Дарю тебе велосипед

Не внук, а мечта

На даче желтеют берёзы, и часто идёт дождь.

Текут по стёклам длинные струи, и Сашенька сквозь мокрое стекло смотрит на речку, вода вся в дырочках, как будто дождь вбивает в неё гвозди. И никого на мокром берегу.

Сашенька собирает чемодан.

Тренировочный костюм вместо синего стал почти белым — выгорел. А тёплую куртку так ни разу не надел, и резиновые сапоги тоже…

Недалеко от калитки большая лужа. Эх ты, лужа-океан, зелёные берега, крутые волны.

Подошли к нему близнецы Пашка и Машка, оба в плащах с капюшонами, один плащ голубой, другой розовый. В голубом Пашка, а в розовом Машка. Сунул Пашка ботинок в воду.

— Ага, не промок.

— Ну меня не промок.

Опять у близнецов соревнование. Скоро, наверное, драка начнётся, у них без этого редко обходится.

— Разойдись! — На полной скорости мчится по улице человек на велосипеде. Дождь, ветер — а он летит вперёд и сразу прямо в середину лужи. Вода из-под колёс в разные стороны! В восторге заорали Пашка и Машка. — Не сметь драться!

Кто этот смелый отчаянный велосипедист? А это Сашенька. Черенков Александр. Вон как лихо он ездит. Ничего не боится.

— А почему нельзя? — кричат вслед близнецы. — Почему не сметь?

— В дождь запрещается, — смеётся он.

Опять Сашенька мечтает? Опять мечты, миражи и видения? Нет, не видения и не мечты.

Сашенька Черенков на самом деле сидит на велосипеде! И довольно ловко едет вперёд. Куда это он под дождём? Какое такое у него неотложное дело появилось? Да есть одно дело. Едет Сашенька Черенков на почту, вот куда. И везёт он письмо.

Едет Сашенька быстро, лужи колёсами рассекает, лицо от дождя не прячет, ему надо, чтобы письмо дошло поскорее. Ему кажется, что это письмо очень ждут.

А в конверте, который Сашенька прячет от дождя на своей груди, совсем как отважный мушкетёр Д’Артаньян прятал секретное послание, — листок в линейку. А на этом листочке такое стихотворение: «Никогда обо мне не узнает та, которой стихи посвящал. О другом человеке мечтает, несмотря, что пижон и нахал». Ну и пусть не совсем удачно, особенно последняя строчка. Зато Сашенька решился на атаку, пошёл в открытый бой. Ай да Сашенька. Против кого? Против самого Курбатова Константина. Ведь что ни говори, а это совсем новый для Сашеньки этап в жизни: не ворчит про себя, а высказался открыто. Будь что будет, страх отброшен. Впрочем, это, кажется, строки из новых Сашенькиных стихов, сочинявшихся на дороге под дождём, когда он крутил педали велосипеда. И велосипед, как верный конь, нёс его вперёд, только вперёд. Сашенька спешил, как будто там, в конце посёлка, его ждал не синий почтовый ящик, а сама Саша Лагутина.

И он увидел её. Она стояла недалеко от мокрой золотой берёзы, и дождь сыпал на неё свои холодные капли, а она улыбалась Сашеньке и говорила: «Как хорошо ты ездишь на велосипеде. Я и не знала, что ты умеешь. Дай покататься, Сашенька». А он соскочил с седла и сказал: «Садись, Саша, и катайся сколько хочешь. Хоть всю жизнь. Дарю тебе велосипед. На память. Вот так». Мокрая берёза в жёлтых листьях. Вот скамейка, вот почтовый ящик. Никакой Саши, конечно, здесь нет. Это Сашенькина мечта. Откуда здесь возьмётся Саша Лагутина? Она в лагере «Светлые полянки». И третья смена подходит к концу, но ещё не кончилась.

А Сашенька мечтатель и фантазёр. Это у него надолго. Может быть, на всю жизнь. На всю жизнь! — как любит говорить Саша Лагутина. А что в этом плохого? Пусть человек мечтает, и придумывает, и фантазирует. Хорошо. Когда надо, пусть совершает поступки, а когда хочет — пускай мечтает. Одно другому не мешает.

…Однажды Сашенька сидел на веранде и смотрел в цветное окошко. На этот раз он выбрал жёлтое окошко. Он видел жёлтый забор, жёлтый берег Истры, жёлтые стволы берёз. На жёлтой дорожке появилась жёлтая бабушка с жёлтым бидоном. Она вошла на веранду и оказалась не жёлтой, а обыкновенной.

— Кашу сварил? — спросила бабушка.

— Сварил, бабушка.

— И пол вымыл, и пыль вытер. Ты не внук, а мечта. Садись завтракать. У нас сегодня огурцы.

— Сейчас, бабушка. Иду.

А сам продолжал смотреть в жёлтое окошко. Жёлтый Лёша прошёл по жёлтой тропинке вниз к реке. Он нёс жёлтые удочки. И рубаха на нём была жёлтая. А вон проехала незнакомая девочка на жёлтом велосипеде. И глаза у неё были, конечно, жёлтые.

— О чём ты мечтаешь, Сашенька?

— Да так, бабушка. Интересно — вот так всё жёлтое, а так — всё синее. Хорошо смотреть в цветные стёкла.

— А, хорошо. Я тоже люблю эти стёкла. Но больше люблю не сидеть и смотреть, а что-нибудь делать. Движение — это прекрасно. Пошли позавтракаем, а потом я тебе покажу одну вещь.

— Какую, бабушка?

— Потерпи. Сюрприз имеет свои законы.

Сашенька быстро поел и уставился на бабушку.

— А посуда? Я мою, ты вытираешь. Давай быстро.

— Бабушка, — заныл Сашенька, — а нельзя посуду потом? Ну, бабушка.

— А мухи? Давай быстрее.

Какой человек не любит, когда ему делают сюрприз? Любой любит. Лишь бы сюрприз был приятным. А уж бабушка всегда знает, чем обрадовать своего внука.

— Где сюрприз, бабушка? — спросил Сашенька, когда была вытерта и убрана в шкафчик последняя чашка.

— Пошли.

Они спустились с крыльца, обогнули дом и подошли к забору. Там, за кустами малины, где дорожка заросла крапивой, что-то блестело. Отсвечивало на солнце что-то чёрное, металлическое. И сияли зеркальные линии. Сашенька побежал прямо через крапиву. Велосипед! Это был велосипед, самый настоящий, чёрный, взрослый, с золотыми буквами. Колёса и руль, седло и педали — велосипед! Сколько раз Сашенька садился на велосипед! Взлетал в седло, легко оттолкнувшись от земли. И нажимал на педали, и летел вперёд. И звонил в звонок. Все расступись, едет Черенков Александр! Только всё это было в мечтах. А на самом деле этого никогда не было. Ни разу.

И вот настоящий велосипед, сияющий и сверкающий, стоит перед ним, легко прислонившись к забору. Сашенька гладит руль и седло, и спицы, и педали, и шины, и звонок. Какой прекрасный велосипед. И как жаль, как обидно, что нельзя вот прямо сейчас сесть и поехать, куда вздумается. Чтобы завертелись колёса, замелькали спицы, чтобы ноги нажимали на педали, а глаза смотрели далеко вперёд. Нельзя, нельзя. Почему? Ну конечно, читатель. Ты догадлив. Потому нельзя, что Сашенька Черенков не умеет ездить на велосипеде. Не умеет. В мечтах ездил, а на деле — не пробовал.

— Бабушка! — Он не хочет её огорчать, ему неловко, но надо признаваться. — Я не умею кататься на велосипеде. Так уж получилось, бабушка.

А бабушка?

Она весело смотрит и нисколько не огорчается. Она отвечает немного невпопад:

— А они — шуба. Да тьфу на неё, на эту шубу. Прелесть, правда?

— Прекрасная машина. Только…

— Садись и поезжай. Что ты мнёшься, как телеграфный столб?

Ну разве столбы мнутся? Впрочем, бабушка за это не отвечает. Она выводит велосипед на дорожку и хлопает ладонью по седлу: садись, Сашенька. Бабушка придерживает велосипед сзади, и он влезает в седло. И хватается за руль, а больше на этой неустойчивой машине держаться не за что. И медленно, неуверенно ставит ноги на педали — а больше их девать и некуда, так уж устроен велосипед. И нога сама нажимает педаль, а другая нога — другую педаль. И велосипед трогается с места. И конечно, хочет сразу повалиться набок.

— Не упадёшь, я держу. Главное — движение. На одном месте обязательно упадёшь. Не бойся, я держу крепко.

И он выезжает на улицу, он едет по дороге, выписывает зигзаги, виляет. Сзади бабушка держит велосипед за седло. Раза два она не удержала, Сашенька свалился. Он потирает коленку, локоть. Поднимает велосипед.

— Бабушка, может, на сегодня хватит? А завтра ещё?

— Ну что ты? Ты способный, ты бесстрашный. Помнишь, как быстро ты научился плавать?

Как важно вовремя напомнить человеку, какой он молодец.

Сашенька снова в седле. Конечно, он бесстрашный. И не каша, и не лапша. И не хуже других. Никто никого не хуже. Бывают минуты слабости, но их надо преодолеть. Хорошо, что бабушка так крепко держит седло.

— Сашенька! На велосипеде не умеет! А я давно умею! — Это Аллочка, конечно. Вышла из своей калитки и стоит, только её не хватало.

— Бабушка, может, хватит? — тихо спрашивает Сашенька.

— Ничего подобного, — тихо отвечает бабушка, — тем более девочка смотрит. Ты что? Садись, поехали.

Он потирает ушибленный локоть. Не так уж и больно, в траву падать мягко.

И снова Сашенька на велосипеде. И опять вперёд, потихоньку. Только руки держат руль чуть увереннее. И спина чуть крепче. И голова не мотается, как былинка на ветру. И зигзаги меньше — путь почти прямой.

— Подумаешь, девочка, — ворчит Сашенька. — Аллочка-кричалочка.

Бабушка трусцой бежит за велосипедом, это придаёт Сашеньке уверенность. Бабушка держит крепко. Хорошо, что бабушка сильная. Не зря она каждое утро делает зарядку, плавает. А зимой каждое воскресенье ходит с подругой на лыжах.

— Девочка, — ворчит Сашенька, а сам крутит, крутит педали.

— Всё равно — девочка, — тихо отвечает бабушка. — Ты мужчина и никогда перед женщиной не показывай слабость. Стыдно.

Да ладно, ладно. Он постарается.

Велосипед едет, Сашенька спокойно нажимает на педали, не дёргает руль, и руль больше не вырывается из рук. Велосипед слушается! Медленно, не спеша, вперёд. Ветер не воет в ушах, до этого ещё далеко. Но всё-таки! Сашенька едет на велосипеде. Это оттого, что бабушка крепко держит его велосипед и не даёт ему повалиться.

— Бабушка! Еду! Лучше, правда, бабушка?

Она не отвечает. Не слышит? Он тогда погромче:

— Бабушка! Смотри, как получается!

— Молодец! Хорошо! Сашенька! — кричит бабушка издалека.

Сашенька не заметил, как она перестала его держать. Она стоит у калитки. А он едет, едет сам. Сам едет!

И Аллочка кричит во всё горло:

— Сашенька научился на велосипеде! Смотрите!

От неожиданности Сашенька делает зигзаг и всё-таки валится набок. Но это уже не имеет никакого значения.

…Теперь он на своём велосипеде каждый день ездит за хлебом и на почту. А иногда за молоком. Если бидон повесить на руль и ехать ровно и аккуратно, молоко не расплещется. А без бидона можно носиться с огромной скоростью.

Жалко, что не видит Сашеньку в эти минуты тот человек, который, может быть, стал бы относиться к нему иначе…