Дежурный по звездам

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Аэродром отдыхал. Рулежные дорожки, опаленные раскаленными выхлопами газов, источали тепло после недавних полетов. А еще час-два назад узкая коса на берегу моря оглашалась ревом турбин, сигналами служебных машин и громким перестуком многочисленных тележек, развозящих ракеты.

Кузовлев любил предполетное оживление на аэродроме, с его особым, неповторимым ритмом работы, четкими и деловыми командами, идущими с КП от штурманов наведения, когда оживали многочисленные динамики: на СКП, в домике дежурного звена и по всем эскадрильным стоянкам. За проносящимися по бетонке самолетами, как мины, взрывались с громкими выстрелами раскрывающиеся тормозные парашюты. Именно таким Кузовлев представлял себе фронтовой аэродром. Истребители вылетали на разведку, прикрывали передний край и вели ожесточенные воздушные бои, о которых молодой летчик знал лишь из прочитанных книг.

В летном училище Владимир увлекался мемуарной литературой о Великой Отечественной войне, его кумирами были трижды Герои Советского Союза. Он мечтал в будущем повторить их подвиги. Особенно поразил его беспримерный героизм гвардии старшего лейтенанта Александра Горовца. В бою на Курской дуге он сбил девять фашистских самолетов и посмертно был награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Кузовлев много раз возвращался мысленно к воздушному бою храброго летчика, рисовал примерные схемы, рассчитывал время на проведение атак. Горовец смело бросился на группу фашистских бомбардировщиков и выиграл бой! Вот что может сделать смелость. Недаром говорят, что она «города берет».

В один из вечеров в Доме офицеров выступал Луговой. И Владимир волновался перед встречей — еще бы, им будет рассказывать о себе живой герой Великой Отечественной войны, сбивший не один десяток фашистских машин! Перед таким человеком можно испытывать благоговейный трепет.

Генерал-лейтенант Луговой оказался хорошим оратором. Он рассказывал неторопливо, доверительно, с интересом всматриваясь в лица собравшихся в вале.

— Интересуются, приходилось ли мне таранить фашистский самолет, — говорил Луговой. — На Як-3 таранил под Сталинградом в сорок втором году Ме-109.

— Нестеров совершил таран на Львовщине, а командующий сбил там своего первого фашиста, — прошептал Захарушкин на ухо Владимиру.

— Правда? — удивился тот. Он посмотрел на друга другими глазами: неужели Надя усадила мужа за исторические книги?

— Представьте себе на секунду, что перед вами стою не я, умудренный опытом человек, а сержант без всяких орденов и Золотых Звезд, — продолжал говорить генерал, хитро смотря в зал. — Давайте вместе подумаем: почему побеждал сержант Луговой? В сорок первом году нелегко было воевать, и он летал не лучше других летчиков. И сражаться приходилось тогда не с зелеными юнцами — бился тот молодой сержант с летчиками прославленных фашистских эскадрилий: «Удет», «Генрих Геринг» и «Вольные охотники». И сбивал он опытных фашистских асов, и все потому, что стремился к победе. Побеждал смелостью и лютой ненавистью к врагу. И знаете, кто был первым и самым хорошим учителем сержанта Лугового? Командир полка полковник Сидоренко, добровольно воевавший с фашистами в Испании. Все мои боевые награды прежде всего принадлежат моему первому наставнику и учителю. Сидоренко погиб под Прохоровкой: врезался на горящем истребителе в фашистский танк! Своей героической смертью он утверждал победу над фашизмом. Я смотрю на вас, присутствующих в этом зале лейтенантов, — говорил командующий, — как на нашу смену. Учитесь настойчиво и упорно. Берите от своих командиров звеньев и командиров эскадрилий все, что только возможно. Не бойтесь летать, стремитесь к победе. Вы летчики, стражи неба! Дежурные по звездам!

Кузовлев с Захарушкиным подошли к домику дежурного звена.

— Значит, мы с тобой теперь, Костя, дежурные по звездам? — весело сказал Кузовлев.

— Так точно! — Захарушкин отметил, что настроение у Владимира приподнятое.

Навстречу летчикам выбежали техники самолетов, среди них был Сироткин.

— Товарищ командир, машина к вылету готова! — четко доложил он.

— Спасибо! — Кузовлев шагнул к сержанту Сироткину и крепко пожал руку.

— Третий раз я буду дежурить на «десятке», — сказал Кузовлев. — Вы устранили неисправность? Я записывал в регламентную тетрадь.

— Все сделано, товарищ командир! — отрапортовал Сироткин.

Кузовлев неторопливо поднялся по стремянке в кабину самолета. Примерился и быстро перекинул ногу. Опустился в глубокое кресло. С этой минуты для летчика огромный мир со всеми делами и заботами отошел куда-то в сторону и перестал существовать. Знакомую кабину самолета осматривал с таким сосредоточенно-удивленным вниманием, словно видел ее впервые и ему надо обязательно разобраться во всем и постичь назначение каждого прибора, каждой сверхчувствительной стрелки. На приборной доске зрачки приборов, россыпи разноцветных электрических лампочек, ручки, кнопки тумблеров. Кузовлев посмотрел вверх и через светлый плексиглас фонаря увидел сероватое небо. Как легкий куриный пух, гнал ветер белые перистые облака. Летчик туда-сюда повернул ручку, чуть дотронулся ногой до педалей. Прошуршала тяга, повернув в сторону руль поворота. Сделал движение правой ногой — руль изменил направление. Осмотром истребителя Владимир остался доволен. О предстоящем полете думал охотно.

Захарушкин вылез из кабины и неторопливо обошел истребитель, любовно похлопывая ладонью по коротким крыльям. То и дело напряженно смотрел на небо. Ветер сорвался порывом, и все облака, до этого сонно дремавшие, сразу пришли в движение и тяжело поползли, подтягивая растрепанные хвосты.

«А Костя очень изменился после женитьбы. Жена явно действует на него положительно, — еще раз отметил про себя Владимир. — Надя перевоспитывает своего самого трудного ученика». Вслух, естественно, он не сказал ничего. В последнее время он ловил себя на мысли, что не спускал глаз с золотого обручального кольца, словно прикидывал его и к своему безымянному пальцу правой руки. «Скорей бы приезжала Наташа. Женюсь. Обязательно женюсь и закачу прощальный мальчишник!»

— Как самолет? — весело спросил Владимир.

— Порядок! — Захарушкин улыбнулся, довольный, что слышит звонкий голос своего ведущего. В полете-то не поговоришь. Там только радио. Бессознательным чутьем Костя угадывал, что мир восстановлен. Они по-прежнему друзья. Он и не хотел терять давнего друга, без которого чувствовал себя сиротливо и одиноко. Сыграем в шахматы? — предложил Захарушкин.

— Давай. Я сегодня должен выиграть. Живу теперь под девизом: стремиться к победе. Помнишь слова командующего? Предупреждаю, чтобы и ты играл с полной отдачей.

В дежурной комнате Захарушкин проворно расставил фигуры на шахматной доске, вытянул вперед два крепко сжатых кулака:

— Выбирай, победитель!

— Правый.

На широкой ладони Захарушкина лежала белая пешка.

— Твой ход, Владимир!

После нескольких ходов Кузовлев задумался, уставившись в разбитую на клетки доску. Надо было делать новый ход, но мысли унесли его далеко от этой дежурной комнаты с плакатами, световым табло, от аэродрома и от всего окружающего… Кто-то осторожно, но настойчиво трогал что-то очень скрытое в его душе. Внутри заныло и словно растаяла льдинка… «Наташа! Конечно же, Наташа», — догадался он.

— Я тебе не говорил, Костя, Наташа мне письмо прислала, — чтобы как-то выразить свое состояние, сказал Владимир.

— Что пишет?

— Любит!

— Проси отпуск. Женишься.

— Она сама обещала прилететь!

Захарушкин запустил пятерню в волосы и передвинул пешку.

— Я хожу! — сказал Кузовлев, заметив над головой вспыхнувшее табло. Четкие цифры показывали высоту нижнего края облачности, силу ветра и температуру. — Беспокоит погода, — сказал он спокойно. — Оторвись на минутку от доски, посмотри, что нам с тобой сулят на ночь, — обратился он к Захарушкину.

— ПМУ, — сказал беззаботно летчик. — А не все ли равно? Объявят тревогу — вылетим. Мне безразлично: ПМУ, ОМУ! Мы с тобой дежурные по звездам! Ты же знаешь.

Неожиданно Кузовлев смахнул с доски все фигуры.

— Считай, что я проиграл. Давай-ка поговорим по душам.

Захарушкин, видел, что Владимир очень возбужден, и слушал его не перебивая.

— Давай выйдем, подышим воздухом, — нетерпеливо предложил Кузовлев. — Правда, здесь лучше? — спросил он на улице. — Метеоролог наколдовал точно: ветер северный, с моря. Чувствуешь запах йода? Дыши глубже, как говорят врачи. Я все время думаю о Наташе, о встрече с ней… Как получил письмо, каждый день теперь цветы для нее собираю.. Наши, тундровые…

Ревун распорол сонную тишину ночного аэродрома. Сигнал тревоги прокатился далеко вокруг, ударяясь в бугры мочажины, разносясь по морю. Звук не успел еще полностью заглохнуть, как сирена снова ожила и угрожающе завыла, набирая силу.

— Тревога! — крикнул Кузовлев и побежал к самолету. Забираясь по стремянке в кабину, он увидел, что Захарушкин не отстал от него и рывком закрыл прозрачный колпак над головой.

— Всем экипажам готовность номер один! Лейтенанту Кузовлеву — воздух! — раздалась команда штурмана наведения с КП.

Кузовлев чуть потянул ручку на себя — и остроносый истребитель со скошенными назад крыльями, как ракета, упрямо полез вверх. В первый момент летчик подумал, что на него обрушилось огромное небо. Навстречу со страшной скоростью неслись россыпи звезд, и необъятный купол ослепил глаза нестерпимым блеском.

Яркое пламя полыхало за взлетевшим самолетом, вырываясь со свистом из круглых сопел турбин длинными ярко-красными хвостами. Летчик выждал время и четко отработанным движением перекинул тумблер на уборку шасси. Тут же раздался щелчок, и он сразу его отметил, одновременно прислушиваясь к звуку поющих двигателей, которые приносили спокойное удовлетворение.

Истребитель за считанные секунды набрал высоту. Кузовлев окинул взглядом приборы, фиксируя в памяти положение каждого: состояние всех стрелок и датчиков, и тут же покосился на планшет. По сложенному квадрату карты щедро разбросаны голубые точки — озера, четко вычерчен извилистый берег моря со всеми бухтами и заливами. Зеленой краской залиты просторы тундры. Он чуть накренил самолет и под крылом увидел далекие огоньки поселка, темно-серую землю, разбрызганные кляксы озер и пугающую черноту моря. Особенно старательно разгладил капку — спасательный жилет, почему-то впервые по-новому оценивая его необходимость. В экипировке летчика он выполнял функции стальной кольчуги или панциря в снаряжении средневекового рыцаря. На летчике был еще высотный костюм, который натягивался на шерстяное белье, как эластичный чулок. Все одеяние завершал синий комбинезон. Он защищал высотный костюм от случайных зацепов и порывов.

— Десятый, вам курс шестьдесят пять градусов! Высота восемь тысяч! — Голос штурмана наведения звучал отрывисто и напряженно.

— Понял! — спокойно отозвался Кузовлев.

Он не первый раз вылетал по тревоге и хорошо знал, что ему предстояло делать: отыскать цель, а потом имитировать атаку и пуск ракет. Волнение штурмана наведения не передалось ему, так как, с его точки зрения, для этого не было причины. Подошло время летных учений полка, и тревогу из штаба объявляли часто, в любое время дня и ночи.

— Эшелон «десять», атаковать цель!

«Атаковать так атаковать», — подумал летчик, готовясь услышать дополнительные команды с КП. Кузовлев внимательно прислушивался к потрескиванию в наушниках: не раздастся ли снова голос штурмана наведения. Ему приятно услышать любое слово с земли. Он знал, что за ним напряженно следят операторы радиолокаторов, планшетисты и штурман наведения, четко передают данные на КП. Наверное, о его вылете сообщили командиру полка полковнику Здатченко и командиру эскадрильи майору Карабанову. Те, конечно, подняли по тревоге группу усиления.

Кузовлев вспомнил совместный полет на спарке в зону с майором Карабановым. Комэск проверял технику пилотирования и ставил летчика в самые неожиданные ситуации. При этом включал все приборы и наблюдал каждое движение летчика. Тогда он почувствовал себя в воздухе снова курсантом, совершающим свой первый полет.

Первый полет! Он его хорошо запомнил. В аэроклубе ДОСААФ он вылетал на По-2. Мальчишеский страх и сомнения. Как все это было давно! «А существует ли вообще для летчика полет первый и последний? — вдруг пустился философствовать Кузовлев. — По сути, каждый новый полет первый и неповторимый!»

— Десятый, удаление тридцать километров!

Кузовлев почувствовал, что штурман наведения был чем-то обеспокоен. Интересно, что его волнует? Он мысленно перебирал все детали своего взлета, но ничего подозрительного отметить не мог. Цель за рубеж перехвата не выпустит, как сделал однажды. Хватит с него одной ошибки. Больше он ее не повторит! Летчик подумал, что хорошо бы успокоить штурмана наведения и передать на КП несколько ободряющих слов, но, к сожалению, не имел права вступать в разговор.

— Десятый, курс сто тридцать градусов!

Только теперь летчик почувствовал настоящую тревогу. В воздухе что-то произошло, что — ему еще неизвестно. Взгляд его остановился на планшете, пристегнутом резинкой к правой ноге. Рядом нейтральные воды, а за ними незримая линия границы. Неужели кто-то нарушил границу? Чему тут удивляться. Разве он забыл о ежедневных полетах «сов»? Днем и ночью они летали вдоль береговой линии, выписывая замысловатые петли вокруг многочисленных островов. Нет, он все понимал, но не хотел верить, что нарушение государственной границы случилось сейчас, в его дежурство! Было бы лучше, если бы в воздухе находился летчик поопытнее его, например Карабанов или Федоров. Видно, настало время ему держать строгай экзамен. Не в зоне над аэродромом, где проверялась техника пилотирования, а здесь, на высоте, в этом полете. Он что — испугался? Нет. Чувствовал всю меру ответственности, которая легла на плечи. Если так вышло, надо показать свою выучку в полной мере и даже чуть-чуть больше, припомнить все добрые советы Карабанова и Федорова. Доказать, что лейтенант Кузовлев, если надо, не пожалеет своей жизни, но долг свой перед Родиной обязательно выполнит. Он постарался представить, как повел бы сейчас себя прославленный ас, дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Луговой. Прежде всего надо быть спокойным, собранным и предельно внимательным. Он терпеливо всматривался в серый квадрат экрана, отыскивая цель. Ждал команду с КП. Сильно стучало от волнения сердце, ощущал его глухие удары. Посмотрел наверх и увидел знакомые созвездия: Большой Медведицы, Рыси, Гончих Псов и Волосы Вероники. В какой-то момент показалась вспышка красных огней — след летящего самолета. Или это только показалось? Еще ближе прижался к прицелу. Светящаяся рамка сразу вынесла его взгляд вперед на добрую сотню километров. Чувствительная антенна прощупывала каждый метр звездного неба. Ей не служили помехой встречавшиеся облака, снежные заряды и проливной дождь.

— Десятый! «Сова» вторглась в наше воздушное пространство! — Теперь уже голос штурмана наведения звучал спокойно и уверенно.

Кузовлев размышлял. Может быть, летчик на неизвестном самолете просто сбился с курса? Разберется и отвернет от границы. Все должно решиться в течение нескольких минут, которые после команды с КП казались Кузовлеву самыми долгими в его двадцатичетырехлетней жизни.

А в это время штурман наведения и планшетисты внимательно приглядывались к поведению нарушителя. Его маршрут в точности повторяла жирная линия черного фломастера.

— Десятый, заставьте нарушителя свернуть с курса!

— Понял! — Летчик слился с истребителем, не отрывая взгляда от квадратной рамки экрана. По серому стеклу пронеслись пунктирные черточки. Луч локаторов четко рисовал облака, а когда наткнулся на снежный заряд, черточки замелькали в хаотическом беспорядке, пронесясь поперек экрана на большой скорости. И вдруг, когда уже Кузовлев отчаялся что-нибудь заметить, в обрезе рамки мелькнула засветка — яркое пятнышко с булавочную головку. Чуть довернул истребитель, и цель быстро передвинулась к кольцу.

— Цель обнаружил!

— Заставьте свернуть с курса! — В голосе штурмана наведения звенел металл. — Идите на сближение!

Самолет-нарушитель почувствовал преследование. Летчик бросал машину в разные стороны, стараясь оторваться от перехватчика. «Поиграем в салочки», — подумал Кузов-лев, входя в настоящий охотничий азарт.

— Высота заданная! — передал штурман наведения.

Летчик обрадовался подсказке с КП. Она вселила уверенность, что за нарушителем внимательно следили все радиолокаторы, десятки операторов, солдат, ефрейторов, сержантов и офицеров. Они вглядывались в светящиеся экраны, чтобы вовремя прийти ему на помощь.

И снова на квадратном экране появилась засветка. По тому, как она прыгала из одного угла в другой, Кузовлев понял, что чужой летчик старался его обмануть. Он повторял движения нарушителя, попеременно действуя рулями.

Нарушитель не заблудился, а явно выполнял специальное задание, углубляясь на нашу территорию.

— Идите на сближение.

— Понял! — Кузовлев включил форсаж.

Небо налилось еще большей чернотой. Внизу, в море, лежал опрокинутый небосвод, и звезды дробились и прыгали на высоких волнах. На «сове» поставили радиолокационные помехи. Кузовлев напряженно всматривался в экран, силясь разобраться в мелькавших перед ним черточках и пунктирах. Они проносились без остановки, то увеличиваясь в размерах, то уменьшаясь, становясь тоньше волосков.

— Нарушитель поставил радиопомехи! — передал озабоченно Кузовлев на КП.

— Знаем. Ищите цель! Высота достигнута! — сказал штурман наведения.

Кузовлев кинул напряженный взгляд на приборы. Нарушитель шел прежним курсом. Белая точка засветки запрыгала по экрану. «Теперь уже не уйти! Попробую предупредить последний раз!» Летчик послал ручку вперед, и истребитель набрал скорость.

Засветка стремительно росла. Маленькая точка увеличивалась перед Кузовлевым, и он молча вел отсчет оставшимся километрам. Впереди мелькнула красная линия огней, как инверсионный след за самолетом.

«Вот тебе и «сова», — подумал лейтенант. — Кажется, четыре двигателя!» Он знал все типы иностранных самолетов и мог узнать их даже по силуэтам.

Нарушитель кинул свой самолет вниз, и засветка пересекла экран по косому углу, как падающая звезда.

Кузовлев терпеливо ждал команду с КП.

— Поведение нарушителя? — строго спросили в микрофон.

— Идет прежним курсом. Видел огни турбин. Бомбардировщик дальнего действия.

— Идите на сближение!

Нарушитель снова бросил бомбардировщик вниз. Засветка ушла за поле экрана. Владимир отвел ручку от себя, и истребитель устремился к морю. Отраженные звезды вдруг вспыхнули яркими огоньками на гребнях волн и тут же стремительно провалились в черноту. Он прервал пикирование и выровнял машину. Внимательно присматривался и искал нарушителя. Перед экраном, как в вьюжный день, мелькали несущиеся черточки, сбиваясь в центре, а затем стремительно разлетались по сторонам.

Ослепительная точка неожиданно мелькнула среди круговерти снежинок. Кузовлев поймал ее, впившись напряженными глазами, сосредоточив сейчас на ней всю свою волю и внимание. Точка стремительно пошла вверх и оказалась в узком кольце.

Большой палец руки сильно придавил плоскую головку кнопки. Кузовлев почувствовал, как по направляющим рельсам скользнула ракета, и машина вздрогнула, освобождаясь от груза. Он нажал еще раз, и вторая ракета ушла вдогонку, ослепляя ярким пламенем.

«Вот и вся игра!» — подумал он, чувствуя смертельную усталость от огромного напряжения. Посмотрел на часы и не мог поверить, что поиск нарушителя и атака заняли лишь считанные минуты. Ему казалось, что все это длилось целую вечность…

— Цель уничтожил! — передал Кузовлев по радио на КП бодрым голосом, стараясь не выдавать своего волнения, как человек, который хорошо потрудился и выполнил сложное задание…

И вдруг летчик почувствовал страшный удар. Истребитель сильно тряхнуло, и он начал падать. Кузовлев попробовал выровнять машину, но она не слушалась. «Что случилось?» — мучительно подумал он, чувствуя, как теплая струйка крови потекла по щеке. Защитный шлем на голове промялся. Завыла сирена, и на приборной доске предостерегающе вспыхнули все красные лампочки, предупреждая об аварии.

— Десятый! Десятый!..

Кузовлев услышал далекий голос штурмана наведения, но не успел ответить. В последний момент нажал кнопку катапультирования. Сильным взрывом Кузовлева выкинуло из кабины истребителя. Мимо него, обдавая жаром, промчался горящий самолет…

Летчик падал в угрюмую черноту моря. На высоких волнах вспыхивали знакомые россыпи звезд и сразу пропадали…