Дарю тебе велосипед

Везет тому, кто везёт

Сашенька возвращается домой.

На всю квартиру пахнет вкусным борщом. Сегодня воскресенье, мама дома. Мама мешает ложкой в кастрюле, а в другой руке держит книгу. Мама очень любит читать и старается не отрываться от чтения. На днях она нечаянно уронила толстую книгу в кастрюлю с супом. «Ой, ой, ой! — сказала она, — погибла книга, погиб суп». Но мама, наверное, забыла об этой неприятности.

— Есть хочешь? — спрашивает она Сашеньку, не отрывая глаз от страницы.

— Потом, мама.

Сашенька заглядывает в Алёшину комнату, брата нет дома.

На столе разбросаны кисти, тюбики с красками. На стенах висят картины. И на окне лежат картины, и на полу, прислонённые к стенам, тоже стоят картины. В комнате пахнет масляной краской, как после ремонта.

Сашенька садится в кресло. Прямо перед ним на стене портрет молодого человека в чёрном свитере. Сашенька долго смотрит на портрет — это Алёша нарисовал самого себя. Глаза внимательные, цепкие. А рот плотно сжат в одну линию.

Сашенька видел, как Алёша рисовал этот портрет. Сначала Алёша смотрел в зеркало и рисовал. Но быстро убрал зеркало и стал работать по памяти. Он задумывался перед тем, как нанести на холст новый мазок краски. Как будто хотел получше представить себе, какой это человек — художник Алексей Черенков.

А Сашенька в тот вечер сидел в этом же самом кресле, смотрел, как работает Алёша, было хорошо и спокойно, не то что теперь.

— Алёша, а почему ты убрал зеркало? Разве тебе не было с зеркалом легче?

Алёша ответил не совсем понятно:

— Потому что — дурной тон. Не понял? Ну, ничего, не всё сразу. Художнику важна не столько внешность, сколько суть характера. Понял?

Сашенька кивнул. Неизвестно, к чему относился этот кивок. То ли понял, то ли согласен, что — не всё сразу.

Резкое строгое получилось лицо на автопортрете. Глаза как будто видят каждого человека насквозь. А рот суровый. Разве у Алёши такой рот? Да, иногда такой — когда Алёша расстроен или сердит, или на чём-то сосредоточен. Вот тогда он бывает таким — сухим и неприступным.

Сашенька тоже поджимает губы, когда видит себя сильным и смелым, это у них, наверное, фамильное. Вот и сейчас, сидя в Алёшином кресле, Сашенька сжимает рот, щурит глаза, а брови хмурит так, что они сходятся как бы в одну длинную бровь. Сильная личность, мужественный парень. Как хотелось бы Сашеньке стать таким. Но попробуй, стань. Если ты слабохарактерный, если у тебя нет воли, а всей твоей решимости хватает только на великие планы.

Конечно, с внешностью Сашеньке не повезло. Как только он перестаёт хмуриться и пыжиться, у него опять — рот вишенкой, брови домиком, а глаза большие и круглые, как у куклы. Очень недоволен Сашенька своей внешностью. Какому мальчишке приятно быть похожим на хорошенькую девочку?

Алёша не раз говорил:

— Главное в человеке — не внешность. Характер — вот что основное.

А это значит, что если ты себе не очень нравишься, то надо менять не выражение лица, а начинать с главного — с характера. И тогда тебя никто не назовёт киселём, и манной кашей, и картофельным пюре. Сами они пюре. Они ещё узнают, какой он человек — Черенков Александр.

Он сидит на одном месте и продолжает накручивать себя — какие великие дела он совершит. Будет по утрам делать зарядку с гантелями, вон они лежат в углу. Великоваты, правда. Но так и должно быть — в маленьких гантелях толку нет. И обливаться холодной водой. Обязательно. И никаких там чуть тёпленьких — именно холодной, и всё. И конечно, секция самбо. Вот прямо завтра пойдёт и запишется. Ах, нет, завтра нельзя — там, наверное, закрыто на каникулы. Ну, первого сентября, не откладывая, пойдёт. Ни на какие следующие понедельники не отложит. Вы ещё не знаете Сашеньку. Это — характер. Осенью все увидят, чего стоит Черенков.

А пока — лето. Пух с тополей летит со двора в комнату, забивается под диваны. И все уехали из города. Ну, пускай не все, а только многие. Тот человек, который тебе особенно нужен, как раз сегодня уехал. Саша Лагутина села в автобус и даже не обернулась. Зафыркали моторы, уехали автобусы один за другим, только запах бензина остался. Напоследок Саша высунула голову в окно и что-то крикнула: не то «кисель», не то «манная каша», не то «картофельное пюре». А может быть, и ничего не крикнула, за шумом автобусов и криками «Пиши!» могло и послышаться. А самое грустное, самое горькое для Сашеньки — не «кисель» и не «пюре». Даже не «манная каша». Есть причина для печали гораздо серьёзнее. Сашенька стоял в толпе провожающих около Дома культуры и видел своими глазами, как в последний момент подошёл к автобусу тот, кого Сашенька Черенков меньше всего хотел увидеть здесь, — Курбатов Константин. Да, именно он, в своих новых роскошных кроссовках, в олимпийском костюме с белой полосой, с модной спортивной сумкой через плечо. Курбатов собственной персоной. И он тоже сел в один из автобусов, и тоже отправился в лагерь «Светлые полянки». Вот что получилось — самая лучшая девочка, Саша Лагутина, и самый противный парень, Курбатов Константин, будут видеться каждый день хоть сто раз, будут играть в свой настольный теннис, будут разговаривать. И наверное, смеяться над Сашенькой Черенковым, который не умеет играть в настольный теннис. Как будто самое главное на свете — играть в этот теннис. И других дел у людей нет…

Сашенька тяжело вздыхает, и мама из соседней комнаты спрашивает:

— О чём ты так тяжко вздыхаешь, Сашенька?

— Так, мама, скучно что-то.

— Глупое слово — скучно. Пропылесось квартиру, станет веселее, а то этот пух надоел, я от него чихаю.

— Мама, как ты считаешь, почему человеку не везёт?

Мама отложила книгу и встала в дверях. Получился как будто портрет в раме — мама во весь рост. Мама в брюках и старой Алёшиной рубашке, она коротко стриженная, невысокая и решительная. Сейчас, когда мама стоит против света, она похожа на подростка, на мальчишку.

Она рассматривает Сашеньку, как будто видит его впервые. Лицо у мамы волевое: твёрдый подбородок, тёмные брови, смелый взгляд.

— А ты, Сашенька, мог бы объяснить, что это такое — везёт — не везёт? Я вот жизнь прожила, двух сыновей вырастила, и не знаю. Объясни-ка, пожалуйста.

— Ну, я не знаю, так говорят, мама.

— Говорят. А ты не верь, своей головой думай. И запомни: везёт тому, кто везёт. Понял? Повтори.

— Везёт тому, кто везёт, — послушно повторяет Сашенька.

Становится ли ему от этого легче? Не уверена я в этом, читатель. Хотя слова, на мой взгляд, абсолютно правильные. Везёт тому, кто везёт. То есть действует, борется, не ноет, а принимает меры. Ты согласен с этим, читатель? Подумай, посмотри на тех, кого ты знаешь. Кому везёт? Кому не везёт? А когда дочитаешь повесть до конца, напиши мне письмо. О повести скажи своё мнение, об её героях. И напиши, что такое по-твоему «везёт» и «не везёт». И приведи примеры из жизни. Больше всего я люблю в письмах примеры из жизни. А без примеров ничего не докажешь.

И вот Сашенька сидит и переживает свои неприятности. А мама — человек действия, она включает пылесос и говорит:

— Пока вас с Алёшей допросишься — легче сделать самой.

— Оставь, мама, я потом всё сделаю.

— «Потом!» Не терплю это слово. Сиди, мечтатель. Глаза бы мои не глядели. К бабушке поедешь?

— Поеду.

— Собирай чемодан.

— Скоро, мама.

Он хотел сказать «потом», но вовремя остановился. Мама не любит слова «потом». Есть несколько слов, которые мама не переносит. Например, слово «скучно». И ещё слово «забыл». Мама считает, что человек может собрать себя и всё помнить. А если он что-то забыл, значит, сам себя распустил, расслабился, не хочет сосредоточиться. Сама она никогда ничего не забывает — ни ключи, ни носовой платок. И никогда никуда не опаздывает. Мама — молодец. У неё — сила воли. А вот Сашенька не в маму.

В соседней комнате гудит пылесос, а Сашенька всё сидит. Обдумывает что-то. Смотрит на Алёшины картины. Вот Сашенькин любимый натюрморт. В стеклянном кувшине жёлтые цветы. Вода отливает зелёным, или это стекло кувшина зеленоватое? Тёмная картина в тёмной раме, но от жёлтых цветов идёт свет. Он освещает серую салфетку на столе, кусок коричневых обоев. Свет от букета. Может ли это быть? Как Алёша сумел это сделать обыкновенными красками? А вот сумел. Алёша говорит, что от всего прекрасного на свете может излучаться свет. От деревьев. От камней. От неба. А Сашенька думает, что особенно — от глаз.

На другой картине — тёмно-зелёная река. Зима, но вода ещё не замёрзла — она течёт, тяжело, медленно, строго. А по берегу тонкой полосочкой снег, лёгкий, как пух. Куда течёт река? В какое море? И как её зовут? Интересно, а в лагере «Светлые полянки» есть река? Наверное, есть. И как она называется? И есть ли там полянки? И правда ли — они светлые? Интересно, умеет ли Саша Лагутина плавать? Наверное, умеет. Она ловкая и смелая и всё умеет. Сашенька представляет себе Сашу, которая сидит на берегу речки. Светлый песок, солнечные зигзаги пляшут в реке. Саша сидит на песке, мокрые волосы прилипли к щекам, капли стекают на плечи, катятся по её шее. Потряс головой, чтобы отогнать видение, а оно не отгоняется. Рядом с Сашей видит Сашенька Курбатова Константина. Расселся и сидит, пижон. Не понимает, чучело, что никакой настольный теннис ничего не решает, когда речь идёт о великих чувствах. Да разве он может это понять, Курбатов-то? Он для этого слишком высокого мнения о себе, этот Курбатов. Настольный теннис! Да если бы Сашенька только захотел, он научился бы играть лучше этого Курбатова. Сашенька, может быть, научится так играть, что от Курбатова только опилки полетят. Раз! Раз! В руках лёгкая ракетка. Удар точный. Быстрота реакции — вот главное! И резкость! И пластичность! Удар! Ещё удар! Сдавайся, жалкий пижон с золотыми запонками! Пощады не жди! Победил тебя по всем статьям настоящий парень — Черенков Александр! Чей это портрет висит на стенде «Ими гордится вся школа»? Черенкова Александра, вот чей! Кому сама Алла Васильевна, директор огромной школы, пожимает руку, когда здоровается? Конечно, ему, Черенкову Александру. А с кем ходит из школы сама Саша Лагутина, лучшая девочка в микрорайоне, а может — и во всем городе? С кем? Ага, Курбатов, съел? С Черенковым, вот с кем. А на тебя, Курбатов, она смотрит, как на пустое место. Манная каша ты, Курбатов! И больше никто!

Сашенька вскочил с кресла, мечется по комнате, размахивает воображаемой ракеткой, и вдруг — остановился. Насмешливо, внимательно смотрит на него автопортрет. Алёша, кажется, улыбается глазами, будто хочет сказать: «Эх ты, Сашенька! Размечтался, расхрабрился, дома сидя. А кто картинку стащил? Ну, кто? Отвечай».

Поник Сашенька, съёжился. Вспомнил. Много дней мучает его эта история. Когда брал картинку, сам себя утешил: да ладно, у Алёши вон сколько картин. И ещё нарисует. Подумаешь, одна картиночка. И совсем небольшая. Алёша про неё и не вспомнит.

Но это он сам себя утешал. В глубине души он и тогда понимал, что Алёша, скорее всего, вспомнит. И знал Сашенька, что Алёше эта картинка нужна для выставки. Но — унёс. Как-то сумел оттолкнуть от себя в тот момент все совестливые мысли. В тот момент. А потом-то они на него напали, эти мысли. Особенно после того вечера, когда Алёша стал искать акварель и никак не мог успокоиться…

Прошло несколько дней, Алёша как будто забыл. А вот Сашенька никак забыть не может. Гложет его совесть. Ругает Сашенька сам себя. А это и есть самое тяжкое наказание — упрёки самому себе.

Сашенька даже по ночам стал просыпаться. И всё думал — что делать? А что сделаешь? Теперь уж не поправишь.

И вот сегодня, после того как проводил Сашу Лагутину в лагерь, он сидит как сыч, один, и страдает. И портрет насмешливо смотрит на эти страдания. И никогда Сашенька не сможет сказать Саше, откуда взялась афиша. Как же тут скажешь — «я её украл»? Стыдно.

Значит, нет выхода? Да есть же. Есть. Нелёгкий, очень даже трудный. Но — единственный. Решайся, Сашенька. Ничего, ничего сумел провиниться, сумей и теперь сделать то, что нужно. А что нужно сделать-то?

Ты, читатель, догадался, конечно. Ну правильно — сознаться. Всё рассказать брату. Это и есть единственный путь. Конечно, непросто — взять и сказать. И легче замять и надеяться — вдруг всё проскочит, забудется. Только нет, не для честных людей — ждать, дрожать, тянуть и неизвестно на что надеяться. Забудет! А если не забудет? Нет, виноват — признавайся. Так поступают настоящие парни. И девчонки, между прочим, тоже.

Сашенька принял решение. Вот сейчас вернётся домой Алёша, и Сашенька скажет:

«Алёша, мне надо с тобой поговорить».

Алёша удивится. А потом они пройдут вот сюда, в Алёшину комнату, и закроют дверь — маме этот разговор слышать совсем не нужно. Мало ли о чём могут говорить два брата, два мужчины. И Сашенька всё расскажет Алёше. И Алёша тогда пусть делает что хочет. Ругает. Пусть даже стукнет. Пусть перестанет разговаривать с братом. Всё, что угодно, — только не так, как сейчас.

От принятого решения стало веселее. Сашенька включил проигрыватель. Как запоёт Алла Пугачёва. Мама опять книгу уронила. Хорошо, что не в борщ.

— Сделай тише! — кричит мама. — Ты что, с ума сошёл?

— Мама! Алёша скоро придёт?

— Обещал в три. А сейчас? Четверть четвёртого. Не терплю, когда опаздывают.

— Добрый день! Вот я пришёл, голодный, как зверь.

Это вернулся Алёша.

— Сашенька! Где ты? Здорово!

— Алёша, — говорит Сашенька робко, — слушай, Алёша. Знаешь что…

— Идите обедать! Борщ стынет! — зовёт их мама.

А Сашенька мямлит и никак не скажет главного. Опять то же самое. Решить — решил. А сделать? Не получается.

— Алёша! — повторяет он, — понимаешь ли, в чём дело.

— Ну, Сашенька! Ты что? Говори, что тебе нужно, только поскорее.

Алёша перекладывает бумаги на своём столе, двигает тяжёлый мольберт.

— А я, Алёша… — решимость покидает Сашеньку как раз в нужную минуту. Вот так с ним всегда. — Я, Алёша, к бабушке на дачу поеду. Ты знаешь, я доволен — поеду на дачу, там природа хорошая.

Алёша немного удивлённо смотрит на Сашеньку.

— Да знаю я, что там природа. И поезжай на здоровье.

— Мойте руки наконец! Как вы мне надоели.

— Идём, мама! — поспешно отзывается Сашенька. — Алёша знаешь какой голодный. Как зверь. Правда, Алёша?

…Трудное отложить на потом. Это так легко. Легко? А «потом»-то всё равно наступит. И может быть, будет не легче, а, наоборот, тяжелее. Есть проблема — надо её решать, а не тянуть.