На новом месте Сергей Иванович и Елена Николаевна Корниловы освоились лишь дня через два после переезда. Кое-как расставили мебель, растащили тюки с одеждой, разобрались с самым необходимым, устроились с бытом…
Родители Дембеля были людьми непритязательными — жизнь приучила. Не до комфорта теперь, главное — выжить. Нет в доме воды — ничего, можно и во дворе из колодца набрать. Нет центрального отопления и газовой плиты — русская печка прокормит и замерзнуть не даст. Нет поблизости продуктового магазина — можно и в придорожной забегаловке отовариться.
Они уже почти смирились с новыми реалиями: что поделать, видно, придется доживать старость в этой грязной загородной халупе. Так уж устроен наш человек: ко всему привыкает, со всем соглашается, ни на что не жалуется!
И все, казалось, было бы терпимо, если б не два обстоятельства: долгое отсутствие единственного сына и этот жирный белесый парень с золотой печаткой на безымянном пальце, с которым пришлось жить под одной крышей.
Время текло незаметно. Со дня переезда за город прошло чуть меньше недели. Однако Илья по-прежнему не давал о себе знать. Словно испарился, исчез. Но ведь сосед с первого этажа, Сергей Михайлович, утверждал: видел он Илюшу неподалеку от рынка, хоть и избитого, но живого… А это значит, что сумел-таки сынок перехитрить бандюков, сумел вырваться из их грязных лап! Да и присутствие этого блондина, явно ожидавшего беглеца в засаде, косвенно свидетельствовало: Илью еще не нашли.
С самого начала Прокоп дал понять: главный тут он, а хозяева — что-то вроде бесплатной прислуги. На второй день после переезда бандюк, выдав старикам пятьсот рублей, распорядился: по-быстрому сгонять к придорожному магазинчику, накупить еды, сигарет и пива… И приготовить что-нибудь пожрать. Приказ был исполнен сразу же — Сергей Иванович, не попадая в рукава старенькой куртки, отправился в сторону шоссе. По дороге к придорожной забегаловке он, отводя душу, свирепо материл Прокопа, Сникерса, Злого и вообще всех бандитов, «забирающих жизнь простых людей»… Но, ясное дело, матерщиной и ограничился: что могут сделать двое несчастных пенсионеров против здорового, откормленного мастера спорта по вольной борьбе?! Да еще и вооруженного боевым пистолетом…
С каждым днем Прокоп вел себя все более нагло и вызывающе. Мало того, что он стариков, годившихся ему по возрасту в родители, материл по поводу и без повода, мало того, что не стеснялся в их присутствии выпускать газы из кишечника, мало того, что заставлял Елену Николаевну готовить еду, мало того, что Сергей Иванович по нескольку раз в день бегал в придорожный магазинчик за пивом! На третий день Прокоп категорически заявил маме Дембеля: постирай-ка мне шмотки! Вон, вишь — в пакете носки грязные, трусы, майки… Давай, старая коза, нечего тут рассиживаться, и так день-деньской ничего не делаешь! В ответ на робкое замечание Елены Николаевны, что, мол, Илюша мой сам себя обстирывает, Прокоп достал из кармана пистолет, демонстративно передернул затвор и, наведя ствол на пожилую женщину, проговорил быстро:
— Бах, бах, бах! Чо — зассала? Ну, долго я еще ждать буду! Вон в углу забери…
Сергей Иванович лишь бессильно скрипнул зубами — за свои шестьдесят лет он еще ни разу не испытывал подобного унижения…
На седьмой день после переезда, первого февраля, Корнилов-старший наконец решился. План действий оформился, вызрел.
План был прост и незамысловат: от Прокопа надо избавиться. Любой ценой и как можно быстрее.
Бандюк уверен в собственных силах и в запуганности хозяев?
Тем хуже для него.
Самоуверенность, потеря бдительности и недооценка противника еще никогда никому не помогали.
А потому следует, дождавшись, пока он уляжется спать, тихонько подняться и, стараясь не скрипеть половицами, зайти в его закуток… А дальше — или обухом топора по темечку, или подушкой придушить, или шарфом… Можно, конечно, попросить Елену Николаевну подсыпать этому негодяю в еду чего-нибудь аппетитного, вроде мышьяка, но впутывать жену в убийство не хочется. Да и не пойдет бедная женщина на такое…
А потому лучше действовать в одиночку.
Конечно же, через несколько дней Прокопа начнут искать. Вон на поясе у него время от времени попискивает черная коробочка пейджера — видимо, передают ему подельники некую информацию. Может так статься, что прикажут Прокопу, все бросив, возвращаться в город. Мало ли дел у бандитов?! Ему прикажут, но он не приедет — после многократного напоминания сюда ввалится или тот кривоносый, или крепыш, похожий на бычка… И начнут выяснять.
Впрочем, ничего страшного — Сергей Иванович уже выстроил себе линию поведения для такого случая.
Где Прокоп? Не знаем, часа два назад, сорвавшись, побежал к шоссе. Так спешил, так спешил — вон даже вещи свои оставил, на веревке во дворе сушатся! Ничего не говорил? Ничего не говорил. Оружие с собой брал? Да не видели мы, граждане бандиты…
Проиграв в голове варианты возможных вопросов и ответов на них, отец Ильи остался доволен. Вроде бы все правдоподобно. Да и вряд ли кривоносый козел заподозрит в нем, тихом и запуганном пенсионере, убийцу. Но сделать все следует грамотно.
Прежде чем убить негодяя, надо решить, что делать с телом. Тело и есть главная улика, а потому его следует надежно спрятать. К счастью, загородная местность дает такую возможность. Метрах в двухстах от дома Корнилов-старший еще позавчера заприметил заброшенный колодец. Бросить труп туда, присыпать негашеной известью — вон сколько ее в сарае хранится, видимо, от бывших хозяев осталось… Главное — дотащить труп незамеченным. Но и это не большая проблема: поселок безлюден и в светлое время суток, а уж о ночи и говорить нечего.
Но как именно следует убивать этого гада? Душить во сне шарфом? Хорошо, потому что крови не будет. Но нет гарантии, что он не проснется и не вырвется. Он-то сильнее… По этой же причине отпадает и подушка. Поразмыслив, Сергей Иванович остановился на молотке: сперва оглушить ударом по голове, а потом задушить… И надежно, и крови почти не будет.
Окончательно утвердившись в своем решении, Сергей Иванович принялся готовиться. Еще днем, засветло, нашел в сарае среди разного хлама небольшой, но увесистый молоток. Вытащив из тюка с неразобранной одеждой узкий длинный шарф, проверил его на прочность и обмотал вокруг шеи — мол, что-то горло болит. Сходил к заброшенному колодцу, вычисляя, сколько времени займет перенос тела. И, спрятав молоток под кровать, приготовился…
Вечер первого февраля ничем не отличался от предыдущих вечеров. Ранние сумерки, скудный ужин, скабрезные шутки Прокопа, вконец отупевшего от этого бессмысленного времяпрепровождения, ритуальный просмотр программы новостей…
— Слышь, старая, переключи-ка на другой канал, — приказал бандюк. — Хватит мне про шахтеров с касками! Посмотри, может, какой-нибудь фильм найдешь!
Елена Николаевна, с трудом подавив в себе тяжелый вздох, защелкала переключателем программ. Сергей Иванович, поправив шарф на шее, как бы невзначай нагнулся, посмотрел под кровать, проверяя — на месте ли молоток. На экране поплыли титры какого-то бессмысленного американского боевика. Прокоп, растянувшись на покрывале с пивной бутылкой, припал губами к горлышку.
Корнилов-старший даже не смотрел на экран — чего эти глупые фильмы со стрельбой и взрывами глядеть, все они одинаковы! Кося в сторону Прокопа глазами, Сергей Иванович нетерпеливо ерзал в кресле…
— Слышь, батя, — снисходительно проговорил бандюк, ставя пустую бутылку рядом с кроватью, — там, в холодильнике, сбоку, пивко стоит… Дай-ка.
Отец Дембеля послушно исполнил приказ и тут же подумал: наверняка это последнее унижение, которому подвергает его этот белесый гад! И, подумав так, ощутил во всем теле приятную, почти невесомую легкость.
Именно теперь он осознал: решение принято окончательно и пути назад быть не могло.
Лениво досмотрев боевик, Прокоп распорядился выключить телевизор. Пошелестел растрепанным порножурналом, покурил, стряхивая пепел прямо на пол, зевнул, обнажая крепкие желтоватые зубы…
— Ну все, хватит, выключайте свет, спать хочу. — Бросив окурок в пустую бутылку, бандюк залез под одеяло, повернулся к стене.
Елена Николаевна переоделась под одеялом — спустя пять минут измученная женщина уже крепко спала. Сергей Иванович, повесив на спинку стула свой шарф, осторожно лег с краю. Теперь следовало дождаться, пока Прокоп заснет. Он засыпал, как правило, быстро, но Корнилов-старший знал: две бутылки пива, выпитые перед сном, наверняка заставят бандюка просыпаться среди ночи и идти во двор. А потому задуманное следовало совершить незамедлительно, пока Прокоп не проснется…
Сергей Иванович взглянул на будильник — огромный циферблат светился на тумбочке нежно-зеленым. Фосфоресцирующие стрелки показывали половину двенадцатого. По мнению Корнилова, минут через двадцать следовало начинать… Он опустил руку вниз, нащупал рукоять молотка, сунул орудие предстоящего убийства себе под подушку. Смежил веки, стараясь представить, как именно он будет наносить удар и куда будет бить.
Удивительно, но Корнилов-старший не испытывал ни робости, ни волнения. Что делать — государство неспособно защитить граждан от произвола, мусора куплены, обращаться не к кому, да и жизнь человеческая сегодня ни копейки не стоит… Остается действовать в одиночку.
Открыв глаза, Сергей Иванович осторожно повернул голову, взглянул на часы. Без десяти двенадцать, а это значит, что пора начинать.
Осторожно поднялся, накинул на голое тело куртку, сунул в карман молоток и, обмотав шею шарфом, двинулся к закутку Прокопа. Корнилов-старший шел очень осторожно, стараясь не скрипеть половицами. Однако, пройдя несколько шагов, остановился: ему показалось, что пружина прокоповской кровати пронзительно взвизгнула.
— Чо, батя, не спится? — послышался голос Прокопа.
Сергей Иванович пробормотал что-то неопределенное.
— И мне не спится… Пива много выпил, придется всю ночь бегать, — с подкупающей искренностью признался бандит.
Встал с кровати, небрежно сунул ноги в шлепанцы (Илюшины вещи, гад, носит! — отметил отец Дембеля) и, неловко зацепившись локтем за угол шкафа, двинулся в сени.
Ситуация изменилась кардинально. Теперь Корнилову-старшему предстояло решать, что делать дальше: дожидаться, пока Прокоп вновь заснет, или попытаться совершить задуманное сейчас…
Сергей Иванович решил не откладывать. Ведь бандюк наверняка не ждет опасности! Он еще сонный, и мозг его занят единственной мыслью — как бы поскорее облегчить мочевой пузырь и вернуться в тепло…
Проводив Прокопа, идущего к дверям, долгим, пронзительным взглядом, Корнилов-старший переложил молоток в боковой карман и, осторожно одернув тюлевую занавесочку, выглянул в окно.
Пустынный двор заливал лимонно-желтый свет полной луны. Крыльцо, редкий заборчик соседнего двора, угол покосившегося сарая напротив, огромные, будто стеклянные лужи двора с половинками кирпичей, положенными в воде для прохода в дом, — все это выглядело в лунном свете мертвенным, неживым, словно марсианский пейзаж.
В какое-то мгновение Сергею Ивановичу показалось: рядом с сараем мелькнул человеческий силуэт, по грязному сугробу проплыла и тут же исчезла чья-то неестественно длинная тень… Но уже спустя секунду тень пропала, и старик, укорив себя за излишнюю нервозность, извлек из кармана молоток. Встал слева от двери, примерился, как будет бить бандюка в голову, напряг слух…
Неожиданно почудилось, будто со двора донесся сдавленный крик, затем — глухой удар, звук падающего в воду тела и вновь удар.
И тишина.
Сергей Иванович сжал рукоять молотка до суставного хруста и усилием воли приказал себе успокоиться. Он — взрослый, пожилой уже мужик, а не кисейная барышня. Расшалились нервы, мерещится всякая чушь…
Входная дверь тихонько скрипнула, и Корнилов-старший услышал, как там, в сенях, прогибаются под тяжестью шагов вошедшего скрипучие половицы. Облизав пересохшие от волнения губы, Сергей Иванович твердо зафиксировал взгляд на двери, разделяющей сени и комнату…
Дверь раскрылась медленно, словно от ветра. Из сеней сперва выплыла темная тень, и уже спустя секунду показалась голова вошедшего.
Старик целил в висок, но вошедший, заметив боковым зрением занесенную руку, каким-то непостижимым образом увернулся; молоток, описав правильный полукруг, глухо ударился в рассохшуюся древесину дверного косяка и тут же упал на пол. Еще мгновение — и он, ловко вывернув руку Сергея Ивановича, закручивал ее за спину…
Но тут же отпустил.
— Батя?
Корнилов-старший от неожиданности зажмурился, мотнул головой, словно отгоняя внезапное наваждение…
Он мог поклясться: это не галлюцинация, не наваждение. Это был голос сына Ильи.
— Ты чего это, батя? Чего сына с молотком встречаешь?
Но все-таки Сергей Иванович боялся раскрыть глаза. А вдруг не Илья? А вдруг все-таки… сон, галлюцинация, нежить?!
— Батя, чего ты жмуришься? Да я это, я!..
Старик наконец взглянул на вошедшего. Перед ним действительно стоял сын. Худой, бледный в лунном свете, с продольным шрамом на лбу…
Но все-таки живой.
— А я тебя чуть… того… не убил! — признался Сергей Иванович.
Илья кивнул в сторону открытой двери.
— Тебе, батя, не надо греха на душу брать.
Старик понял — звуки ударов и шум падения тела, которые он слышал минуту назад, тоже не были галлюцинацией.
— Ты его… что, того? — спросил отец с испугом.
— Того, того, — подтвердил Дембель. — Да ведь и ты, как я понял, тоже… «того» собирался сделать.
— Как ты тут оказался? Где все это время был? Почему не давал о себе ничего знать? — посыпались вопросы.
— Ладно, потом, — поспешно отмахнулся Илья, выглядывая в окно. — Надо побыстрее от трупа избавиться.
…Спустя полчаса все было кончено. Тело Прокопа, завернутое в старое одеяло, нашло последний приют в старом, заброшенном колодце. Несколько килограммов негашеной извести, высыпанной на труп, гарантировали: месяца через два, когда талые воды заполнят шахту колодца, тело вряд ли можно будет опознать.
Перед тем как избавиться от трупа, Дембель снял с пояса убитого пейджер, бегло просмотрел сообщения. Обнаружив в кармане убитого пистолет Макарова с полной обоймой, Илья заметно повеселел.
Елена Николаевна проснулась внезапно, словно от толчка. Она тоже долго не могла поверить в то, что перед ней действительно сын. Счастливые улыбки, слезы, причитания, бесконечные вопросы: «Ну как ты?..»
И лишь когда мать Ильи убедилась, что это — действительно Илья, когда высохли первые слезы радости, Елена Николаевна вспомнила о Прокопе.
— А бандюга наш где? — вопросительно переводя взгляд с мужа на сына, спросила она.
— Понимаешь, ма, — доверительно начал Илья, — уехал ваш бандюга.
— Как уехал? — не поверила мать.
— Да так. Я ведь сюда на такси приехал, вызвал его, поговорил немножко…
— И что?
— Да нормально поговорил, чего ты! — улыбнулся сын. — Убедил, что деньги надо зарабатывать честно. Он меня понял. Обещал, что больше никого обижать не будет, сказал — завтра же на завод устраиваться идет…
— Ты что… правду говоришь? — Удивительно, но пожилая женщина была наивной настолько, что была готова поверить даже в такое.
— Ну да! Батька, ну хоть ты скажи! — попросил Дембель.
Сергей Иванович откашлялся.
— Ну да… Постояли на крыльце, поговорили. Сам слышал. Даже руки друг другу на прощание пожали.
Заметив лежавший на столе пейджер Прокопа, Елена Николаевна спросила недоверчиво:
— А это откуда?
— А, пейджер… На память подарил. Мне, говорит, больше не надо, а тебе, Илья, еще пригодится. Бери, говорит, в знак вечной нашей дружбы… Ладно, у нас перекусить чего-нибудь есть?
…За разговором старики-родители и Илья засиделись до рассвета. По случаю встречи с сыном Сергей Иванович даже достал заначку, припрятанную на черный день, — бутылку «Столичной».
— Где же ты все это время пропадал? — умильно глядя на сына, спросил он.
— Ну, долго рассказывать… Помнишь, перед тем как в военкомат идти — ну, тогда… Мы с Димкой Ковалевым допоздна в моей комнатке сидели, выпивали…
— Ну, помню, — согласился старик. — И что?
— А помнишь, когда мамку на рынке обидели, мы с тобой тех бандюков на ночь глядя отправились искать?
— Помню, — Сергей Иванович наклонил голову в знак согласия.
— А помнишь, я еще тогда жетончик искал?.. К девушке подходил, спрашивал.
— Вроде было что-то… — задумался старик.
— Так вот: это — сестра Димкина.
— Да быть такого не может! — воскликнул Сергей Иванович.
— Может… И не такое может. Вот послушайте…
Илья рассказал обо всем: и о счастливом бегстве от бандитов с шоссе у заброшенной свалки, и о случайном знакомстве с Оксаной, и о причине, побудившей девушку приехать сюда аж из Новокузнецка, и о случае на спиртзаводском рынке, и о бесплодных поисках Мити, и о бандитских машинах, виденных им нынче днем…
— Надо в Новоселовку ехать, вот что, — поджав губы, заключил Илья.
— Сынок… — Елена Николаевна, чуть выпившая по случаю возвращения сына, даже не утирала счастливых слез. — А Оксана, девушка эта… Как она?
— Ксюха-то? Нормальная девчонка, — стараясь казаться спокойным и даже чуточку небрежным, обронил Дембель, но мать заметила — глаза сына потеплели.
— Береги ее.
— Конечно, ма! Но главное теперь — Митю найти. Да, и еще, — засмущавшись, Илья постарался перевести беседу в другое русло. — Если завтра или послезавтра дружки этого Прокопа нагрянут… скажите, что в город на ночь укатил. Мол, позвонила ему какая-то девка на пейджер, — Дембель многозначительно покосился на порнографические журналы, валявшиеся рядом с лежбищем убитого бандюка, — и он, дескать, сказал вам доверительно: надо к девчонке съездить, затвор передернуть… К утру собирался быть. Обо мне, естественно, ни слова!
— Само собой! — кивнул Сергей Иванович, разливая остаток водки.
— Так он точно сказал, что больше сюда не вернется? — с подкупающей наивностью спросила Елена Николаевна.
— Встал на путь исправления, — серьезно кивнул Дембель.
— Так зачем же тогда его дружкам врать?
— Он так сам попросил… Ну что, — Илья поднял стакан, — за все хорошее…
— Давай, сынок! — улыбнулся старик.
— За то, что ты живой и здоровый, — всхлипнула мать.
Выпили, закусили.
— Сынок, послушай… Ты вот никогда не думал: если бы время назад повернуть…
— В смысле? — не понял Илья.
— Ну, прокрутить время назад до того самого дня, когда ты с бандюками на рынке подрался. Вот если бы ты знал, что все так повернется, — по-другому бы себя, наверное, вел? — Сергей Иванович вопросительно взглянул на сына.
— Нет, — последовало твердое.
— Но почему? Видишь, в какой теперь заднице оказались? Квартиры нет, Димка неизвестно где… У тебя такие неприятности. Сынок, только честно скажи: ты ни о чем не жалеешь?
— Нет, папа, — вздохнул Дембель. — Не жалею. Не о чем мне жалеть. Все я делал правильно. Может, не всегда осторожно… Но в главном-то я не ошибся. Ладно, — Илья поднялся из-за стола. — Поеду я…
— Куда? — встрепенулась Елена Николаевна.
— В поселок на Подусовке, где мы с Ксюхой пока квартируем. Нельзя мне тут оставаться. Не ровен час, дружки Прокопа могут приехать.
Бросив злобинский «Шевроле-Тахо» на заснеженном проселке, Сникерс, коченея от колючего северного ветра, просидел в сосняке до наступления темноты. Удивительно, но снегопад закончился столь же неожиданно, как и начался. Однако это не радовало Жору: теперь, когда вокруг обнажилось много пространства, одинокая фигурка человека, бредущего вдоль трассы, была бы заметна издалека даже в темное время суток.
Поразмыслив, беглец пришел к единственно правильному, с его точки зрения, решению. Километрах в десяти от этого сосняка проходила железнодорожная магистраль на Москву. Каждые четыре часа в городок шли электрички, и они, как правило, останавливались на небольшом лесном полустанке… Добираться до дома попуткой, да еще имея при себе почти четверть «лимона» баксов — верх глупости. Уж лучше потерять часа три, добрести по сугробам до полустанка, втиснуться в переполненный вагон, смешаться с толпой и, не вызывая подозрений, добраться до города.
Путь до железной дороги занял больше четырех часов — слишком утомительным оказался переход по бездорожью, слишком много попадалось непроходимых кустарников, которые надо было огибать. К тому же Жора вышел километра на полтора-два левей полустанка — пришлось спешно возвращаться назад по скользким от снега шпалам.
Зато к последней электричке успел минута в минуту. Прижимая к груди атташе-кейс с золочеными замочками, Сникерс вскочил в вагон, поставил в тамбуре «дипломат» между ног и закурил последнюю остававшуюся в пачке сигарету.
И только теперь, жадно втягивая в легкие сладковатый дым, наконец осознал, как невероятно повезло ему несколько часов назад.
Собственно, повезло ему не единожды.
Во-первых, крупно повезло, когда покойный Вася предложил сесть за руль джипа не Толстому или Кривому, а именно ему, Сникерсу. Окажись он в головном «Форде-Скорпио» — лежал бы теперь Жора в расплющенном салоне, в дерьме и кровавой жиже.
Во-вторых, снегопад. Огромное, фантастическое везение. И тот автоматчик, которого Жора, к счастью, успел заметить, из-за плохой видимости промахнулся, и погоня, если она действительно была, по той же причине не настигла Сникерса… Не будь снегопада — шашелевские козлы наверняка сразу после взрыва «Форда» перешмаляли бы «Шевроле» в мелкое решето.
В-третьих, очевидная глупость и нерасчетливость шашелевских козлов. Везение, да еще какое! Он, Сникерс, на их месте действовал бы совершенно иначе. Почему к джипу подошел только один человек? Надо было двоих, а то и троих послать! Сразу же после взрыва «скорпа» достать из карманов «стволы» — и валить, валить, валить…
А в-четвертых, повезло, когда Злобин, убегая, почему-то не прихватил с собой кейс, а оставил его в салоне джипа. Вот он, родной, стоит у стеночки тамбура. Ходят мимо какие-то серые людишки, скользят равнодушными взглядами, и никто из них, конечно же, не догадывается, что в этом чемоданчике скрыто.
Не повезло лишь в том, что Шашель, которому он, Жора Глинкин, так верил, на поверку оказался сукой из сук. Сникерс к нему по-доброму, по-братски, а он, гадина эдакая, решил его «кинуть».
Впрочем, его тоже можно понять.
Для чего просто так дарить шестьдесят штук?
К чему Гладилину свидетели?
В жизни выигрывает лишь тот, кто хитрей, изворотливей и умней. Тот, кто наносит решающий удар не думая, кто действует исключительно на рефлексах. И, невольно поставив себя на место Шашеля, Сникерс утвердился в мысли: он повел бы себя точно так же.
Но почему простая мысль о возможном обмане не пришла ему в голову раньше — хотя бы тогда, когда он ехал к Гладилину на переговоры?
Задним умом все крепки…
Так что теперь ему, Жоре Сникерсу, оставалось лишь благодарить того невидимого, кто распоряжался его мыслями и поступками: правильно подсказывал, верные советы давал!
Может быть, это действительно какой-нибудь ангел-хранитель? Нормальный, трезвомыслящий пацан, надо будет в церковь сходить, свечку для него поставить… или что там в таких случаях положено?!
За запотевшими, мутными от табачного дыма окнами тамбура проносилась заснеженная равнина, над которой огромным куполом опрокинулось темное небо, багрово-кровавое по краям. Пристанционные домики с подслеповатыми глазницами окон, темные поселки, пустынные железнодорожные переезды, грязные кустарники полосы отчуждения — все это навевало тоску и уныние.
Но Жора, то и дело поглядывая под ноги, чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Он уже знал, что сделает, вернувшись домой: выгонит на кухню старуху-мать, закроется в своей комнате и, раскрыв чемоданчик, зашелестит вечнозелеными купюрами…