Дама с единорогом

Глава XXIX

Жанна честно хотела выполнить желание мужа, но непогода и собственное здоровье вмешались в её планы. Её начали мучить приступы тошноты; порой они длились всё утро и жутко её изматывали. Через неделю ей полегчало, приступы почти сошли на нет, но к этому времени дороги окончательно пришли в негодность. Благоразумно рассудив, что в её положении не стоит рисковать, графиня послала нарочного в «Белый гусь», присовокупив к описанию состояния дорог жалобы на нездоровье. Она долго думала, стоит ли сообщать мужу о беременности и пока решила ограничиться туманным: «Теперь я сильно устаю и мучаюсь от болей». Ей хотелось сказать ему об этой самой.

В ответ граф прислал денег, разрешил супруге перезимовать в Уорше, велел увеличить разъезды, беспокоился о её здоровье и обещал приехать. Из слов угрюмого, неразговорчивого гонца Жанна поняла только, что граф находится в своих владениях.

С наступлением холодов графиня забросила поездки, поручив заботу о будущем урожае и благополучии крестьян управляющему; сама она занималась только домашним хозяйством и рассмотрением судебных тяжб. Но, даже страдая обычными в её положении недомоганиями, Жанна по-прежнему оставалась требовательной к другим, не прощала ни малейшей оплошности. Вставала она так же рано, так же по утрам отдавала распоряжения на день и строго следила за их выполнением. Зато вечерами Жанна теперь не вышивала, а, тихо напевая, шила одежду для малыша; Джуди знала, что именно в такие часы лучше всего о чем-то просить хозяйку.

Маленькая Рут, теперь окончательно обосновавшаяся в Уорше, всё чаще убегала от матери в господские покои и часами возилась с разными пыльными мелочами. Там она познакомилась с Элджерноном, которому тоже нечем было заняться. Они подружились и вместе сводили с ума няньку юного барона.

Так, медленно и монотонно, один за другим проходили дни…

Был обычный воскресный вечер; в камине ярко горел огонь. На циновках перед камином играли Элджернон и Рут. У Элджернона были игрушки: глиняные лошадки и человечки, и теперь он вместе с подругой разыгрывал какое-то сражение. Никто не хотел проигрывать, и оба шумели, вырывали друг у друга фигурки. Их возня мешала Жанне, выслушивавшей доклад управляющего. Стараясь сосредоточиться на делах баронства, она сжимала ладонями виски и не сводила взгляда с прыгающих языков пламени. Но головная боль не проходила, а дети кричали всё громче и громче — и Жанна не выдержала, ухватила за руку Рут и толкнула её на пол:

— Пошла прочь, мерзавка! Чтобы я тебя здесь больше не видела!

Испуганная девочка заплакала, но не сдвинулась с места.

Прибежавшая на плачь Джуди быстро сообразила, в чём дело. Для начала дав дочери оплеуху, она подхватила её на руки и, извинившись перед госпожой, унесла захлебывавшуюся слезами Рут.

— А ты что стоишь? — Обратилась графиня к притихшему Элджернону. — Собирай игрушки и ступай спать. Уже поздно.

Маленький барон сгрёб в кучу свои сокровища и, прижимая к груди одну из лошадок, подошёл к сестре за благословением.

Воцарившаяся в комнате тишина графине Норинстан не помогла. Голова по-прежнему болела, и она не выдержала:

— Гарри, я очень устала, отложим дела до завтра. Если нет ничего срочного…

— Ничего, сеньора.

— В таком случае, можете быть свободным.

Жанна легла рано, думала, что быстро заснёт, но пульсирующая боль не давала ей покоя. Она встала, спустилась вниз, на кухню, и приготовила себе травяной отвар. Выпив его, графиня зевнула и, плотно закутавшись в плед, ёжась от сквозняков, быстро поднялась к себе. Сев на постель, она некоторое время прислушивалась к шуму ветра, а потом юркнула в постель, с головой укрывшись одеялом. Отвар подействовал: боль прошла, и Жанна смогла спокойно уснуть.

Снег почти прекратился, ветер ослаб и уже так яростно не завывал в дымоходах.

В комнатах было прохладно, по полу гуляли сквозняки, но всё же теплее, чем на улице. Продрогший часовой, несомненно, предпочёл бы оказаться в самой холодной комнате, чем наверху открытого всем ветрам донжона. Он, как мог, согревал себя выпивкой и нехитрыми физическими упражнениями, досадуя на не спешившего на смену товарища.

В очередной раз бросив тоскливый взгляд вниз, бедолага разглядел на едва заметной ленте дороги всадников, направлявшихся к замку. С одной стороны, это, скорее всего, не сулило ничего хорошего, но, с другой, предоставляло ему долгожданную, выстраданную возможность хотя бы пару минут погреться у огонька.

Сначала Жанна обрадовалась. Она решила, что это муж, и хотела распорядиться на счёт еды, когда вдруг поняла, что это не граф. Он никогда не возил к ней товарищей, разве что привёз свидетеля на свадьбу, а слуги заверяли, что видели, по крайней мере, четырёх рыцарей. Рыцарей с собственными гербами, а не оруженосцев. И графиня опешила, медлила с приказаниями. Друзья, враги, разбойники? Готовиться к осаде или к праздничному ужину? Может, это всё-таки Роланд?

Чтобы развеять сомнения, Жанна велела зажечь огни и постараться рассмотреть нарушителей спокойствия. Ей сообщили, что на другом берегу стоит большой отряд, которым командует высоченный, как им показалось, рыцарь «с рогами, как у Нечистого».

Графиня в страхе прижала руки к животу и велела готовиться к осаде. Она вернулась к себе, оделась и, как и другие женщины, принялась молиться.

По двору заметались тени. Запирались засовы, со скрежетом закрывались замки, опускались решётки.

— И кого это принёс Окаянный? — перешёптывались заспанные слуги.

Часовые осведомился об имени предводителя отряда.

— Я баннерет Леменор и не намерен проторчать здесь всю ночь. Грязные свиньи, вы собираетесь впустить меня?

Слуги, краем уха слышавшие о его кончине, перекрестились. Шутка ли, мертвец воскрес и требует впустить его! И чего ему в земле не лежится?

— Вы там оглохли?! — продолжал бесноваться «живой покойник». — Сейчас же опустите мост, иначе вам не поздоровится, клянусь Святым Георгом!

Жанна только что кончила читать «Отче наш», когда к ней вбежала продрогшая Джуди.

— Госпожа, госпожа, там человек, называющий себя баннеретом Леменором!

— Замолчи, негодная! — накинулась на неё графиня. — Баннерет мёртв, он умер, понимаешь?!

— Умер-то, умер, да вот стоит там!

— Господи Боже! Кто же это? — Жанна нервно зашагала по комнате. — Как же узнать, кто он?

— Может, спросите у него что-нибудь, что знал только баннерет? — робко предложила служанка.

— Что, что мне у него спросить? — Она в волнении заламывала руки. — Я не хотела, видит Бог, не хотела!

— Не знаю, Вам виднее. — Служанка грела руки над свечкой.

— Подскажи мне, подскажи же, Джуди! — взмолилась графиня.

Служанка молчала и продолжала отогревать замёрзшие пальцы. Хватит с неё советов!

Жанна задумалась; мысли лихорадочно сменяли друг друга.

— Нет, этого не может быть! — прошептала она и рухнула на постель. Нужно что-то делать, делать сейчас, немедленно. Если это призрак, то лучше узнать об этом теперь, чем потом, а если самозванец… Хватит мучиться в неведении!

— Пусть попросят его назвать имя хозяйки замка, в часовне которого он разговаривал со своей возлюбленной. Речь о леди Джоанне. Если он ответит правильно — впустите его, кто бы он ни был, пусть даже сам дьявол!

Джуди кивнула и неторопливо вышла вон. Да и зачем спешить? И умереть, и порадоваться всегда успеешь. Жаль, что не до конца отогрела пальцы.

Незнакомец ответил правильно, и отряд въехал в замок.

В доме их встретил тусклый свет одинокой свечи на пустом длинном столе. Гости расположились возле только что растопленного камина и велели подать еды.

В зал осторожно заглянула Джуди. Убедившись, что баннерет — действительно баннерет, а не призрак или самозванец, она на цыпочках подошла к нему и знаком попросила следовать за ней. Недоумевающий и рассерженный нерадушным приёмом, Артур с бранью встал и пошёл за ней.

Она повела его вверх по винтовой лестнице; ступеньки гулким эхом отзывались под сводами замка. Проведя баннерета через большую комнату, в лучшие времена служившую общей спальней для неженатых мужчин, служанка свернула в узкий проход и, наконец, остановилась.

Девушка на миг скрылась за кожаной занавеской, а потом пропустила его внутрь.

Комната была неправильной формы, со сводчатым потолком, поддерживаемым мощными балками перекрытий. Окон в ней не было, а вся мебель сводилась к двум запыленным сундукам. Пахло сыростью и мышами.

Пока Джуди бегала за свечами, Артур успел хорошо осмотреть комнату. Его внимание привлек свёрнутый в рулон ковёр. По мнению баннерета, ковры должны были висеть на стене или крепиться к деревянным рамам, а не пылиться на полу, словно ненужная рухлядь.

— Почему это валяется на полу? — Леменор развернул ковёр и понял, что он не окончен, хотя рисунок был в общих чертах намечен: сад, населенный диковинными животными и прекрасными девушками. Лица, за исключением одного, не были вытканы. Это была женщина с неестественно большими глазами, с молитвенником в руках, замершая в неестественной статичной позе.

— Кто это? — Он осветил изображение.

— Почём я знаю! — пожала плечами служанка. Встав за спиной баннерета, слегка нахмурив лоб, она вгляделась в лицо женщины.

— Кто это, я не знаю, а этот ковёр начала прабабушка баронессы. — И шёпотом прибавила: — Говорят, её силком выдали замуж, поэтому она всю жизнь и проплакала. Старый барон был злющий и уморил её побоями.

— А почему ковёр лежит здесь? Почему его не убрали?

— Ну и вопросы Вы задаёте, сеньор! Сколько себя помню, всегда он здесь лежал. Может, если госпожа велит его закончить, его на стенку повесят. Только, думаю, она к нему прикасаться не станет.

— Почему же?

— Он ей о матери напоминает. — Она снова перешла на шёпот. — Она пыталась ковер докончить — не успела. — Джуди всхлипнула. — Ой, какая же она добрая и красивая была, мы в ней души не чаяли! Да не уберёг Господь — поехала она как-то в деревню, а, вернувшись, захворала. Сгорела-то за седмицу, на рассвете Богу душу отдала…

Восторженно описывая Беатрис Уоршел, служанка умолчала о главном, о том, что знала даже она, в ту пору совсем маленькая девочка: судьба покойной баронессы не так уж отличалась от судьбы Юлии Уоршел. Нелюбимый муж, узость его интересов (она ведь родилась в графской семье и вовсе не в глухой провинции), отсутствие развлечений… Сначала она пробовала сопротивляться, но потом сдалась. Барон молчаливо обвинил её в смерти старшего сына, ругал за «неправильное» воспитание детей; то, что она умела читать, служило ещё одним поводом к укорам. В прочем, ей особо не на что было жаловаться: муж редко бил её, а если бил, то не до смерти.

Беатрис дала себе слово быть примерной супругой и не обращать внимания на недостатки супруга и радоваться скупым проявлениям его любви. Но смерть Найджела подкосила её. Стараясь забыть о своём горе, не находя должной поддержки у мужа да и боясь искать её, она стала всё чаще и чаще бывать в деревне, помогать больным крестьянам, возиться с их детьми… Вот что скрывалось за её добротой.

Удовлетворив любопытство гостя, служанка забрала лампу и опять куда-то ушла.

Баннерет присел на сундук, проклиная голод и Джуди.

По полу пробежала крыса. Добежав до стены, она присела на задние лапки и принюхалась. Артур стукнул кулаком по столу, и крыса юркнула в щель.

Наконец служанка вернулась.

— Эй, бестия, кто-нибудь собирается похлопотать об ужине? — угрюмо бросил Леменор. — Где тебя черти носят?!

— Сеньор, — Джуди робко жалась у стены, — я Вам что-то должна сказать, Вы только меня внимательно выслушайте.

— Что ещё? — буркнул баннерет.

— Госпожа уж не чаяла Вас увидеть. Вы уж простите нас, грешных, что так долго Вас не впускали…

— Что значит, не чаяла? — нахмурился Артур. — Отвечай, дрянь!

— Вы её не вините… Мы ведь все поверили, что Вас убили.

— Что ты несешь?! — Он стукнул кулаком по столу.

— Даже не знаю, как и начать… — на свой страх и риск продолжала служанка, мысленно предвидя, чем может обернуться её откровенность. Вот чёртова обязанность-то! — Много чего у нас тут произошло… Господь забрал к себе господина и госпожу, его супругу то бишь. Тяжко нам пришлось, а госпоже ещё хуже. Вся извелась, аж смотреть тошно было! А тут, на наше счастье, появился граф Норинстан. Без него бы она, бедняжка, совсем пропала бы…

— Вот она, хваленая женская верность! — сквозь зубы в бешенстве процедил Артур. — Продажная двуличная тварь! А ведь клялась… Погоди же, я тебе всё припомню, графская сука!

— Сеньор, не говорите так! — Джуди решила принять на себя весь гнев баннерета. — Выслушайте меня! Госпожа не живёт во грехе с графом, она ведь порядочная и никогда бы… Граф давно помолвлен с баронессой… Словом, они поженились, и она ждёт ребёнка, — тихо выдохнула девушка.

— Как ребёнка?! — Артур был в ярости. Ему хотелось на ком-нибудь выместить свою злобу, но Джуди предусмотрительно отошла подальше.

Баннерет схватил со стола канделябр и изо всех сил метнул его в стену.

Джуди громко завизжала.

— Заткнись, дрянь! — рявкнул баннерет. — Заткнись, или я сверну тебе шею!

Служанка вжала голову в плечи. Но молчать она не собиралась.

— Всё не так, как Вы думаете, сеньор! — Нужно было погасить пожар в душе баннерета, пока он не спалил всё вокруг. Одно дело, когда бьют служанку, а совсем другое — госпожу. — Сеньора ни о чём таком и не думала, тверда была, как камень. Но ведь как суров её батюшка был, поедом ее ел! Грозился в монастырь отдать, а то и вовсе от нее отказаться, если за графа не выйдет. Но госпожа терпела… А уж как граф за ней ухаживал, сколько всего доброго для нас сделал! А потом он передал, что Вы умерли. Ой, как она по Вам убивалась! Я боялась, она руки на себя наложит. Опасно тут было, крестьяне бунтовали, словом, нельзя было госпоже одной. А тут граф вернулся, помог нам. Она и согласилась выйти за него, да и он настаивал, напоминал о данном слове…

— Так, по-твоему, она не виновата? — Артур поднял покалеченный канделябр и снова запустил его в Джуди — на этот раз он попал в цель. — Она сука, твоя госпожа, подлая сука, такая же, как и ты!

— Смилуйтесь, сеньор, она ведь не хотела…

— Так не хотела, что завела ребёнка? — Баннерет схватил её за шиворот и ударил головой о стену. Потеряв равновесие, Джуди упала.

— Да она за Вас каждый день молилась! — Служанка поднялась, потирая ушибленный висок. — Не виновата она, просто граф…

— Так это он её заставил?

Чувство самосохранения и желание спасти не родившегося ребёнка графини заставили Джуди кивнуть.

— Мерзавец, он всё-таки опередил меня! А куш-то неплох, — подумалось ему. — Мальчишка-барон не в счёт, он всё быстро приберёт к рукам. Вышла замуж и ждёт ребёнка… Ладно, по крайней мере, не бесплодна. Значит, граф так долго тянул с женитьбой не из-за этого. Но что толку-то! Хотя, не всё ещё потеряно.

— Надеюсь, больше ничего? — Он пристально посмотрел на Джуди.

— Ничего, сеньор.

— Она выйдет?

— Не знаю, сеньор. Пойду, спрошу.

Воспользовавшись возможностью, она выскользнула вон, подальше от побоев и канделябра.

— Я его недооценивал. Дурак, нужно было раньше думать! — Зависть быстро перерастала в ненависть, и он с лёгкостью, без зазрения совести, обливал грязью имя счастливого соперника. — Весь в своих вонючих валлийских предков, колдунов и душегубов! Взять хотя бы резню у Лайдхема. Как он посмел посвататься к моей Жанне? Ничего, он больше не появится в Уорше. Клянусь Святым Георгом, его ребёнок не увидит отца, этому выродку не достанутся золотые горы, которые по праву принадлежат мне! Лучше бы ему вообще не рождаться. Ничего, дорогой, я смогу сделать из тебя бастарда!

Край занавески дрогнул, из-за неё робко выглянула женщина. Она сделала несколько робких шагов и замерла, рассматривая мужчину. Артур её не видел: он сидел к ней спиной и, вперив взгляд в стену, корил себя за то, что упустил возможность жениться на баронессе Уоршел.

На стену упала тень; он вздрогнул и обернулся.

Женщина потеряла сознание. К ней тут же бросила ожидавшая за занавеской Джуди и, запричитав: «Я же говорила, не нужно было идти!», попыталась привести её в чувство.

— Больно, больно! — очнувшись, прошептала Жанна. Она попыталась сесть, но, вскрикнув, упала обратно.

— Да что стоите, как истукан, помогите мне! — крикнула служанка оторопевшему баннерету.

Артур в нерешительности сделал несколько шагов и остановился. Он смотрел на Жанну и не узнавал её с этим страдальческим выражением лица, скрючившимися от боли пальцами, чётко проступившими скулами. Боже, как же она изменилась!

— Берите её на руки и скорее несите в спальню. Я покажу дорогу. И ни слова ей не говорите. Ради её жизни, умоляю, сеньор!

Баннерет покорно поднял Жанну и пошёл вслед за огоньком лампы Джуди.

Из спальни она его выгнала, велев не слишком шуметь внизу. Уходя, он краем глаза заметил на простынях несколько капель крови.

Снова увидеть Жанну ему удалось только на третий день. Графиня лежала на постели; в воздухе стоял тяжёлый запах благовоний. Джуди, сидевшая у изголовья больной, обтирала ей виски холодной водой.

Баннерет не решался подойти к ней, заговорить, опасаясь нового обморока, и терпеливо ждал, когда она заговорит первой.

Графиня провела рукой по лбу и пристально посмотрела на Артура, словно желая ещё раз удостовериться, что перед ней человек, а не призрак. Она боялась поверить и не хотела верить. Тогда, ночью, Жанна ожидала увидеть дерзкого незнакомца, посмевшего назваться его именем, а увидела… Это был он, с этим ничего не поделаешь. Живой.

Выставив служанку, она засыпала его вопросами:

— Господи, почему Вы не подавали о себе вестей так долго? Где Вы были? Я ведь считала Вас погибшим…

— Знаю. — Он занял место Джуди. — Ваша болтливая служанка всё мне рассказала.

— Но почему? Ни одной весточки…

— Мне некого было послать к Вам.

— Некого? — покачала головой Жанна.

— Конечно! Мы же гоняли валлийцев по холмам. Да я и сейчас с трудом смог к Вам выбраться. И то не один, а со своим копьём, которое, между прочим, нужно накормить.

— Да-да, конечно! — Как это мерзко, говорить сейчас, в такую минуту, о еде, так же мерзко, как было у неё сейчас на сердце. И опять эти противоречивые чувства! — Разве мои слуги не кормили Вас?

— Кормили, но каким-то варевом. Надеюсь, сегодня обед будет обильным и сытным.

— Я исправлю их ошибки. Простите, я не смогу спуститься к Вашим товарищам, — грустно улыбнулась графиня.

— Да, в Вашем положении так будет лучше, — сухо согласился он и спросил: — Уорш теперь принадлежит Вашему мужу?

— И да, и нет. — Она в недоумении посмотрела на него. — У отца остался малолетний сын, мой брат Элджернон.

— Вашего отца убили?

— Да. — Жанна плотно сжала губы.

— Где?

— Не знаю. Где-то там, в горах.

— Когда он погиб? — нахмурился баннерет.

— В начале лета.

— В начале лета… И, не сняв траура, Вы успели выйти замуж?

— Прошу, не будем об этом! — На её глазах навернулись слёзы. — А Вы? Вы хоть раз вспомнили обо мне за все эти месяцы?

— Да я и не забывал Вас, чёрт побери, надеялся на скорую встречу, не зная, что Вы…

— Что я? Я ждала Вас, проплакала все глаза…

— Как бы не так! Вы вероломно любезничали с графом Норинстаном.

— Как Вы можете! — Сердце бешено стучало, щёки пылали. — Прошлой зимой уехал отец, и я впервые узнала, что такое одиночество. Но тогда, поверьте, я и не помышляла о браке с графом Норинстаном! После смерти батюшки, граф появился снова. Сначала я по-прежнему была холодна с ним, но потом… Он был так добр, так мил — и, главное, заботился обо мне… Мне так нужно было чьё-то участие! Больше мне нечего Вам сказать.

— Уходите! — вздохнув, попросила графиня. — Элсбет накормит Вас обедом.

Чтобы попасть на кухню, нужно было пройти через нижний зал. Когда Джуди наконец-то решилась проскользнуть за новой порцией отвара для госпожи, пьяное веселье было в самом разгаре, а Леменора за столом уже не было.

При виде хорошенькой девушки пьяные оживились.

— Эй, красотка, иди к нам! — заулюлюкали они. — Смотрите-ка, она благородную из себя корчит!

— Проучим её? — подхватили другие.

Несколько человек проворно оторвались от кувшинов с элем и, покачиваясь от хмеля, направились к служанке. Сидевшие за столом поддерживали их задиристой бранью.

Девушка перекрестилась и со всех ног бросилась обратно, но дорогу ей преградил дородный мужчина в расстегнутой рубахе.

— Ишь, какая спесивая! Гляньте — а она ведь боится! Люблю, когда меня бояться! — крякнул он и схватил Джуди за руку. Больно укусив его, она сумела отскочить к стене. — У, ведьма! Ничего, мы её укротим, не будь я Томас Белфор!

— Держи её за руки, а я пощупаю её под юбкой, — посоветовал человек с изрытым оспой лицом.

— Как бы не так, я первый!

Широко расставив руки, Томас Белфор пошёл на Джуди. Она ударила его ниже пояса и ринулась вон. Томас оказался быстрее и повалил её на пол.

— Налетай, ребята, на всех хватит! — крикнул он.

— Поосторожнее, Белфор, ничего ей не сломай!

Человек с оспинами на лице остановился перед беспомощно барахтавшейся служанкой и ударил её башмаком:

— Будешь меня помнить, сучья дочь!

Джуди мысленно пожелала ему свернуть себе шею. Ей пришлось смириться с ролью бесплатного развлечения подвыпивших наёмников.

Когда Томас Белфор и его рябой товарищ по очереди удовлетворили желания плоти, они наперебой начали расхваливать свою добычу другим, предлагая и им с удовольствием провести время.

Несчастную Джуди подняли и притащили к столу. Белфор неосторожно разорвал ей на плече рубашку, а потом, немного подумав, обеими руками рванул её на себя. Желая показать, что она приличная женщина, а не какая-то там шлюха из пивной, служанка двинула ему локтем в живот и прикрыла грудь руками. Разъярённый Белфор хотел дать ей кулаком в челюсть, но был остановлен человеком с козлиной бородкой:

— Хватит на сегодня. Отпусти её!

Заметив недовольство сотрапезников, он объяснил:

— Зачем вам эта девчонка? Белфор, наверняка, выжил её до дна. Тут ещё много цыпочек, на всех хватит! А эта теперь что тряпка… Умерьте свой пыл, а то она нажуется хозяйке, а она — баннерету. Ну, нужно вам, чтобы Леменор выпустил из Вас пару галлонов крови?

Томас Белфор толкнул Джуди на пол, велев кланяться и благодарить сэра Гейшби. Не веря своему счастью, она что-то путано пролепетала, отвесила несколько низких поклонов и убежала, сопровождаемая взрывом пьяного хохота.

Приведя себя в порядок, Джуди отнесла отвар госпоже, ни словом не обмолвившись о случившимся. Переодевшись, она окольным путём выбралась во двор.

Редкие порывы ветра сдували с крыш крупные хлопья снега.

Мимо прошёл конюх с ведром воды; служанка окликнула его, спросила, не знает ли он, где Метью.

— Почем я знаю! Может, на кухне, может, на сеновале, может, забрел куда.

Она отыскала его в конюшне, где монотонно хрустели кормом лошади. Лестница, ведущая на сеновал, была в дальнем углу; подойдя ближе, Джуди услышала доносившийся сверху смех. Среди голосов она узнала голос Метью.

Девушка крикнула его. Всклокоченная голова конюшего свесилась вниз. Джуди попросила его спуститься.

— Давно ж я тебя не видела, Метью!

— Соскучилась? — улыбнулся он.

— Не больно-то.

— А чего пришла?

— Да так… Посмотреть, жив ли.

— Жив, как видишь.

— Я думала, что ты мне обрадуешься, приголубишь…

— А я, что, не рад?

— Рад, как же! Ты с дружками своими выпиваешь, а обо мне даже не спросил.

— Перестань, Джуди!

— Тогда почему не зашёл? Я ведь ждала…

— Дела у меня были.

— Ах, дела у него? Попойка, так и скажи! Пьете, жрёте здесь… Да ну тебя к чёрту, Метью!

— Ты чего? — не понял он.

— Чего-чего? Ухожу я. И больше не вернусь, ты меня знаешь…