Дембель против бандитов

Глава 26

Зима миновала незаметно. С каждым солнечным днем на улице таяло, сияло, позванивало с крыш, и к концу марта набухли и выстрелили свежими побегами липкие почки. Отшумела Пасха, отзвенели колокола Петропавловского собора и Екатерининской церкви, отоспались и протрезвели после праздников граждане, и жизнь в городке плавно вкатилась в прежнюю колею — серые будни, ставшая привычной нищета, переполненные автобусные остановки по утрам, сдача стеклотары по понедельникам, жаркая банька в субботние вечера и дикие, пьяные загулы по выходным.

Будто бы ничего и не было: ни взрыва бандитского «скорпа» на трассе, ни перестрелки у «Метрополя», ни последовавших после этого ментовских репрессий, ни загадочного двойного убийства Сникерса и Антипа у железнодорожного переезда.

Впрочем, изменения и в жизни городка, и в жизни некоторых его обитателей все-таки произошли, и заметные.

Сергей Иванович и Елена Николаевна Корниловы благополучно переехали в свою спиртзаводскую квартиру. Был суд, и решение его прозвучало справедливо: сделку по обмену жилплощади считать недействительной, так как, во-первых, она была совершена насильственно, а во-вторых, в обменных документах не стояла подпись гр. И. С. Корнилова.

Против государственного нотариуса Цысик В. А. было возбуждено уголовное дело сразу по двум статьям: как оказалось, подобные сделки с имуществом она заверяла неоднократно.

Следственная бригада, прибывшая из Москвы, ввергла в трепет едва ли не все городское начальство. Продажные мусора из ГОВД, коррумпированные чиновники из мэрии и исполкома, руководители налоговой, мелкие сошки из прокуратуры весь март тряслись и садились, садились и плакали. Подполковник Гаврилов сдал дела еще в середине февраля — его без шума выперли на пенсию.

Не обошлось без курьезов.

Так, оказавшись на нарах, Владимир Лысенко, мелкая сошка из мэрии, известный в городе педераст, неожиданно нашел свое счастье в качестве внутрикамерной девочки общего пользования.

Рубоповцы и чекисты всерьез пошерстили местных бандитов — и злобинских, и шашелевских. Большая часть их была арестована, некоторые пустились в бега, но дальше Московской области убежать никому не удалось. Бандитов ловили, били и водворяли в следственные изоляторы. Как утверждали в городке сведущие люди, против некоторых готовились образцово-показательные процессы.

Где-то в середине марта в заброшенном колодце того самого поселка, куда родители Ильи Корнилова были насильно переселены людьми Злобина, обнаружили мертвое тело. Экспертиза установила, что смерть неизвестного наступила в результате закрытой черепно-мозговой травмы. Под действием воды и негашеной извести мертвец почти разложился, и опознать тело удалось лишь по массивной золотой печатке на безымянном пальце правой руки. Убитым оказался гр. Петр Прокопович, более известный в городке как Прокоп — один из людей покойного Злого.

И лишь один эпизод оставался нераскрытым. В тридцати четырех километрах от города, на перекрестке серпуховской трассы с железнодорожной веткой были обнаружены две искореженные взрывом автомашины: «ВАЗ-21093» темно-вишневого цвета и «ВАЗ-2101» зеленого цвета. Рядом с сожженными машинами валялись изувеченные трупы, в которых с огромным трудом опознали гр. Георгия Глинкина по кличке «Сникерс» и гр. Леонида Антипенко по кличке «Антип». Рядом с телом Глинкина валялся пистолет «ТТ» с отстрелянной обоймой. Оба погибших принадлежали к так называемой злобинской ОПГ. В багажнике сгоревшей «девятки» было найдено несколько сотен чудом сохранившихся стодолларовых купюр, сильно обугленных, — экспертиза, которая на всякий случай занялась находкой, установила их подлинность.

Но ни следователи, ни эксперты не могли знать, что часть злобинского «черного нала» оказалась у Димы и Ильи. Впрочем, Ковалев успел рассовать по карманам лишь чуть больше семи тысяч долларов. Дима, не зная, как благодарить друга за вызволение из цыганского плена, предложил ему забрать все, но Дембель, обидевшись, отказался от денег.

— Я ведь тебе не потому помочь хотел, что думал заработать, а просто… Мы ведь друзья, воевали вместе! Спрячь, Димка, и больше мне таких вещей не говори, — убеждал Илья, — тебе нужнее.

И было все: трогательная встреча Оксаны с братом, которого она не видела больше четырех лет, слезы радости, неизбежные упреки: как, мол, ты мог подумать, что я от брата родного откажусь?!

Естественно, Дима с Оксаной перебрались на спиртзаводскую квартиру Корниловых; места хватало для всех. Какого же было удивление Мити, когда в один прекрасный мартовский вечер Илья и Оксана объявили, что собираются жить вместе.

— Неужели у вас так серьезно? — не поверил Дима.

— Куда уж серьезней… Ксюха от меня ребенка ждет, — произнес Дембель, поглаживая Оксану по животу.

Что и говорить — и Елене Николаевне, и Сергею Ивановичу выбор единственного сына пришелся по душе. Мать Дембеля обращалась к будущей невестке — не иначе как «доченька», а отец благодарил Бога за то, что даст ему счастье внука увидеть.

После долгих взаимных пререканий деньги было решено разделить поровну. Три тысячи — Илье и Оксане, столько же — Мите. Остальное предполагалось потратить на отдых где-нибудь на юге.

Но пока до отдыха было далеко.

Илья купил другу самую лучшую инвалидную коляску, какая только нашлась. И каждое утро возил Ковалева по всем инстанциям: в ГОВД, где на бывшего младшего сержанта ВДВ делали запросы по прошлому месту жительства, в военкомат, в госпиталь… Необходимые документы, подтверждающие Димино право на пенсию и льготы, были выправлены лишь к середине апреля.

И в тот же день за праздничным столом было решено: Илья, Оксана и Дима отправляются отдыхать. Куда именно — никто из них еще и сам не мог сказать. Но в том, что отдых они заслужили, не сомневался никто.

А цыганская чета Федоровых исчезла. Новый участковый, присланный в Новоселовку вместо прежнего, попавшего под следствие за взятки и превышение полномочий, решил наконец навести на своей территории порядок. И первым же пунктом в планах по наведению порядка стали цыгане. Пришел участковый со своей папочкой ранним апрельским утром к белому дому из силикатного кирпича, постучал в дверь, и никто ему не открыл. Толкнул лейтенант дверь и сразу же понял: съехали. В комнатах — беспорядок, какой случается только после скорого отъезда, какое-то тряпье по всем комнатам валяется, ветер свищет сквозь открытые окна.

Опрос соседей ничего не дал. Говорили, правда, что еще несколько дней назад видели, как ранним утром отъезжал от дома темно-зеленый микроавтобус. Но куда держал путь Яша — на «точки», где он ставил своих «батраков», или прочь из города, — никто сказать не мог. Федоровы исчезли из Новоселовки столь же внезапно, как и появились, а вместе с ними из городка исчезли и нищие.

Правда, на второй день Пасхи в дверь квартиры Корниловых кто-то позвонил. Илья взглянул в «глазок», но никого не увидел — лишь чьи-то каблуки дробно застучали по ступенькам. Выйдя на площадку, Дембель обнаружил темно-вишневый футляр с аккордеоном.

— Дима, откуда это? — втаскивая инструмент в комнату, удивился Илья.

— Ты смотри… Тот самый, — узнал Ковалев. — Откуда?

Положив футляр на пол, Илья щелкнул замочками. Внутри действительно лежал аккордеон цыгана Яши. Из кармашка выглядывало что-то продолговатое, ярко-алого цвета. Это был перочинный ножик — настоящий «швейцарский офицерский». Приподняв аккордеон, Корнилов обнаружил на дне футляра записку: «НОЖЫК Я ДОРЮ ДЯДЕ ИЛЬЕ А ГАРМОШКА ПУСТЬ АСТАНЕТСЯ У ДЯДИ МИТИ. Я ЕЕ У ЦЫГАНОВ УКРАЛ КОГДА УДИРАЛ. СПАСИБА ВАМ БОЛЬШОЕ. САШКА»

— И как это он твой адрес узнал? — удивился Ковалев, разглядывая послание.

— Может, догнать? — Дембель решительно шагнул в прихожую.

— Да ладно тебе, догонишь ты его… Ты смотри, не забыл-таки нас.

— Жалко пацана. — Илья присел на краешек дивана. — И кем он вырастет?..