Дежурный по звездам

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Перед генерал-лейтенантом Луговым лежала развернутая карта. Ее недавно принес оперативный дежурный. Рядом с командующим стоял начальник штаба, опираясь рукой о край стола. Стрелки электрических часов показывали два часа ночи. Несмотря на поздний час, штаб работал. Каждую секунду ждали сигнала тревоги. И тогда придут в движение все многочисленные подразделения. Операторы займут свои места за радиолокаторами, летчики рассядутся по кабинам и будут ждать команду на вылет.

Пронзительный звук ревуна всегда волновал Лугового. Он переносил его к первым дням воины. Он не мог остановить бег времени, но память возвращала к воздушным боям, подсказывала имена друзей.

Сейчас командиры эскадрилий сверхзвуковых всепогодных истребителей получат боевую задачу. Одним лететь к Тихому океану, другим — на Балтику, а третьим — к Черному морю. Маршруты все дальние. Неизвестно, с какой погодой могут встретиться летчики на маршрутах. Нужна выдержка, умение выйти победителем из любой сложной ситуации. В войну на каждом шагу поджидали неожиданности.

Луговой не признавался, но после прилета первой эскадрильи особенно часто думал о Карабанове и Федорове, даже завидовал им. Вглядываясь в карту, мысленно перечертил все маршруты. Хотел бы сам вести за собой группу. Авиация была его любовью! Когда-то он летал, да еще как летал!

Записки возвращали его в то далекое незабываемое время…

Каждый день теперь походил на праздник. Луговой радовался, что раньше своих товарищей прибыл в истребительный полк. Прошла неделя, и он успел вылететь на «Чайке», провел воздушный «бой» в зоне с командиром эскадрильи. В полк в огромных ящиках прибывали первые МиГ-3. Собирать их начали в закрытом ангаре. Доступ туда строго ограничили. Луговой с нетерпением ждал, когда с новым истребителем познакомят летчиков, и жалел, что Сергея Воробьева до сих пор нет. «Наверное, обнаружили что-то серьезное и положили в госпиталь», — решил он.

Утро радовало ярким светом, птичьими голосами. Николай проснулся и сразу вспомнил о предстоящих полетах. Солнце било в широкие окна, стеля на крашеный пол яркие желтые квадраты, перечеркнутые крестами рам. Капитан Богомолов запланировал полеты в зону и стрельбу по конусу, но Николай подсознательно чувствовал, что именно сегодня придется помериться силами с командиром полка и воздушный «бой» будет строгой проверкой его выучки и бойцовских качеств. Радовался этому и одновременно боялся. Подполковник Сидоренко не инструктор, который многое прощал. Командир воевал в Испании, сбивал «фиаты» и «мессершмитты». Поблажки от него ждать не приходится. И чем больше Луговой думал о предстоящем «бое», тем больше входил в настоящий охотничий азарт. Ему явно льстило испытать себя на сильном противнике, а самое главное — понять, на что он способен. «За одного битого двух небитых дают», — неожиданно вспомнилась любимая поговорка отца. Он припомнил все известные фигуры высшего пилотажа и думал о том, как проведет их в воздухе. Поднял руки, словно взвешивал каждую из них, стараясь представить воочию, сможет ли выдержать эти страшные перегрузки, хватят ли мастерства.

На утреннем построении Николаю все казалось прекрасным и радостным. Совершенно другим видел он сейчас даже старшину-кавалериста Задуйветра — он представлялся ему добрым и заботливым. Луговой осудил свое мальчишеское поведение — они часто над ним подтрунивали, не всегда прислушивались к его советам.

Старшина Задуйветер медленно называл фамилии летчиков по списку, как будто первый раз знакомился с каждым из них.

— Сержант Алексеев.

— Здесь!

— Сержант Луговой.

— Здесь! — громче обычного крикнул молодой летчик, приветливо смотря на стоящих товарищей, не понимая, почему они не разделяли его радости.

Старшина Задуйветер медленно несколько раз оглядел строй, посмотрел на сержанта Лугового и отчетливо произнес:

— Старшина Воробьев!

— Товарищ старшина, — строго сказал капитан Богомолов, — когда наконец вы перестанете путать фамилии летчиков нашей эскадрильи. Откуда вы его взяли, старшину Воробьева?

— Товарищ капитан! — обиженно вспыхнул Задуйветер. — Так они же вместе прибыли с сержантом Луговым. Числится в эскадроне!

— «Эскадрон»! Пора запомнить — не эскадрон, а эскадрилья. Какой летчик? Когда он прибыл? Я первый раз слышу эту фамилию.

Старшина растерянно развел руками.

— Я на него и заявку собираюсь подать в столовую. Койку держу.

— Луговой, кто с вами прибыл?

— Старшина Воробьев. Он, наверное, в больнице. У него было что-то похожее на отравление.

— Товарищ старшина Задуйветер, вы были в госпитале?

— Нет.

— Час от часу не легче! Почему я не слышал ни о каком старшине из Качинского училища? Он с вами учился? — обратился капитан Богомолов к Николаю.

— Нет. Он закончил Оренбургское.

— Старшина Задуйветер, а вы почему не доложили о прибытии нового летчика?

— Думал, вы знаете.

Тяжело ступая, Богомолов подошел к телефону.

— Телефонист, соедините меня с начальником штаба. Товарищ майор, докладывает капитан Богомолов. На построении выяснилось, что у меня пропал один летчик — старшина Воробьев. Должен быть в госпитале. Сержант Луговой доложил, что прибыл с ним в полк в одни день. Вы видели его? Что вы говорите? Из Оренбургского военного училища никого не ждете? Сейчас буду в штабе. — Капитан положил трубку и строго посмотрел на Лугового, потом на старшину: — Сержант и вы, Задуйветер, со мной в штаб.

В кабинете начальника штаба командир полка подполковник Сидоренко и капитан из особого отдела с петлицами пехотинца нетерпеливо ждали командира третьей эскадрильи. Начальник штаба суетился и озабоченно рылся в лежащих на столе бумагах, тяжело отдуваясь. Не успела закрыться за вошедшими дверь, как подполковник Сидоренко требовательно сказал Луговому:

— Товарищ сержант, доложите, с каким старшиной вы прибыли в полк?

— Товарищ командир полка, — начал Луговой растерянно и не особенно понимая, что конкретно он должен рассказывать, когда все совершенно ясно и так, — около проходной меня догнал старшина в летной форме. Он поинтересовался, какое я закончил военное училище. Я ему ответил. Выяснилось, что мы земляки. Решили попроситься в один полк. В проходной старшина Воробьев замешкался — искал ключ от чемодана, а потом что-то с ним приключалось. Почувствовал себя плохо и побежал в санчасть. В штаб я пошел один.

— Все точно, — вытирая потное лицо, закивал головой начальник штаба. — Я принимал документы у сержанта Лугового. А старшины Воробьева не видел.

— Я думал, что Воробьев вот-вот подойдет, и даже занял для него койку, — продолжал Луговой.

— Вы уверены, что старшина Воробьев ваш земляк? — строго спросил капитан из особого отдела, поблескивая стеклами очков.

— А зачем ему меня обманывать?

— А как звали Воробьева? — Это задал вопрос капитан Богомолов.

— Сергеем, сказал — из Шахт… Перед ужином я заходил в санчасть, — как-то неуверенно уже отвечал Луговой.

— Ну и что вы узнали? — допытывался подполковник Сидоренко.

— В санчасти он был. Медицинская сестра нашла запись с его фамилией.

— Вы его видели там? — Капитан из особого отдела достал из кармана блокнот, приготовившись записать ответ.

— Нет.

— А куда он делся? — спросил начальник штаба и торопливо принялся обтирать носовым платком лицо.

— Медсестра нашла записку врача — старшину положили в госпиталь.

— Имя медицинской сестры?

— Валя. Мы с ней разыскивали Воробьева.

— Товарищ сержант, вам не показалось подозрительным, что за целую неделю старшина ни разу не позвонил в полк, не прислал вам записку? — спросил комэск.

— Сержант Луговой, — громко сказал командир полка, — мы получили новые самолеты. Рядом граница, фашистская Германия. Думаете, шпионы не заинтересовались нами? По Испании знаю, на что способны фашисты!

На сержанта Лугового со всех сторон сыпались вопросы. Он не успевал на них отвечать.

— Как выглядел старшина Воробьев? Какого он роста? Цвет его волос? Глаз? — Это все нужно было знать капитану из особого отдела.

А командир полка дал приказ начальнику штаба усилить охрану аэродрома.

— Никаких увольнений в город. Всем вольнонаемным сегодня же заменить пропуска. Караулу сменить пароль и отзыв.

— Воробьев среднего роста, — силясь вспомнить какие-то особые приметы «земляка», говорил Луговой. — Блондин, глаза светлые, вроде голубые. Нос обыкновенный. Лицо простое.

Во всех виденных им картинах шпионы были совсем другие: в клетчатых кепках, со шрамами на лицах. Как он ни прикидывал — не мог поверить, что весельчак Сергей шпион. Не такой уж он дурак. Шпиона и сам бы раскусил. Воробьев наверняка в госпитале. И Валя тоже хороша, обещала все узнать и забыла! К сержанту Луговому вернулась былая уверенность, и страх начал улетучиваться. Он с нетерпением посматривал то на начальника штаба, то на командира полка, то на комэска. Он ждал, что кто-то из них вот-вот скажет:

— Сержант Луговой, вы свободны.

Несмотря на все случившееся, он все время думал о предстоящем полете с командиром полка. Ему надо успеть вернуться в общежитие, взять планшет с картой, шлем с очками, перчатки. А вместо этого он услышал строгий вопрос капитана из особого отдела:

— Сержант Луговой, оружие есть?

— Нет. Пистолет получу перед полетом.

— От полетов я вас отстраняю, — глухо сказал командир полка. — Вас как простачка провел фашистский шпион. Старшина Задуйветер, вам объявляю строгий выговор. Сержанту Луговому еще можно что-то простить — он недавно из детского сада. А где ваша бдительность? Вы опытный служака.

— Сержант Луговой, все вещи на стол! — распорядился капитан из особого отдела. И быстро обыскал летчика.

Николай не сразу понял, что происходило в комнате. Почему голос капитана из особого отдела стал угрожающим, а руки бесцеремонно выворачивали его карманы, где, кроме потертого кошелька с тремя рублями, расчески с выломанными зубьями и платка, больше ничего не было. Начальник штаба сидел, тяжело отдуваясь, в мокрой гимнастерке. На переносице у него дрожала капля пота.

— Я верю в интуицию. Сержант Луговой мне сразу показался подозрительным, — подобострастно шептал он.

— Какая еще к черту интуиция? — резко оборвал его подполковник Сидоренко. — Шпион разгуливает по гарнизону, а вы ничего ее знаете. Старшину тоже надо наказать.

Николая Лугового вывели из штаба. Сзади шли два красноармейца караульной роты, держа винтовки наперевес. Удивление на их лицах сменилось чувством ответственности и презрения к арестованному. Они не знали летчика, но поверили сразу, что он что-то совершил. Встречные удивленно смотрели на сержанта. Забегали вперед, чтобы заглянуть в лицо идущего без пояса летчика.

— Шпиона поймали! — с готовностью объяснял всем начальник штаба.

Он уже считал себя причастным к проведенной операции и торопливо семенил за капитаном из особого отдела, потной рукой крепко сжимая ребристую ручку пистолета — вдруг Луговой бросится бежать, тогда он первый выстрелит.

Луговой, естественно, не догадывался о таком настроении майора. Отрешенно смотрел впереди себя, не узнавая дороги, по которой шел сюда, не видел знакомого городка, его домов с высокими красными черепичными крышами. Все происшедшее будто оглушило его, а главное — он никак не мог поверить, что Сергей Воробьев, которого он считал почти товарищем, шпион.

Обгоняя бежавших сбоку красноармейцев, вырвался сутулящийся старший сержант Родин. Он был красив в новой, подогнанной форме. Как будто только сошел с картинки из строевого устава: гимнастерка без единой морщинки, туго перетянута в талии широким ремнем, кирзовые сапоги начищены до ослепительного блеска.

— Витька! — крикнул Луговой, чувствуя, что голос срывается. — Скажи, что ты меня знаешь… Мы с тобой в аэроклубе… Витька, ты один знаешь моего отца и мать, ну скажи им что-нибудь!

Родин молча испуганно посмотрел на друга. Глаза его расширились, лоб покрылся потом. Казалось, он о чем-то напряженно размышлял какое-то время, но, так и не найдя подходящих слов, прыгнул в сторону и побежал по дороге не оглядываясь.

Луговой смотрел ему вслед и видел только его острые лопатки, которые пузырили на спине гимнастерку…

Он так и не понял, куда его привели. Тяжелая дверь захлопнулась, заскрипели петли. В маленькой комнате зарешеченное окно, койка накрыта серым одеялом. Он промерил комнату: от стены до окна пять шагов, поперек три шага. Провел рукой по шинельному одеялу и задумался: «Неужели они меня как-то связывают с Воробьевым?»

Спокойная жизнь кончилась, а что ждало впереди, не известно. Ему надоело сидеть, он чуть-чуть разбежался и подпрыгнул. Ухватился руками за решетку и подтянулся. Но окно загораживал козырек из кровельного железа.

…Прошло три дня. А Луговой по-прежнему жил ожиданием своего полета. Мысленно проделал в зоне не одну фигуру высшего пилотажа. На крашеный пол легли желтые пятна солнца, а ему показалось, что он на летном поле среди желтых одуванчиков. Он уверен, что не подкачает, первым заберется в кабину своей «Чайки». Думать о полете было радостно. Хотелось снова вдохнуть воздух аэродрома. Часто вспоминал он и механика Михаила Потаповича. Старшина-сверхсрочник годился ему в отцы. Делал все неторопливо, с большим знанием. За кирзовым голенищем сапога всегда отвертка. «Для нашей лошадки пригодится!» — хитро подмигивал он, любовно глядя на «Чайку».

Раздался громкий щелчок. В комнату вошел красноармеец и молча поставил на стол круглый котелок, потом положил два куска хлеба.

— Обед!

Луговой нехотя помешал в котелке ложкой. Борщ принесли из красноармейской столовой. Он поддел большой кусок мяса, посмотрел на него и тут же утопил в котелке. Есть не хотелось. Швырнул ложку в сторону и принялся нервно ходить по комнате. Мысли пропали. Голова стала удивительно тяжелой. Он лег на койку и тут же вскочил — все равно не заснуть.

В сотый раз он перебирал день за днем, час за часом, старался вспомнить каждый свой шаг… Решительно ничего не вызывало у него подозрения. Его соседом в вагоне оказался лейтенант интендантской службы. Ночь провели вдвоем: пассажиров не подсаживали. Утром с интендантом сели играть в подкидного дурака. Не отказался. Когда перебрасывались картами, к ним вошел молодой человек в синем френче. «Возьмете третьим?» — спросил он, Но они уже игру заканчивали. Чем-то он был похож на старшину Воробьева, но, конечно, это был не он. «Выходит, мы с тобой в один истребительный полк получили направление», — как сейчас, услышал он слова Сергея. И как искренне был он рад, что встретил товарища, что служить будут вместе.

«Ну какой он шпион, — не переставал удивляться Луговой. — Сергей Воробьев свой парень. Тут что-то не так!»

На этот раз замок щелкнул с пронзительным скрежетом. Дверь широко распахнулась. Луговой безразлично повернул голову — он уже не ожидал ничего хорошего для себя от прихода кого бы то ни было. «Наверное, опять еду принесли», — подумал он. Но красноармеец обычно колотил алюминиевой ложкой, возвещая о своем приходе. Только после этого ставил на стол котелок и кружку чаю.

Но на этот раз в дверях стоял подполковник Сидоренко, загораживая своей широкоплечей фигурой весь дверной проем. По черному кожаному реглану скатывались дождевые капли.

— Здравствуйте, Луговой! — громко сказал командир полка, оглушая летчика своим басовитым голосом. — Случайно, не разбудил? — Крепко сжал локоть сержанта — как будто пробовал силу его руки. — Хватит бока отлеживать. Собирайся!

В узком коридоре стояли комэск, начальник штаба и капитан из особого отдела.

Луговой шагнул вперед и застыл на пороге: в лицо ударил порывистый свежий ветер. С непривычки закружилась голова.

Моросил мелкий дождь, подсвеченный солнцем. В небе, как раскаленная полоса металла, сверкала крутая радуга. «К перемене погоды», — машинально отметил он и по-детски подставил ладони под капли.

Подполковник Сидоренко терпеливо ждал, когда сержант подойдет к машине. Рядом с Луговым на заднем сиденье поместился Богомолов. Летчик удивленно посмотрел на комэска. Он впервые видел его таким уставшим. Даже черты лица заострились, а под глазами темные полукружья.

— В лагерь! — приказал командир полка шоферу.

Машина проскочила ворота аэродрома и вырвалась на широкую булыжную мостовую. Шофер обрадовался открывшемуся простору и увеличил скорость, затем долго кружили по узким улицам города, пока наконец не выскочили в поле. Вдоль дороги, справа и слева, высокая пшеница. Легкие и нежно-зеленые колосья под порывами ветра рассыпались, как прибойные волны.

Луговой неотрывно смотрел и не мог наглядеться на быстро мелькавшие поля, перелески, домики под соломенными крышами.

— Пришлось за тебя повоевать, Луговой! — весело сказал командир полка. — Капитана Богомолова благодари. Да-да, его. Он за тебя все пороги оббил, одной бумаги целый пуд исписал. Мы без тебя в лагерь перебрались, подальше от чужих глаз. Летаем на «мигах». Истребитель классный. Вот так… Признаться, беспокоит меня нынешняя обстановка. Почти каждый день нарушают границу немецкие самолеты.

— У нас же договор с Германией о ненападении, — неуверенно подключился к разговору Богомолов. — Слухов много — всем верить нельзя.

— Слухам я не верю, — сухо сказал подполковник Сидоренко. — Но Испания многому научила, а главное — не верить фашистам. Почему немцы вдруг стали нарушать границу? Думаете, хотят знать, как мы готовимся к уборке урожая? Нет! Не вам объяснять, для чего летают разведчики и какие задачи перед ними ставятся. Он обернулся и посмотрел на сержанта: — Вам, Луговой, пусть будет известно — не один «старшина Воробьев» пытался проникнуть на аэродром. Около ангара, где собирали «миги», арестовали неизвестного в форме милиционера. Какое дело милиции до наших самолетов? Враг хитрей, чем его на картинках рисуют. Пора уже знать об этом. Надо готовить летчиков к боям. Мне пришлось драться и с «мессершмиттами» и с «хейнкелями». Не такое это простое дело, смею вас заверить.

— Товарищ подполковник, — оказал тихо капитан Богомолов и подался вперед, напряженно всматриваясь в темное лицо командира полка, — я в Испании не воевал… Но и у меня есть кое-какой опыт. Мы должны помнить о нашем договоре с Германией и не дать никому повода его нарушить.

Николай с интересом прислушивался к разговору. Этот спор возник не случайно. Начался он между командирами уже давно…

— Выходит, надо готовиться к войне? — почти с иронией спросил капитан Богомолов.

— Война завтра не начнется, — улыбнулся Сидоренко, растягивая бескровные, обожженные губы. — Но готовиться к ней надо. Задача перед нами конкретная: в короткий срок освоить новый истребитель. Все летчики должны летать на «мигах». Не хватит дня — занимайтесь ночью…

Машина остановилась перед КП. Часовой на посту лихо козырнул подполковнику и торопливо поднял шлагбаум, открывая дорогу в лагерь.

— Жарко? — спросил подполковник Сидоренко.

— Хорошего дождя бы. — Красноармеец вытер потное лицо.

Дождевая туча уходила на запад, раздерганная вспышками молний, таща на землю, через поля и овраги, черные хвосты.

Подполковник Сидоренко подхватил Николая под руку и отвел в сторону. Он внимательно посмотрел на него и по-отцовски ласково, доверительно сказал:

— Советую об аресте больше не вспоминать и не затаивать обиду. Скорей устраивайся, и будем летать. Мне летчики очень нужны хорошие. А мы с тобой так и не померились силами. — Он слегка подтолкнул Николая в спину: — Иди и устраивайся. А я в штаб. Капитан Богомолов, забирайте своего летчика.

— Нам направо, — сказал Богомолов, показывая Луговому дорогу.

Он шел впереди, сбивая голенищем с листьев орешника серую пыль. Высокие сосны с медно-красными стволами обдали их настоявшимся запахом скипидара и хвои. Лес стоял стеной, и в полумраке капли смолы на красных стволах сверкали, как бриллианты.

Скоро просека поредела, и замелькали выгоревшие палатки. Комэск вышел на линейку. Пройдя немного по ухоженной дорожке, присыпанной песком, он остановился перед палаткой. Хлопнул рукой по тугому брезенту, и сверху, шурша, посыпались колючие иголки.

— Дождя не дождались, а очень нужен, — улыбнулся Богомолов. Старательно обтер подошвы сапог о нарубленный лапник и шагнул в палатку. — Твоя койка рядом с моей, проходи, располагайся.

Луговой направился к умывальнику, долго обливался водой, пофыркивая от удовольствия. Вернувшись в палатку, обнаружил под койкой свой потертый чемодан. Достал бритву с помазком и принялся снимать колкую щетину. Посмотрел на себя в зеркало и не узнал — лоб пересекла глубокая морщина, а в углах губ залегли две складки…

— Десятое июня! — произнес он громко и ужаснулся, когда до его сознания дошло, что он пробыл в камере месяц и три дня.

Кто-то хлопнул снаружи ладонью по тугому брезенту палатки, и он загудел, как большой барабан.

— Колька, кого я вижу? — в палатку просунулся Виктор Родин, веселый, довольный. — Я капитана Богомолова встретил, он мне все рассказал. — Потянулся, чтобы обнять товарища, но Луговой отстранился.

— Ты чего? Не рад?

— Не очень.

— Я верил, что тебя выпустят.

— Я тоже верил.

— Мы с тобой учились в аэроклубе… Ростовчане… Земляки.

— Земляков с меня хватит. Что ты хотел сказать? — спросил отчужденно. — Товарищ познается в беде!

— Поздравить пришел… Я за тебя боялся, переживал. Капитан из особого отдела меня тоже два раза допрашивал… Грозился арестовать!

— Видно, больше боялся, чем переживал. — Луговой больше не обращал внимания на Родина. Ему неприятно было его суетливое оживление, искусственная улыбка.

Родин постоял немного и, сутулясь, вышел из палатки.

Зеленое полотнище палатки загудело от неожиданно налетевшего звука мотора. Где-то за лесом был аэродром — видимо, механик опробовал мотор «Чайки» и в лагерь залетела звенящая песня винта. По вершинам сосен пробежала волна воздуха, стряхивая колючую хвою.

Луговой оцепенел. Сколько радости принес ему давно забытый звук, разволновал! Левая рука непроизвольно сжалась в кулак, будто положил ее на сектор газа.

Мотор пел все голосистее, набирая полную мощь. Летчик представил, как самолет оторвался от старта и несся по полю, слегка подпрыгивая. Мысленно потянул ручку на себя и до боли зажмурил глаза, чтобы представить все реальнее. Как он соскучился по знакомому клеверному полю, своей белокрылой «десятке» и, конечно, по механику Михаилу Потаповичу. Милому, милому Топтыгину!

Он вылетел из палатки. Бежал по лесу на звук мотора, не обращая внимания, что лапник больно хлестал по лицу и гибкие ветки орешника щелкали, как удары резины. Не успел выйти из леса, как услышал незнакомый раскатистый гул. У деревьев задрожали ветви, и с дубов полетели тяжелые листья.

— «Миг»! — охнул он, стараясь рассмотреть, как выглядит новый истребитель. Припомнил все известные ему марки истребителей, но так и не определил, на какой из них похож «миг». Все усиливающийся рев мотора свидетельствовал о его мощи. Пробежав немного вперед, Луговой оторопело остановился.

На старт рулил «миг» с гордо поднятым носом. За стеклянным колпаком виднелась голова летчика в шлеме. Мощный гул мотора ударил со старта. Николаю показалось, что воздух стал упругим и звонким.

Вот это машина! Она поразила совершенством своей формы и удивительной соразмерностью частей.

Летчик в «миге» послал ручку газа вперед, и машина стремительно рванулась по клеверному полю, чуть приседая, все больше и больше увеличивая скорость. Струя воздуха перевернула листья клевера, и летное поле из зеленого стало серым — под цвет волны. МиГ-3 последний раз ударился колесами о землю и оторвался. А от белого стартового полотнища, словно стараясь догнать истребитель, бежала серо-зеленая волна клевера, распространяя душистый запах.

Луговой стоял как вкопанный, хотя на линейке готовности ждала его «десятка». Но он словно забыл о своем желании скорее забраться в кабину, подержать ручку штурвала, пошуровать ногами руль поворота, встретиться с Михаилом Топтыгиным.

По всему было видно, что летчик на МиГ-3 наслаждался полетом. Луговой не сомневался, что взлетел подполковник Сидоренко. Только он один умел так пилотировать: резко бросал истребитель вниз, разгонял его на пикировании, чтобы через секунду взмыть вверх и крутить восходящие бочки. Пробив кучевую облачность, «миг» камнем рухнул вниз. Промчался бреющим полетом над аэродромом, чуть не сбивая стоящих на линейке механиков упругими ударами воздуха, и тут же свечой ушел вверх, делая переворот за переворотом. Стремительный каскад головокружительных фигур еще раз убедил Лугового, что пилотировал командир. Только подполковник Сидоренко летал так рискованно, подчас нарушая академическую строгость: срывая самолет о высоты и снова резко взлетая вверх.

С замиранием сердца Луговой смотрел сейчас на каскад фигур. Ему казалось, что от больших перегрузок от самолета отлетят крылья и он начнет разваливаться на глазах. Но «миг» послушно выполнял волю летчика, как хороший конь, чувствуя мастерство наездника.

И вдруг Луговому пришла в голову одна простая мысль — Сидоренко готовит себя к будущим воздушным боям, поэтому так придирчиво гоняет новый истребитель, чтобы до конца испытать его маневренность. «Кому, кому, а нам придется воевать», — вспомнил Луговой его слова. И вот готовится. Да как! Себя не жалеет! И так летает лучше всех в полку!

Сейчас каждое слово командира полка приобретало для Лугового особую силу. На учете каждый летчик, время тревожное. Того и гляди, начнутся военные действия. Он прав: надо быть готовым ко всему. Авторитет командира велик. Начальник штаба — тот совсем другой. Его рыжее, потное лицо, угодливый вид не внушали доверия. И его поучения мало действовали на Николая, хотя, будь он немного сообразительнее, не попался бы на крючок «старшине Воробьеву». С неожиданным теплом подумал вдруг о медсестре Вале. Вот кого он искренне хотел бы скорее увидеть. А ведь и встречались-то они всего раза два, а вот запомнилась. Глаза у нее какие-то особенные, притягивающие…

А подполковник Сидоренко все выделывал фигуры высшего пилотажа, не зная усталости. Из-за солнца самолет нельзя было рассмотреть — о поведении летчика четко докладывал мотор: затихал — пикировал к земле, сильно завывал — начинал набор высоты.

В тени деревьев Луговой увидел разбросанные по полю огромные фанерные ящики. Едва удержался, чтобы от радости их не пересчитать. Истребителей теперь хватит на всех летчиков. Около «мигов», сверкающих свежей краской, суетливо возились механики. К одним самолетам подвешивали крылья, на другие устанавливали трехлопастные винты.

— Николай! — громко закричал высокий механик в синем комбинезоне и побежал к летчику, косолапо загребая ногами песок.

— Топтыгин! — Луговой почувствовал, как спазма сжала горло, и бросился обнимать механика, прижался к его колючей, небритой щеке.

— Николай, Колюнька! — Михаил Потапович растроганно хлопал сержанта по спине, шумно затягивал носом воздух. — Колюнька, Николай, Колюнька!

— Вот и увиделись! — радовался Николай. — Как моя «десятка»?

— Ждет хозяина. — Механик смотрел на Николая повлажневшими глазами. — Хотели забрать в управление… А я не разрешил — сказал, что мотор барахлит. — Топтыгин лукаво подмигнул: — Механик не захочет, черта два кто подымет самолет. Десять инженеров не помогут.

— А сейчас как? — встревожился Луговой.

— Порядок. Обороты в наших руках. И сбросить можно и добавить.

— «Миги» нравятся? — осторожно спросил Луговой.

— Машина хоть куда. Такой еще не было. Я весь самолет облазил, в кабине посидел. Классный истребитель. И вооружение хорошее. — Механик тяжело вздохнул: — Командир полка лютует. Приказал день и ночь, без отдыха, собирать истребители. А летчиков больше половины нет… Улетели перегонять «Чайки», на «мигах» еще не вылетали.

— А я на чем буду летать?

— Пока на «десятке», а потом все образуется.

Летчики заметили около «Чайки», сержанта Лугового. Подбежали к нему, возбужденные и радостные. Окружили, тискали. Наперебой задавали вопросы и, не дожидаясь ответа, сыпали новые. Хотя они не успели еще подружиться с новым летчиком — доверчиво тянулись сейчас к нему. Своим появлением на аэродроме, в полку, сержант Луговой снимал с себя все нелепые обвинения, и это расценили как победу!

Он обнимал всех по очереди. Все сейчас казались ему близкими и родными. Иногда почти жалобно просил:

— Черти полосатые, рассказывайте, как жили-то без меня?

— Хорошо, — за всех ответил командир звена и, стараясь опередить других, выпалил: — Слышал новость? Обещали нам кубики подбросить. Будем командирами.

— Летаете?

— Иногда, — уклончиво ответил кто-то.

Луговой понял, что летчики не хотят говорить ему о «мигах», и спросил резко, в упор:

— На «мигах» вылетали? Как истребитель?

— Аппарат! Самому попробовать надо, — чуть не захлебываясь от восторга, сказал один летчик и от удовольствия прищелкнул языком.

— Дал газ — и полез!

— Все обойдется, — почувствовав настроение товарища, летчики постарались его успокоить. Кто-то из стоящих рядом привлек к себе Лугового и горячо, убежденно сказал:

— Будешь летать не хуже нас на «миге»!

Звук незнакомого самолета — резкий и звенящий — неожиданно вырвался из-за леса. Как по команде, летчики все разом посмотрели на небо.

— Везу-везу-везу, — пропел кто-то над ухом.

— Брось! Не до шуток, — сказал другой. — И без того тошно. Снова появился!

— Немецкий разведчик! Второй раз уже сегодня прилетает!

— Надо сбивать! — горячился Николай.

— Нельзя, — угрюмо бросил механик. — Сидим, как на пороховой бочке, — того и гляди, фитиль подожгут.

— А я, будь командиром, дал бы команду сбить, — не унимался Луговой…