросила она священника, снова войдя в комнату больного.

— Нет, надеюсь, что нет. — Иерей был единственным знатоком болезней в округе, его диагнозам привыкли доверять. Собственного врача у Уоршелов не было: дорого, да и слишком многие считали их шарлатанами — поэтому они поручали заботу о своем теле священнику, врачевавшему словом, и умению терпеливой хозяйки.

— Вы с ним не посидите, пока я не пришлю служанку?

Священник кивнул и подвинулся, чтобы она смогла беспрепятственно подойти к постели, приподнять голову брата и напоить его лечебным отваром.

Пресвитера у изголовья постели сменила Харриет, которой было поручено давать больному по трети кружки отвара и укреплять его дух рассказами о житиях святых, которые она, будучи прилежной прихожанкой, знала почти так же хорошо, как священник.

Первой ей на память пришла история святой Варвары, имя которой она не раз призывала в грозу:

— В одной стране, сеньор, жила праведная девушка по имени Варвара. Отец её был закостенелым в грехе язычником из знатного рода. Видя, что дочь его красива, вроде Вашей сестры, нашей госпожи, он велел выстроить высокую башню и заточил её туда, чтобы уберечь от соблазна. В башне было всего два окна, но Варвара уговорила работников отца в его отсутствие прорубить третье. Она тайно впустила к себе священника, переодетого лекарем, дабы тот окрестил её, ибо душа её была давно обращена к Богу. По возвращении отца Варвара сказала ему, что три окна суть есть Отец, Сын и Святой Дух, впустившие в её душу благодать. Спасаясь от отцовского гнева, она укрылась в расселине скалы, но пастух, человек бедный и сребролюбивый, выдал её. Отец за волосы вытащил её и начал бить плеткой. Этого ему показалось мало, и он отдал собственную дочь в руки местного правителя, дабы тот пытками заставил её отречься от своей веры. Но разве можно сломить дух праведницы? Тогда отец собственноручно возжелал отрубить голову мученице. Когда меч отделил голову её от туловища, разверзлись небеса, и огонь небесный сокрушил его.

Элджернон всхлипнул.

— Ну-ну, сеньор, что же это Вы! — пожурила его Харриет. — Вы бы со святой Варвары пример брали. И чего только с ней не делали: и в кипятке варили, и на колесе крутили — а ни одной слезинки с глаз не упало. Чтобы сказал Ваш отец, кабы увидел, что Вы хнычете оттого, что у Вас головка болит? Поболит и пройдет. Вместо того, чтобы плакать, молились бы святой Ирине — она женщина добрая, пожалеет Вас.

— Расскажи про розы святой Доротеи, — пробормотал мальчик.

И Харриет завела рассказ про то, как, получив корзину с розами и яблоками, был посрамлен и обращен в истинную веру писарь Теофил. Она и сама любила её; женское милосердие Доротеи нравилось ей больше, чем заступничество скитальца Алексия.

К полудню Жанна чувствовала себя уставшей — а ведь день только начинался.

Ели молча, глядя каждый в свою тарелку.

— Я еду в Бресдок, — коротко сообщила после окончания трапезы графиня.

— А мне-то что? — буркнул Дэсмонд.

— Просто я слышала, что муж велел Вам сопровождать меня. Но не хотите ехать, так не хотите, я прекрасно доберусь сама.

— Нет уж, — поднялся из-за стола молодой человек, — я поеду с Вами. Вдруг что случится?

Захватив мешочек с милостыней, Жанна сменила верхнюю одежду и вышла во двор. Дэсмонд уже прохаживался возле лошадей, с нетерпением дожидаясь появления хозяйки.

— Зачем Вам в Бресдок? — спросил он, помогая ей сесть в седло.

— По делам, — коротко ответила она, надевая перчатки.

В Бресдоке ей хотелось заказать службу за здравие Элджернона и, заодно, прибегнуть к услугам старой знахарки, по слухам знавшей в своё время Дьявола. Конечно, ей было боязно, страшно заходить к этой женщине, но потерять Элджернона было ещё страшнее. Хоть он и доставлял ей массу хлопот, он был её братом, единственной родной душой, и она его любила. Жанна надеялась, что знахарка в купе с усердными молитвами сумеет вылечить Элджернона.

Нищих и калек перед церковью было много. Они сидели на паперти и просили подаяния гнусавыми монотонными голосами. Останавливаясь перед каждым, графиня вынимала из кошелька по монетке и бросала в дрожащие от жадности и нетерпения руки. Обычно она не жаловала убогих, если те забредали в замок, нередко ограничивалась помоями с кухни, но неизменно по большим праздникам или просто по случаю воскресенья раздавала им милостыню. Сегодня она делала это, потому что был болен Элджернон, и, раздавая деньги от его имени, Жанна верила, что это ему зачтется Небесами.

Перекрестившись, Дэсмонд вслед за золовкой вошел в церковь и остановился неподалеку от входа, издали наблюдая за тем, как она разговаривает со священником. В голову, как и прошлой ночью, лезла всякая дрянь. Отвернувшись, он пристально уставился на полоску дневного света, проникавшую внутрь сквозь неплотно прикрытые двери.

— Мы ещё в одно место, и домой, — выходя, сообщила Жанна.

Он кивнул и молча последовал за ней.

Знахарка жила на отшибе в лачуге, не навевавшей мыслей о тепле и покое. Казалось, рано или поздно она погребет под собой хозяйку. Увидев её, графиня всерьёз задумалась, стоит ли туда заходить. Вдруг там летучие мыши, а по полу прыгают жабы?

Жанна спешилась и в нерешительности замерла перед входом в покосившееся жилище. Уехать было стыдно, а войти — страшно. Неожиданно на помощь пришёл Дэсмонд, предложивший сходить вместо неё.

— Уж не знаю, что Вам там нужно, но заходить туда Вам не следует, — решительно заявил он. — Туда пойду я, а Вы останетесь здесь.

— Боюсь, не получится, — улыбнулась графиня. — Вы же не знаете, зачем я здесь.

— А Вы скажите. — Он стоял рядом с ней, полный решимости и желания помочь ей.

— А Вы не испугаетесь?

— Вот ещё! — фыркнул Дэсмонд. — Я же мужчина. — Он с гордостью похлопал по перевязи меча.

— Хорошо, — сдалась Жанна, — я скажу Вам. Здесь живет женщина, умеющая заговаривать травы. Мне нужно, чтобы она дала мне лекарство для брата. У него жар, боль в горле и ломота в теле.

— Никогда ещё не бывал у ведьмы! — усмехнулся молодой человек. — Что ж, пойду, взгляну на неё, а заодно принесу Вам какое-нибудь зелье.

— Вам распятие не нужно? — Она протянула ему захваченный из дома кипарисовый крест, опрыснутый Святой водой.

— Нет, три креста — это уже перебор. — Дэсмонд вытащил из-под воротника нательный крест и указал на свой меч.

— Тогда с Богом! — перекрестила его Жанна.

Вопреки её опасениям, Дэсмонд вскоре вернулся, неся небольшой холщовый мешочек. Описывать разговор со знахаркой он не захотел, ограничившись одной фразой:

— Ведьмы тоже любят золото.

— Сколько я Вам должна? — ухватилась за упоминание о деньгах графиня.

— Нисколько! — огрызнулся молодой человек и сунул ей мешочек. — Она велела сварить это на медленном огне и давать по ложке перед завтраком, обедом и ужином.

Вернувшись в замок, они разбрелись по разным углам: Жанна завертелась между комнатой брата и кухней, а Дэсмонд отправился осматривать Уорш. Протяжный звук, призывавший к обеду, застал его в конюшне. Дэсмонд стоял у всхода на сеновал и тупо смотрел на то, как хрустят овсом лошади. Услышав условный сигнал, он подумал, может, стоит отобедать позже, а сейчас съездить куда-нибудь, заняться делом, но быстро поймал себя на том, что, к сожалению, дела у него нет.

Обед был скромный, почти без мяса. Зато были рыба, овощи, домашний сыр и, на десерт, яблочный пирог. К обеду графиня распорядилась подать эль и сладкую настойку.

— Вы выглядите уставшей, — подметил Дэсмонд. Он ел мало, вяло пережевывая куски.

— А Вы почти ничего не едите. Может, еда Вам не нравится?

— Почему же, еда хорошая.

— Странно. Может, Вы тоже больны?

— Нет. Вашему брату лучше?

— Хвала Господу, не хуже! Сейчас он спит. А Вы вздремнете после обеда? Я прикажу взбить Вам постель.

— Нет, спасибо. Я бы, с Вашего разрешения, посмотрел на поля, проверил бы, целы ли посевы.

— Хорошо, поезжайте, но, прошу Вас, вернитесь до темноты, а то я начну волноваться.

— Не бойтесь, я не доставлю Вам беспокойства. — Он пододвинул блюдо с пирогом, отрезал большой кусок и начал мужественно жевать.

Как и обещал, Дэсмонд вернулся до темноты, в вечерних сумерках. Спешившись, он направился не к лестнице, а к садовой калитке. Щелкнув щеколдой, Дэсмонд вошёл. Две девочки-служанки, возившиеся в цветнике, вздрогнули и вскочили на ноги, чуть не опрокинули тачку с навозом.

— Что вы тут делаете?

— Землю удобряем. — Девочки снова опустились на колени, продолжая прерванную работу.

В цветнике, посредине гор навоза и обрезанных на зиму кустов, доцветали последние головки львиного зева и пестрые огоньки фиалок. Он смотрел на них и думал, нравятся ли графине фиалки. Наверное, нравятся, иначе бы их не посадили. Или их посадила ее мачеха? Или мать?

— Сеньор, сеньор, госпожа спрашивает, будете ли Вы ужинать? — Дэсмонд вздрогнул и перевел взгляд на озабоченное лицо служанки в перепачканном переднике.

— А графиня уже отужинала?

— Нет, Вас дожидается. Несколько раз посылала смотреть к воротам — а Вы здесь. Нехорошо, сеньор, она ведь волнуется, — с укором добавила она.

— Заткнись, дура! — прикрикнул на неё Дэсмонд. Этого ещё не хватало, всякая шваль будет читать ему нотации!

За ужином Жанна подробно расспросила его о состоянии полей. Дэсмонд заверил её, что посевы в полной целости и сохранности, а разбойничьи банды, по словам местных жителей, если и появляются, то не наносят большого урона.

После еды графиня предложила ему партию в шахматы. Дэсмонд играл плохо и боялся проиграть женщине, поэтому отказался. Чтобы хорошо играть в шахматы, нужна практика, а он предпочитал тренировать не ум, а руки. Да и способностей к игре у него не было.

Графиня легла, а Дэсмонд посидел еще немного внизу, прислушиваясь к голосам меняющейся стражи.

Ночью он никак не мог заснуть, долго ворочался с бока на бок. Постель казалась ему жесткой, а простыни — горячими. Не выдержав, Дэсмонд сел и уставился на лившуюся сквозь окно сентябрьскую ночь. Может, всё дело в лунном свете? Он встал, зашлепал босыми ногами по полу и вступил в серебристую полосу света. Упершись руками в каменный подоконник, Дэсмонд смотрел на движущиеся огни на зубчатых стенах, старался различить внизу знакомые очертания дворовых построек. Почему-то вспомнился один из вечеров, проведенных в кругу семьи. Это был тот вечер, когда бродячий менестрель, уже осипшим голосом, выводил мелодию «Когда впервые Вас я увидал…».

— Стихи, стихи, опять стихи! — пробормотал Дэсмонд. Задернув занавеску, он вернулся в постель. Мелькнула мысль — не выпить ли, эль иногда способствует здоровому сну, но беспокоить слуг он не стал. А где в этом замке эль, он не знал. Что ж, придётся обойтись без него.

Дэсмонд то сидел, то лежал, не в силах сомкнуть глаз. Он гнал от себя обрывки песни менестреля, но она упорно снова и снова вертелась в его мозгу.

Интересно, подумал Дэсмонд, а сложно сочинять такие песни? Нужно ли этому учиться или это от Бога? Смог бы он, к примеру, придумать что-нибудь подобное, конечно, не такое красивое, но чтобы понравилось другим.

Уперев подбородок в сложенные «замком» ладони, Дэсмонд задумался. Скоро ли вернётся брат и заберет его с собой? Ему опостылело это безделье, это хождение из угла в угол.

Заснул он только под утро, постаравшись запечатлеть в своей памяти плоды ночной бессонницы — первое четверостишье своего подражания бродячим певцам. Остальные три появились на свет в последующие ночи, бывшими для него такими же неспокойными, как и эта.

Дэсмонд считал эти строки плодом расстроенного бессонницей воображения и предпочёл похоронить их в глубинах памяти.

Деверь и золовка проводили дни порознь: он на её полях, она в домашних хлопотах и у постели больного брата. Патрик Уилмор помог Дэсмонду решить проблему безделья, получив разрешение тети бить зверя в её лесах. В свое время у барона Уоршела была неплохая свора, так что она послужила серьезным подспорьем в их приятном времяпрепровождении.

К сожалению, зверь попадался мелкий, в основном зайцы, изредка лисицы, но охотников это не огорчило. Целыми днями пропадая в окрестных лесах, возвращаясь в замок грязными, усталыми и голодными, они оставляли на столе гору битого зверя. Нередко Элсбет тем же вечером подавала им сытное заячье рагу.

— Хороша у меня тётка! — Сделав привал, Патрик с удовольствием поглощал припасенный с утра черный хлеб с вяленым мясом. — Другая бы побоялась меня отпустить, а она возражать не стала.

— Графиня умная женщина, а не клуша. Она и над братом не трясется, а воспитывает из него достойного мужчину.

— Графиня? Так это правда? — уцепился за неосторожно оброненное слово. — Слуги по углам шептались, что они вместе в церковь ходили.

— Слуги врут. — Он вспомнил, что брак, совершенный в Уорше, пока тайна для всех.

— Что-то Ваш брат не слишком торопится, — усмехнулся Патрик. — Как бы ни хороша была моя тетка, нет ли в ней какого изъяна?

— Нет в ней изъяна, — сквозь зубы пробормотал Дэсмонд. Его начинали раздражать вопросы юнца, возомнившего себя взрослым.

— Может, в приданом не сошлись? Или у Вашего брата есть причины считать, что она неверна ему? — продолжал свои «взрослые вопросы» Патрик. — Или ему и так хорошо? Я ведь видел, как он её в щёку целовал и вслед за ней в комнаты поднимался.

— Я тебе уши надеру, гадёныш! — Не выдержав, Дэсмонд влепил ему оплеуху.

— Я же просто так, для разговору! — Потирая скулу, Патрик спрятался от него за лошадьми.

— Для разговору порочить честь моего брата и его невесты? — Ему хотелось поколотить мальчишку, но он сдержался. Что скажет Жанна Норинстан, когда увидит «разукрашенного» кузена, как он объяснит причины синяков? Своей горячностью? Молодому человеку не хотелось никому ничего объяснять, охотиться тоже расхотелось, поэтому он решил съездить в Мерроу.

— Вот что, берите собак и езжайте куда хотите, — сказал Дэсмонд, поставив ногу в стремя.

— Да я же шутил, помиримся! Без Вас скучно. — Патрик попытался удержать его. Как бы он ни храбрился, ему было страшно остаться одному в неприветливом лесу. Тут водились волки, а Патрик знал, что с волком ему не справиться.

— Скучно или страшно? — Дэсмонд многое узнал по выражению его лица. — Не Вы ли недавно разглагольствовали о важности воспитания храбрости в юношах? Так проявите её!

Вздохнув, Патрик проводил глазами фигуру удаляющегося спутника. Немного подумав, он решил поискать зайцев под открытым небом и, кликнув оставшегося с ним псаря, повернул к полям.