Dark Story

Глава 40

Он выехал из Хеорода с рассветом. Немногочисленные прохожие не обратили внимания на всадника в сером грубом плаще спешащего куда-то. Даже сонный стражник не вышел из караулки навстречу всаднику выезжающему из ворот. Олег не стал забираться слишком далеко, отъехав от города на один полёт стрелы, он вдруг остановил своего коня, спрыгнул на траву и повернулся к восходящему солнцу.

— Я возвращаюсь император.

— Наконец то. — голос властелина Аббадона был безмерно уставший — Я столько лет ждал, когда ты это скажешь.

— Я был глуп. — Олег наклонил голову. — Труслив и глуп. Прости меня.

— Входи же. Зачем говорить так долго.

Олег сделал только один шаг и вновь оказался в огромном зале из которого бежал четыре года назад.

— Здравствуй император.

Старик сидел в своём троне и с грустью разглядывал Олега.

— Ты поседел, и шрамов у тебя прибавилось. Какими дорогами ты шёл? Понял ли ты, что зло не бывает маленьким, или большим. Зло одно. Мечется человек раздираемый противоречиями и в конце концов попадает в расставленные сети зла. Зло мягко примет страдающую душу, убедит, что остальные недооценили, не поняли и вползут в душу месте с жалостью к самому себе ненависть, злоба, обида. А свет он ярок и честен свет сверкнёт как клинок и скажет правду и только настоящий воин может шагать на свету, как паршивого пса отбросив жалость к самому себе и распахнув для мира своё сердце.

Олег молчал.

— Глупая мечта найти покой оставила тебя?

— Ты хочешь сказать, что я никогда не смогу остановится?

Император тёмной империи покачал головой.

— Странные, самоуверенные и очень гордые, приходят люди к Богу. Они называют себя его детьми и готовы идти за ним до конца. Но всё таки оговаривают себе маленькую уступку называемую раем. Скажи мне Олег, радостно ли тебе было бы успокоится, найти вечное пристанище там, на небесах, вечный, уютный дом в котором всегда будут те кого ты любишь, те, с кем тебе хорошо?

— Да.

— А я говорю тебе, что вопль тоски и боли, который будет рваться в окна этого дома не даст тебе жить спокойно. Те, у кого вечно ноет сердце, знают это. Человек, которому Бог дал сердце никогда не скажет: — Я всё уже сделал, мне пора отдохнуть. И неважно, сколько храмов ты выстроил богу, не имеет значения, сколько денег ты роздал, сколько вопил, на площадях всех миров призывая к покаянию. Это не важно. Важно только твоё сердце. Важно сколько чужой боли, чужой тоски, чужого страха, ты можешь взвалить на себя. Как ты можешь чувствовать себя хорошо с Богом который страдает рядом с тобой, как ты можешь лицемерно думать о собственном спасении когда где то демоны таящиеся в чёрных глубинах человеческих душ ждут свою жертву. Никогда у тебя не получится вздохнуть и с умиротворением посмотреть на свои плоды, тебе всегда будет стыдно оттого, что ты сделал так мало. И не будет тебе рая император Олаг, не будет вечного покоя, не придёт к тебе та которую ты любишь. Не будет уютного дома и длинных закатов. Будет вечная дорога, чужая боль и постоянный зов о помощи. Будут долгие пути к чужим сердцам, стыд и страх что не всем успел помочь. Сможешь ли ты оставаться в раю император Олаг, когда где то в Аду плачет попавший туда солдат твоей армии?

— Нет? — с трудом произнёс Олег.

— Сможешь ли ты тешить себя мыслями о милости бога, когда где то в пурпурном городе зла исходит от ненависти император. Будешь ли ты молиться или возьмёшь меч и пойдёшь умирать.

— Я возьму меч.

— Так и должно быть. Если Бог в твоём сердце, ты не можешь отмахнуться и сказать: — Я занят тем, что несу слово Бога. Нельзя нести слова Бога, нужно нести его сердце. Сердце, в котором стынет боль за этот мир. Поэтому никогда не будет тебе покоя император, — голос старика зазвенел. — Никогда. Потому что в день, когда к тебе придёт покой и умиротворённость, Бог в твоём сердце умрёт. Весь мир поклоняется мёртвому богу. Собирают вокруг себя таких же, как сами, придумывают себе правила, смиренно сидят на собраниях, смиренно жертвуют, смиренно делят своё сердце с тысячей тёмных демонов живущих там. А Богу нужно твоё сердце целиком. Прямо здесь, прямо сейчас. Помнишь ли ты о Боге каждую секунду?

— Это не возможно!

— Возможно император! Возможно, если внутри тебя каждую секунду горит боль. Если тебе до всего есть дело, если ты умираешь от любви к кому-то, если чужая злоба для тебя вызов. Когда ты в тёмном переулки шагнёшь на крик женщины, с тобой Бог. Когда ты под улюлюканье и смех толпы прыгнешь в канаву что бы спасти котёнка с тобой Бог, когда ты не ешь неделю что бы подарить любимой колечко которое ей понравилось с тобой Бог, когда ты плачешь читая книгу с тобой Бог. И не нужно Богу что бы ты отсчитывал десятину, или бродил по улицам рассказывая о его милости. Не нужно Богу, что бы ты часами сидел на собраниях, слушая как тебе рассказывают о нем. Отдай последнее, шагни на помощь к кому то готовый умереть, и не рассказывай другим о Боге. Расскажи Богу о себе! Пусть лепечут лицемеры о спасении. Когда ты жертвуешь своим собственным спасением ради кого-то с тобой Бог. И величина жертвы — Рот императора задёргался — Это величина твоей любви к Богу.

Тишина поплыла по величественному залу. Тишина была долгой, император первый прервал её.

— Ты всё понял?

— Да.

Они снова помолчали.

— Ну? — поднял бровь император Аббадона.

— Что? — прекрасно понимая, что от него хочет император, всё таки переспросил Олег.

— Мы… — подсказал император.

— Мы одинаковые — прошептал Олег чувствуя что сейчас расплачется.

— Мы одинаковые…

— Мы одинаковые, потому что мы гордые. Мы строем ненужные империи и стенами замков пытаемся отгородиться от тебя мой Бог.

— Мы…

— Мы одинаковые, потому что не умели ценить твою любовь. Потому что звали тебя только тогда, когда нам было плохо.

— Мы…

— Мы одинаковые — голос Олега дрогнул и вцепившись руками в рукоятку Лунного луча, человек перешёл на шепот. — Потому что ты снова и снова прощаешь нас. Потому что ты любишь нас. Мы одинаковые, не оставляй нас, нам так страшно!

Качнулись, дёрнулись разламываясь стены и застыл крик обрываясь во вспышке света. Разлетелась разбросам мириады осколков-звёзд огромная, бесконечная вселенная. Взметнулись где-то далеко пурпурные башни проклятой империи, взметнулись и опали. А ещё чёрная капля зла, падающая в мутный ручеёк боли, ненависти и лжи, стала неожиданно прозрачной. Она исчезла в мутном потоке, но полёт её был удивительно прекрасным. Полёт хрустального осколка, так и не созданной великой империи счастья.

В маленькой комнате девятиэтажного дома стоящего на улице Лескова под номером 6, в старинном Печерском районе, самого прекрасного Города на Земле, заметался на диване человек. Заметался, хватая ртом воздух, а резко поднялся, и сел держась за ноющее сердце. Человек обвёл глазами комнату и улыбнулся.

Пять лет в удивительном мире. Пять лет, ради одной только фразы, сказанной тоскующему императору. Что-то блеснуло у ног человека обутых в тяжёлые походные сапоги и наклонившись Олег поднял самую мелкую монетку проклятой империи.

— Мы одинаковые, — подтвердил он гордому профилю. — И я буду бороться за наши души.

Человек посмотрел на часы и усмехнулся.

— Пять лет, за один час.

Он встал с дивана и пошёл в ванную. Скинул с себя тяжёлую кожаную куртку и она упала звякнув нашитыми пластинами. Развязал шнурок, поддерживающий шерстяные бриджи с кожаными вставками. Раздевшись человек полез под душ. Когда струи горячей воды ударили в исполосованное страшными шрамами тело, человек прикрыл глаза, и замурлыкал какую-то песню на незнакомом этому миру языке. Вымывшись человек, зачесал назад длинные седые волосы и пошёл в комнату. Одел джинсы, чёрный батник на выпуск и кожаную куртку. В карман куртки он бережно положил монетку Аббадона. С любовью поднял с дивана изящный меч в выложенных серебром ножнах и сунул на дно длинного дорожного баула. В боковой карман баула человек положил небольшой чёрный камень с белыми прожилками. Потом в баул полетела одежда древнего мира, зимняя куртка зубная паста и другие вещи одинокого человека. Застегнув замок, человек закинул тяжёлую сумку на плечо, в последний раз оглядел комнату и запер дверь. Затем он отдал ключи сонной соседке, наказав передать хозяйке, потом быстро сбежал по степеням вниз. Он вышел на улицу, щурясь от осеннего солнца и улыбаясь. Было прохладно, поэтому человек поднял воротник куртки.

— Наташа!

Человек оглянулся и вздрогнул от неожиданности. Это не могла быть Ирис, но сходство было поразительным. Если бы на Ирис одеть стильную чёрную ветровку, голубые джинсы и модные кроссовки девушки были бы неразличимы. Застыв, Олег смотрел как девушка, улыбаясь, идёт навстречу какому то молодому человеку. Парочка обнялась, а потом пошла в сторону серой Лянчии. Девушка смеялась так же заразительно и открыто как Ирис, ямочки на щеках оживляли симпатичное лицо, а чуть подтянутые к вискам глаза были такими же хитрющими.

Лянчия уехала, а Олег всё так же стоял в растерянности. А потом человек улыбнулся. Потёр висок свободной рукой, по мальчишески шмыгнул носом и направился к станции метро Печерская.

Люди шли ему навстречу весёлые и сердитые, усталые и бодрые. Они не знали что худощавый, рано поседевший человек видит их совсем не так как другие люди. Он видел мужчин в доспехах и коже с мечами в ножнах, видел их рыцарями, воинами, королями, видел дам в длинных платьях, перед которыми склонялись суровые рыцари, которые одним движением ресниц посылали верных воинов на подвиги, видел пожилых мудрых женщин с гордой осанкой и мягким взглядом, видел старых волшебников с длинными белыми бородами и магическими посохами. Они были творением Бога необычайно прекрасным, самым совершенным. Люди. А потом Олег увидел глаза. Глаза, в которых плескалась боль. Олег замедлил шаг и посмотрел на человека. Ему было плохо, этому незнакомому Алому брату с раненным сердцем. Олег сжал зубы, обогнал незнакомца, сунул руку в карман куртки и уронил на асфальт монету. Та звякнула, подпрыгнула и доверчиво подкатилась к ногам незнакомца. Тот недоверчиво оглянулся по сторонам, потом поднял монету и посмотрел на неё.

— Шагай солдат! — Приободрил человека Олег. — Шагай брат.

— Это не ваше? — Тоскующие глаза заглянули в самую душу Олегу, ладонь на которой лежала монета, вздрагивала.

— Нет — улыбнулся незнакомцу Олег. — Это не моё.

Всё вернётся. Всё вернётся, поднимаясь по спирали, повторится снова и снова. Отшагают по земле императоры и короли, вспыхнет и разобьётся любовь, поэты напишут стихи, писатели книги. Всё вернётся. Всё вечно как вечна любовь, как вечна война между светом и тьмой. Всё вернётся, если будет на то воля Бога.

Сидел в обшарпанной комнате ведомственоного общежития человек. Сидел, держась за пальцы, которые обожгла непонятная боль, и с ужасом смотрел на монету в одну четвёртую часть Лора. Самую мелкую монетку древней империи которой можно было оплатить вечное путешествие только в один конец.