Дарю тебе велосипед

Смотри, какой велосипед!

Сашенька Черенков гуляет по двору, просто дышит свежим воздухом. Нужно же человеку дышать. А погода такая хорошая. Солнышко освещает старые тополя, и они греются напоследок, перед холодами. На чьём-то балконе голубая простыня хлопает на ветру, как парус. И Сашенька стоит под парусом, и уплывает далеко, за тридевять земель, за горизонт. Тихая музыка звучит в душе, это музыка нежной мечты. Вдруг — бах-бабах! — с треском распахивается дверь, и появляется Саша Лагутина. Это как чудо — только что не было Саши во дворе, и вот она, пожалуйста, Саша. Она выкатывает — ну да — велосипед. Самый настоящий, новый, оранжевый, складной! Саша кричит:

— Сашенька! Видал? Это мой велосипед! Складной! Ура!

Она мчится вокруг двора, спицы сверкают и сливаются в сплошной круг. Саша нажимает звонок, и звон раздаётся резкий и громкий. Татьяна Николаевна подходит к своему окну и сердито задёргивает штору.

Саша вылетела из-за гаражей и опять промчалась мимо Сашеньки.

— Чего стоишь? Ну чего стоишь-то?

— А что делать? — крикнул он ей вслед.

— Откуда я знаю! — донеслось из-за трансформаторной будки. — Нечего стоять!

А он вовсе не просто так стоит. Это ей, летящей всегда на бешеной скорости, кажется, что он стоит и стоит. А он-то как раз, может быть, стихи сочиняет. Вот они, стихи, прилетают и садятся на плечо, как прирученная птица. Только руку протяни, и возьмёшь. «На своём велосипеде ты летаешь по двору. Я стою у этой клумбы, ничего не говорю. Только я тебе не нужен, ты не смотришь на меня. Вдаль уносишься по лужам, и тебе не нужен я».

И тут во двор входит невысокий человек в плаще с поднятым воротником. Он останавливается и оглядывается. Кого он ищет? Малыши копаются в песке. Старухи сидят на лавке. За домом орут взрослые ребята, они играют в футбол. Да это же Игорь Михайлович. Вот он заметил Сашеньку и направился к нему.

Из-за гаражей вылетела Саша.

— Здрасте, Игорь Михайлович!

Она спрыгнула с велосипеда, запыхалась, и щёки горят. Вот она стоит на одном месте рядом с Сашенькой Черенковым и учителем, а всё равно как будто летит вперёд, как в Сашенькиных стихах. Всё кружится в Сашиной голове — облака, осенние жёлтые листья и мысли кружатся и разбегаются. Интересно, зачем учитель пришёл в их двор? Может, к родителям идёт на неё жаловаться? А что такого она сделала? Ведь Воронин сам первый начал, и стукнула она не на уроке, а на перемене. Нет, не жаловаться. Да и дома никого нет, до вечера ещё далеко.

— Послушайте, Саша и Сашенька. Я именно вас ищу. Вы знаете, что с Лидией Петровной?

— Знаем! — первой отвечает Саша. — Она на пенсию от нас ушла.

— Конечно, знаем, — говорит Сашенька, — на заслуженный отдых проводила школа Лидию Петровну.

— Заслуженный отдых. Эх вы, люди. Не стыдно вам?

— А что мы такого делаем-то? — Саша на всякий случай защищается.

— Ваша учительница Лидия Петровна больна. А вы об этом даже не знаете. Это порядок? Скажите сами.

— Непорядок, — отвечает Сашенька. — Мы не знали.

— Мы же не знали, — говорит Саша.

— Лидия Петровна живёт одна. Я только что от неё. Вот рецепт. Значит, так. Черенков, быстро на велосипед и в аптеку. Мигом! А ты, Лагутина, давай сразу к Лидии Петровне, обед приготовь, продукты я оставил в холодильнике. И вообще побудь с ней, с Лидией Петровной.

Сашенька протягивает руку к велосипеду. Но Саша отталкивает его руку.

— Игорь Михайлович, всё понятно. Только можно наоборот? Я на велосипеде мигом в аптеку. А он пусть суп варит.

— Почему? — учитель смотрит нетерпеливо. — В чём дело?

— А он, Черенков, на велосипеде не умеет и не умел никогда. Я его вот с таких лет знаю. — Саша показала ладошкой совсем чуть-чуть от земли.

— Умею, — тихо сказал Сашенька, — но как Саша скажет.

— Ты что? — учитель положил Сашеньке руку на плечо. — Всё должно быть на своих местах. И каждый должен делать то, что ему полагается. Быстрее, дорогие мои.

Сашенька кивнул, отвёл Сашину руку, прыгнул в седло и поехал быстро, уверенно, ничуть не хуже Саши Лагутиной. А она, приоткрыв рот, смотрела вслед. Ну и Сашенька.

— Вот даёт Черенков! А не умел, честное слово. Даже на трёхколёсном.

— Всё равно — зачем унижаешь мальчишку! И себя заодно. Не умеешь, что ли, щи сварить? Ну, у Лидии Петровны больное сердце. Важно настроение поднять, мягко поговорить, одиночество рассеять. Да что я тебе объясняю — ты это лучше меня знаешь, ты — девочка.

Саша растерянно топталась на месте. Может быть, впервые она задумалась о том, что унижая другого, мы тем самым унижаем себя. Что женщина имеет своё предназначение в этом мире. И может быть, мальчик — манная каша получается там, где с ним рядом девочка — наждачная бумага? Жёсткая и корявая. Неженственная и чересчур бойкая?

А ты, читатель, когда-нибудь задумывался над этим? Подумай. Это очень-очень важно: мальчику расти настоящим мужчиной; девочке расти настоящей женщиной. А может быть, пассивность мальчишек твоего класса — результат очень уж большой активности девчонок? Жаловаться друг на друга — пустое дело. А вот на себя посмотреть — может, польза получится…

— Ты ещё здесь? — спрашивает у Саши Игорь Михайлович. — Не знаешь, где живёт Лидия Петровна?

— Знаю, Игорь Михайлович, она вон в том доме живёт. Мы в прошлом году ходили поздравлять её с Восьмым марта, и Черенков ходил, и Катя. Одиннадцатый этаж, семьдесят первая квартира.

— Вот и беги. Утешь человека, покорми, обогрей. А то я там топтался, да толку от меня мало. И спешу я очень — надо детей от бабушки забрать. До свидания, Саша.