Дембель против бандитов

Глава 5

Утро в понедельник выдалось морозным и ясным. Ночью прошел обильный снегопад, и сугробное сияние, переливаясь под солнцем разноцветными искрами, слепило глаза. Золотой шар завис над плоской крышей девятиэтажки, и его лучи жидким золотом плавились в оконных стеклах противоположных домов. Воздух был чист, прозрачен, казалось, с крыши самого высокого дома в городке запросто можно увидеть Москву. Под ногами и велосипедными колесами инвалидной коляски приятно хрустел ледок, припорошенный снегом, и хруст этот бодрил, ласкал слух…

Толкая впереди себя коляску с инвалидом, Илья прикидывал: не получится в местном военкомате, придется ехать в Москву. Сколько там, в столице, всевозможных фондов, сколько организаций да комитетов: воинов-интернационалистов, защиты прав военнослужащих, защиты инвалидов войны, солдатских матерей, Красного Креста и Полумесяца… Ничего — он добьется для Димки достойной жизни, он выбьет для него законное, он не даст его в обиду, он дожмет всех этих чиновных гадов!

Осознание собственной правоты удваивало силы, и Дембель, бросив в сугроб недокуренную сигарету, произнес напористо:

— Митя, давай так: ты в военкомате молчи, раньше времени не высовывайся. Говорить буду я.

— И что ты там скажешь? — обернувшись к Илье, недоверчиво спросил Ковалев.

— Как что? Мол, человек честно воевал, конституционный порядок защищал, в плену был, теперь вот инвалид, помочь надо… Ну, потерялись твои документы, так ведь запрос сделать недолго! Вот пусть и делают — им за это деньги Минобороны и платит. Должна же быть в этой жизни хоть какая-то справедливость?

— Ты что, после Чечни еще веришь в справедливость? — с сомнением хмыкнул Ковалев и заерзал на истертом дерматине сиденья.

— Верю, — серьезно ответил Дембель, выкатывая инвалидную коляску на расчищенную от снега дорогу.

— А я не верю.

— Но должна же она все-таки быть на белом свете! Как без нее!

— Мало ли что должно быть…

Неожиданно с улицы послышался звук автомобильного двигателя — друзья не придали этому никакого значения: мало ли машин в такое время по улицам ездит? Однако спустя каких-то полминуты в заснеженный дворик медленно вкатил грязно-синий «Форд-Скорпио» — тот самый. Едва заметив подъехавший автомобиль, Дима вздрогнул.

— Илюха, разворачивайся! — тревожно крикнул он.

— Какой на хрен разворачивайся… Догонят, — буркнул Дембель, сплевывая сквозь зубы. — Ну, бля, и дебил же я: ни ножа с собой не взял, ни заточки… И эти суки как знали, что в такое время появимся!

А из открывшихся дверок машины уже выходили трое. Это были те самые сборщики «местовых» с рынка: крепко сбитый молодой мужчина в короткой кожаной куртке, молоденький розовощекий блондин с заплывшими, как у кабана, глазками и зверовидный мужик с мощным атлетическим торсом и перебитым носом.

Кривоносый, шедший чуть впереди, явно главенствовал. Двигался он вразвалочку, сунув руки в карманы. Не доходя до приятелей несколько метров, обладатель перебитого носа остановился и, сплюнув в сугроб, произнес значительно:

— Ну чо, бля, приплыли?!

Илья понял: шансов дать отпор у него никаких. Впереди — коляска с безногим Димой, и это обстоятельство начисто лишает возможности для маневра. Слева — глубокий сугроб, справа — бетонная стена дома. Правда, позади — собственный подъезд, но ведь не бросит же он, Дембель, «инвалидку» с боевым товарищем!

А бандиты тем временем подошли к коляске вплотную. Кривоносый, презрительно покосившись на Диму, медленно поднял взгляд на Корнилова и, ощерившись в самодовольной улыбке, повторил:

— Приплыли, значит, бычары?

И, не дожидаясь ответа, мгновенно приподнял Ковалева с коляски за шиворот и швырнул его в снег.

Илья ответил также мгновенно — в подобных случаях реакция Дембеля всегда была непроизвольной, рефлекторной. Кулак Корнилова просвистел над пустой коляской и впечатался в скулу кривоносого… Тот, явно не ожидавший подобной резвости, неуклюже завалился на спину. И в это же мгновение двое других бандитов с животным рычанием набросились на Илью…

Розовощекий блондин, ловко перепрыгнув через кривоносого, продолжавшего барахтаться в сугробе, с неожиданным проворством толкнул легкую инвалидную коляску на Дембеля. Илья неминуемо бы упал, если бы вовремя не отскочил вправо, к шершавой стене дома, и коляска, прокатившись по инерции несколько метров, завязла в сугробе. А блондинистый негодяй, вовремя сориентировавшись, метнулся к Корнилову. Бандит не отличался быстротой реакции, не ожидал мгновенного отпора… Занеся над головой кулак для удара, он оставил незащищенной голову и потому пропустил несильный, но очень болезненный улар ребром ладони в кадык.

— Кх-х-ха… — выпучив глаза, выдохнул он из себя и тут же осел на снег.

Несмотря на первый успех, положение Дембеля было скверным. Кривоносый уже поднялся и, угрожающе сунув правую руку в карман куртки, медленно пошел на Илью. Третий бандюк, доселе не принимавший участия в драке, осторожно двинулся по дорожке в сторону подъезда, явно намереваясь зайти Корнилову за спину. Да и блондин уже приходил в себя: тяжело присел на корточки, протер снегом лицо…

— Ну ты, бля, герой! — вымолвил кривоносый, демонстративно медленно извлекая руку из кармана.

— Илюха, беги! — услышал Дембель сдавленное; Дима, приподнявшись в снегу на руках, силился подползти к месту драки.

— Герой, герой, ничего не скажешь! — повторил кривоносый и наконец извлек руку из кармана — в лицо Ильи смотрела правильная округлая дырочка ствола «ПМ». — Ну, дальше будем геройствовать?! Или как?

Дембель понял: все кончено. Без оружия да еще с беспомощным Димой он ничего не мог противопоставить вооруженным ублюдкам.

— Ну чо — зассал? — Кривоносый, явно довольный собой, угрожающе повел стволом. — То-то. Давай в машину. Только грабки-то свои подними… Выше, етить твою мать! — внезапно сорвался в истеричный фальцет обладатель «Макарова».

Возражать не приходилось — оружие не оставляло сомнений в серьезности намерений нападавших. И Илья, медленно подняв руки, двинулся в сторону «скорпа». Но, подойдя к лежавшему в снегу Мите, Дембель, продолжая держать руки поднятыми, осторожно опустился на корточки.

— Димка, ты как?

— Встать! — заорал кривоносый, явно заводя себя. — Встать, сука! Стрелять буду! С этим Мересьевым и без тебя разберемся! К машине иди, удрота! Прокоп, чо стоишь?! — продолжал он яриться, обращаясь к блондинистому. — Объясни этому козлу!

Быстро подскочив к Илье сбоку, Прокоп изо всей силы саданул его кулаком в голову, мстя за недавний удар ребром ладони в кадык. Дембель, не готовый к такому повороту событий, неуклюже свалился на снег рядом с Димой. И тут же на него посыпался град новых ударов: подонок бил лежащего Илью ногами, явно целясь в голову.

— Хватит, больше не надо, — осадил Прокопа кривоносый, — а то убьешь на хер совсем, он нам еще живым понадобится… Вставай, падаль! — Подойдя к лежавшему на снегу Илье, предводитель ткнул его в плечо носком ботинка. — Вставай и к машине иди!

Корнилов с трудом поднялся. Голова гудела, как колокол. Взор застилала кровавая пелена. Во рту сделалось солоно и мерзко — видимо, в падении Илья немного прикусил язык. Сплюнув на снег ярко-красную слюну, Дембель медленно поднялся и, не обращая внимания на бандитский «ПМ», поднял Диму на руки.

— А ну, брось его! — заорал кривоносый, продолжая заводить себя. — Брось, сука!

— Не брошу, — медленно, свистящим полушепотом процедил Дембель и тут же ощутил в себе решимость оставаться с Димкой до последнего. Пусть его, Илью, теперь бьют, пусть в него стреляют, пусть даже убьют…

Все равно он не бросит друга.

— Да ладно тебе, Сникерс, — примирительно произнес Прокоп, довольный тем, что ему удалось наказать обидчика. — Нравится ему эту падаль таскать — пусть тащит. Или тебе самому незападло этого безногого на себе в машину волочь?

Пошатываясь и держа Диму под мышки, Илья направился к «скорпу». Вороненый ствол по-прежнему плясал в руке Сникерса.

А у соседнего дома, на почтительном расстоянии, уже собиралась небольшая толпа любопытствующих. Несколько старушек с мусорными ведрами, несколько серых мужичков пропойного вида, двое сопливых пацанов («Ух ты!..» — восторженно вскрикнул один, заметив в руке бандюка настоящий пистолет). Все они видели, как трое здоровых ублюдков бьют инвалида, как провожатый безногого пытается защитить его от побоев… Однако никому и в голову не пришло не то что заступиться — выразить возмущение.

— Чо стали, гондоны? — обернувшись к любопытствующим, крикнул Сникерс, размахивая стволом. — Чо тут вам — кино или цирк? А ну валите на хер!

Толпа мгновенно растворилась по подъездам, лишь какая-то ветхая старуха так и осталась стоять, тараща глаза.

А Прокоп, приоткрыв заднюю дверку, уже заталкивал друзей в салон.

— Быстрей, бычара! — Ствол «Макарова» угрожающе уперся в бок Дембеля.

Илья уже усадил Диму, уже пригнул голову, чтобы усесться рядом, но в этот самый момент заметил знакомую фигурку, бегущую по направлению к бандитской машине. Силуэт, рельефно вырисовываясь на фоне иссиня-белых сугробов, быстро приближался. Это был отец, Сергей Иванович.

— А ну, засранцы! — задыхаясь от бешенства, зашелся в хрипе отец, и Илья сумел рассмотреть в его руке широкий флотский ремень с краснофлотской бляхой, отливавшей на солнце латунью. — Да я вас…

— Во — еще один защитник объявился! — непонятно почему развеселился Сникерс.

— Папа, у них «ствол»! — крикнул Илья, но тут же получил очень болезненный удар локтем в глаз; мир рассыпался на мириады осколков, и Дембель на мгновение ослеп, однако нашел в себе силы выкрикнуть: — Уходи, папа! Не надо!..

Следующий удар чем-то тяжелым в темя окончательно вырубил Корнилова.

А потому Дембель не видел, как Сникерс, шагнув отцу навстречу, профессионально саданул его кулаком в солнечное сплетение; не видел, как отец, захлебнувшись воздухом, осел на снег; не видел, как кривоносый негодяй, предусмотрительно сняв с папы шапку, несколько раз ударил его по голове рукоятью пистолета…

Спустя минуту грязно-синий «Форд-Скорпио», описав во дворе правильный полукруг, выехал на пустынную улицу. А Сергей Иванович Корнилов — окровавленный, с разбитой головой — так и остался лежать на снегу рядом с пустой инвалидной коляской…

Минут через десять после того, как бандитский «скорп» выкатил со двора, Сергей Иванович пришел в себя. С трудом поднялся на четвереньки, тупо посмотрел на кровавую лужицу на снегу и, встав на ноги, словно лунатик, побрел к своему подъезду.

К счастью, Елена Николаевна Корнилова не растерялась, не стала причитать и голосить при виде избитого мужа — наскоро обмыв ему рану на голове, она вызвала по телефону милицию и «Скорую».

Менты и врачи прибыли почти одновременно — минут через двадцать после случившегося. Пока доктор осматривал рану Сергея Ивановича, милицейский оперативник допрашивал хозяйку.

— Я ничего не видела, — всхлипывая и поминутно утирая платочком глаза, вздыхала Елена Николаевна. — Сын наш, Илья, нашел у рынка однополчанина, вместе в Чечне воевали. Дима Ковалев — ну, однополчанин-то этот — инвалид, безногий.

— Это который на базаре на каталке сидит, матерные песни под гармошку поет? — уточнил мент и непонятно почему улыбнулся.

— Ну, сидел на рынке, было…

— Ну, а дальше-то что?

— Сегодня с утра в военкомат собрались. Документы у Димы потеряны, ну, сынок мой и решил ему помочь. — Боясь расплакаться, Елена Николаевна говорила медленно, с трудом подбирая слова. — Может, военком запрос сделает, чтобы пенсию Диме оформить, может, какое единовременное пособие… Илья коляску-то выкатил, а минут через десять сосед нам звонит, Сергей Михайлович, и говорит: там, мол, во дворе, сына вашего бьют.

— Кто бьет?

— Да он и не рассмотрел, — ответила мама Дембеля таким тоном, будто бы она была в этом виновата. — Сережа мой как раз из ванной вышел, телефонную трубку схватил, выслушал, куртку на плечи, ремень в руки — и во двор. И вот вернулся такой…

— А куда ваш сын с этим безногим гармонистом делись? — последовал вопрос.

— Отец говорит, вроде в машину затолкали и повезли куда-то.

— Марка машины? Номер? Цвет? Количество нападавших? Во что были одеты? Возраст? Приметы? — заученно затараторил мент.

— Вы у мужа сами спросите, меня там не было. — Корнилова кивнула в сторону соседней комнаты, где молоденькая медсестра со «Скорой» обмывала окровавленную голову пострадавшего.

— Успеем еще, — отмахнулся оперативник.

Выяснив номер квартиры соседа Сергея Михайловича, менты двинулись к дверям.

— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил опер на прощание.

— Да… нет, не знаю, — засмущалась Елена Николаевна.

Конечно, запуганная женщина не то что подозревала, а была уверена, что это дело рук бандитов, регулярно взимающих «местовые» на рынке. Однако не спешила делиться своими соображениями с милиционерами…

Кто мог поручиться, что менты не связаны с бандитами? Ведь продажность милиции известна в России даже дошкольникам…

— Так «да» или «нет»? — деловито уточнил оперативник.

— Да не знаю я, — вздохнула Корнилова и наконец, дав волю чувствам, расплакалась.

— Вот видите: машину не запомнили, цвет и номер не знаете, сколько этих хулиганов было — тоже неизвестно, — вымолвил оперативник с явным неудовольствием. — Как нам прикажете их искать? Ладно, скажите своему мужу, чтобы вечером зашел в ГОВД.

За окнами, обрамленными жидкими кисейными занавесочками, колыхался тяжелый фиолетовый сумрак, кое-где подкрашенный неверным желтым светом фонарей да зажженных окон противоположных домов. Сквозь раскрытую форточку то и дело доносился звук автомобильных клаксонов, шум моторов. Ходики на стене незаметно отсчитывали время, старенький холодильник на кухне то и дело дребезжал стеклом, и все эти звуки заставляли Елену Николаевну нервно вздрагивать…

Минуло уже три часа, как Сергей Иванович пошел в горотдел милиции. Пошел как пострадавший, в надежде на справедливость. Пошел как отец — с полной уверенностью, что родная милиция поможет разыскать сына и его друга-инвалида. Пошел как законопослушный гражданин — куда, в конце концов, ему еще обратиться?

Перед походом отца в ГОВД в квартире состоялся семейный совет: что ментам можно говорить и чего говорить нельзя.

«Давай скажу все, как было, — поправляя окровавленную повязку на голове, горячился Сергей Иванович, — и про рынок, и про «местовые», и про тех уродов, и про то, как Илюха с ними дрался…»

«Да ты что, хочешь, чтобы сыночку нашему голову оторвали? — испуганно шептала Елена Николаевна. — Не знаешь, что это за люди? А вдруг как эти милиционеры на содержании у бандитов, что тогда?»

«Так мы ведь простые честные граждане! — продолжал наступать отец Ильи. — Мы ведь пострадавшие! Мы ничего такого не сделали! Заявим — и пусть ищут!»

«Полгода назад у нас на рынке тоже такой правдолюбец выискался, — напомнила Корнилова. — Бандиты на него наехали, а он в милицию заявление понес. Так менты его вместе с заявлением бандюкам и отдали. А те в лес завезли. Так избили, так избили — до сих пор на нашем рынке не появляется…»

«Ну, и что же теперь делать?» — видимо, последний аргумент жены убедил Сергея Ивановича.

«Расскажи все, как было… Кроме бандитов. Мол, выкатил наш Илюшенька коляску с другом-инвалидом, во двор въехала какая-то машина, вышли трое, избили сына и его товарища, в салон затолкали… Ты на помощь прибежал — и по голове получил. Что дальше было — не помнишь, примет тоже не запомнил, потому что сознание потерял. Что за машина — не знаешь, в иномарках не разбираешься. И все. А кто такие, откуда — тебе неведомо…»

На том и порешили: неизвестные бандиты избили Сергея Ивановича, похитили Илью и его друга, усадили в машину и куда-то увезли. Можно было не сомневаться — отец Дембеля изложит в ГОВД именно эту версию произошедшего.

Но Сергей Иванович почему-то задерживался…

Мать Ильи уже несколько раз выбегала из подъезда, уже дважды звонила в дежурную часть горотдела — тщетно. Во дворе Сергея Ивановича, естественно, не было, а телефон дежурной части все время отвечал лишь короткими гудками.

Она пыталась отвлечься — брала в руки вязальные спицы, включила телевизор… Но спицы выпадали из рук, а телевизор лишь раздражал своей глупой болтовней.

И лишь в половине десятого, когда на телеэкране появился спортивный комментатор программы «Время», в прихожей раздался звонок — резкий, пронзительный. Елена Николаевна, вскочив с дивана, бросилась в прихожую и, даже не взглянув в глазок, открыла дверь.

На пороге стоял Сергей Иванович. Огромный кровоподтек, расплывшийся на левой скуле, разбитая в кровь губа, сорванная с головы повязка в заскорузлой, подсохшей крови… Корнилов-старший держался рукой за дверной косяк, словно боясь упасть. И впрямь — едва шагнув в прихожую, он потерял равновесие и наверняка бы свалился на пол, если бы жена вовремя не придержала его.

— Сереженька! — только и смогла прошептать Елена Николаевна. — Кто же тебя так!

— Об-божди-и, ма-ать… — прохрипел отец Ильи, — доведи до ван-ной, умыться…

— …Ну что тебе рассказать… Пришел я в ментовку, сказал, по какому делу, из дежурной части позвонили оперу — тому самому, что сегодня был. Иди, говорят, тебя уже ждут.

Сидя на диване, Сергей Иванович вяло, без удовольствия цедил водку — Елена Николаевна, понимая, что спиртное теперь как ничто другое поможет мужу, сама сбегала к соседке за поллитровкой.

Даже теперь, несмотря на вечерний полумрак комнаты, было заметно: Корнилову-старшему досталось сильно. Скула чугунела свинцовым кровоподтеком, левый глаз пострадавшего заплыл почти целиком. Рассеченная надвое губа распухла, и Сергей Иванович, то и дело отставляя стопочку со спиртным, осторожно трогал нижнюю челюсть — два зуба шатались, грозя выпасть.

— Так что, Сережа? — пододвигая мужу тарелку с закуской, спросила мать.

— Ну, пришел я в кабинет, где меня ждут. Сидит, значит, за столом тот опер-молокосос, который сегодня был, что-то пишет. На меня — ноль внимания. Я, значит, кашлянул — головы даже не поднял, гнида. Ну, я присел на краешек стула. А этот мусор — ни «здрасьте», ни «добрый день» и сразу на «ты»: чего, мол, приперся, старый алкаш? И кто тебе сесть позволил?

— Так и сказал? — всплеснула руками Елена Николаевна.

— Так и сказал. — Сергей Иванович вновь потрогал расшатанные зубы и, сделав микроскопический глоток водки, продолжил: — Отложил, значит, свои поганые бумаги и зенки свои тухлые на меня уставил: рассказывай, мол, как ты на старости лет хулиганом стал!

— Это тебя еще и в хулиганстве обвинили? — не поверила мать.

— Меня, меня, а то кого же… Сын твой, говорит, подонок и негодяй! После Чечни на него уголовное дело было возбуждено, да почему-то до суда не довели. А безногий тот, мол, никакой не ветеран чеченской войны, а обыкновенный бомж, ханыга, с цыганами якшается, и весь рынок на Спиртзаводе может это подтвердить! — Судорожно закурив, он подлил себе водки. — Ну, я за такие обидные слова про Илюху, конечно, вспылил… Как, говорю, не стыдно тебе, сопляк, мой сын полтора года в Чечне с чучмеками этими воевал, а ты в это время штаны в кабинетах протирал, взятки брал да телок на блядки на служебной машине возил! А менту только этого и нужно было: сейчас, говорит, я тебе покажу блядки! Сейчас, мол, я тебе покажу телок! Сейчас ты у меня попляшешь! Снял телефонную трубку, позвонил куда-то. Я-то уже успокоился — понял, лишнего наговорил. Ну и спрашиваю: показания будете брать? Уголовное дело возбуждаете или нет? И тут заходят двое сержантов — рожи лоснящиеся, тупые, жирные. Один сержант подходит ко мне да как гавкнет: встать! Ну, поднялся я со стула… А второй в это время чем-то острым мне в задницу кольнул. Иголкой, видимо… Ну, не вытерпел я, саданул гнусному мусору локтем по харе. Хорошо так, от души…

— Ой зря, Сереженька! — всхлипнула Елена Николаевна.

— Задним умом мы все крепки, — выдохнул из себя Корнилов-старший. — Понятно, что провоцировали. Короче, дали мне по голове — я и вырубился. А как в себя пришел, вижу: сижу я на полу у батареи, наручниками к трубе прикованный, а опер этот, сукин сын, сержантам командует: оклемался, мол, старый хрыч, дайте ему теперь в подрыльник, чтобы имел уважение к милиции! Ну и дали.

— Так и не боялись же, сволочи… Ты ведь теперь на них заявить сможешь, побои снять… — Мать осторожно прикоснулась к заплывшей скуле мужа.

Сергей Иванович лишь рукой махнул.

— Да какое там! Тот сержант, который меня иголкой уколол, еще у опера спрашивает: мол, как обычно бить или лучше ногой в валенке, чтобы следов не оставлять? А опер только лыбится: как обычно, мол, бейте его ребята, а заявлять он никуда не пойдет. Это я на себя беру… — Глубоко затянувшись, Корнилов-старший затушил окурок в пепельнице. — Хорошо хоть, что били недолго, минут пять всего. И вроде не поломали ничего: слава богу, руки-ноги целы. Только вот два зуба шатаются… А как побили, отстегнули наручники, кровь моим же свитером с пола утерли и говорят: никто твоего сына не похищал, никакой драки не было, это ты все выдумал. А голову тебе у пивнухи проломили, потому что ты там хулиганил, и свидетели у нас есть. Так что иди, говорят, старый хрен, и больше со своими вонючими заявами не появляйся. Вот так-то…

— Что творится, что творится… — тоненько всхлипывала Елена Николаевна. — Где же нам теперь Илюшеньку искать? А Митя бедный — он ведь совсем беспомощный! Что они с ним сделают? Слышь, отец, может, в прокуратуру сходишь? Или… в ФСБ?

— И что я им там скажу? — угрюмо хмыкнул Корнилов-старший. — Ты еще предложи в Организацию Объединенных Наций написать. Или в Международный суд в Гааге. Сдались мы прокуратуре. Кто мы для них всех? Что с нас взять можно? Не банкиры, не бизнесмены, не бандиты. Так — насекомые, мелочевка…

— Так надо же что-то делать! — надрывно заголосила мама Дембеля. — Ведь убьют они его! Что, так и сидеть сложа руки? Боже мой, что творится, что творится…

Причитания Елены Николаевны перекрыл звук дверного звонка. Неизвестные звонили нагло, долго, в полной уверенности, что им откроют.

— Ой, кто это? — испуганно прикрыв ладонью рот, спросила мать.

— Обожди, сейчас посмотрю… — Болезненно поморщившись, Сергей Иванович поднялся с дивана, направился в прихожую и, вернувшись через несколько секунд, прошептал испуганно: — Мать, это те самые…

— Кто?

— Да бандиты, которые меня били! Которые Илюху забрали!

— Так, Сережа, хватит, звони в милицию. — Рука Елены Николаевны потянулась к телефонному аппарату. — Какой там телефон… Ноль-два?

Она уже сняла трубку, уже погрузила указательный палец в лунку наборного диска, однако Корнилов-старший нажал отбой.

— Ты что, еще не понимаешь, что менты заодно с этими бандитами?

— Боже, что делать, что делать… — Взгляд несчастной женщины сделался затравленным. — Куда бежать, кому жаловаться…

В дверь позвонили вновь — еще более въедливо и назойливо, чем в первый раз.

— Алло, открывайте! — донесся до слуха Корниловых простуженный бас. — Открывайте, гондоны, а то двери выдавим!

— Ты как хочешь, а я по «ноль-два» звоню, — с решимостью, какую обычно придает безвыходность ситуации, заявила Елена Николаевна и вновь сняла трубку, прикладывая ее к уху. — Господи, что же это…

Телефонная трубка молчала — немая, мертвая, как деревяшка. Ни зуммера, ни даже обычных шумов на линии… И эта непривычная беззвучность телефона испугала бедную женщину не меньше, чем настойчивый дверной звонок.

— Алло, козлы, вы своего сыночка живым видеть хотите? — угрожающе орали под дверью. — Открывайте!

Выбора не оставалось — Сергей Иванович понуро отправился открывать дверь.

На пороге стояли двое знакомцев: мрачного вида амбал с перебитым носом и молоденький розовощекий блондин с заплывшими кабаньими глазками. Оценив побитый вид Корнилова-старшего, кривоносый довольно хмыкнул и сказал спутнику:

— А смотри, как менты его отделали, а? Не хуже нас с тобой… Ну, чо стоишь, старый, в хату пригласишь или как?..

Никогда еще в своей жизни Сергей Иванович и Елена Николаевна не видели таких наглых, таких самоуверенных ублюдков, как эти.

Едва зайдя в квартиру, кривоносый оттолкнул Корнилова-старшего и двинулся в комнаты. С хозяйским видом включил в спальне свет и, цепким взглядом окинув комнату, пошел в следующую. Внимательно, с дотошностью судебного исполнителя оценил туалет, ванную, застекленную лоджию, кухню…

Розовощекий блондин тем временем тяжело опустился в кресло и, положив ноги в грязных ботинках прямо на стол, спросил Сергея Ивановича:

— Ну так чо, дальше будем по ментовкам бегать или умней себя поведем?

Старик, естественно, промолчал — а что он мог ответить?

Кривоносый вернулся минуты через три. Уселся на подлокотник кресла, закурил и, бросив спичку на ковер, произнес задумчиво:

— А ничего хата…

Елена Николаевна пришла в себя первой.

— Вы… кто? Чего вам надо?

— Нам? — снисходительно ухмыльнулся кривоносый. — Нам? Нам ничего не надо. Это тебе, старая, надо…

— Что… вы себе позволяете? — наконец отреагировал Сергей Иванович. — И вообще — где наш Илья? Где Митя?

— Короче, хватит гнилых базаров. Ты, — палец кривоносого уперся в грудь Елены Николаевны, — на рынке нашем торгуешь? Торгуешь. Мы тебя охраняем? Охраняем. Значит, «местовые» должна платить? Должна. Все платят, а ты ничем не лучше других. Ты, значит, не захотела, как все, сына своего позвала. А он, бычара, еще и копытами махать начал… На кого?! На нас!

— А это стоит денег, — вставил розовощекий.

— Вот именно. Короче, дело такое: сын ваш теперь жив-здоров, в безопасном месте. И дружок его, нищий Мересьев, тоже жив-здоров. Пока, — со значением добавил кривоносый бандит.

— И… что? — деревенеющим от страха языком спросила Корнилова.

— А то… — довольный произведенным эффектом, ответил негодяй. — Хотите, чтобы вам их в целости и сохранности вернули, сделаете то, что мы вам скажем. В мусорню ломанетесь — пеняйте на себя. Ты, старый хрен, уже сегодня в ментовке побывал, — кривоносый многозначительно кивнул на заплывшую скулу Сергея Ивановича. — В РУБОП ломанетесь — тоже ни хрена не выиграете. Ну, заведут дело, полежит оно там и в архив пойдет. Свидетелей у вас нету, возможностей ментуру материально заинтересовать — тоже. А ведь мусора вам на каждый день телохранителя не дадут, город у нас маленький… Короче, если не совсем идиоты, должны понимать, что к чему.

— Что мы должны сделать? — запричитала Елена Николаевна, внутренне готовясь к самому худшему. — Сыночка нашего верните, все отдадим!

— Вот это уже другой базар, — оценил блондин, — приятно с умными людьми дело иметь.

— Короче, так, — затушив окурок о полированный столик, начал кривоносый. — Хата ваша приватизирована?

— Ну… да, — выдавил из себя отец Дембеля, уже догадываясь, к чему задан этот вопрос.

— Давно?

— Года два назад…

— Бумаги есть?

— Ну, есть… А что?

— А то: эту хату вам придется поменять… На другую. Мы ведь нормальные люди, с понятиями, не звери какие-нибудь! В Москве бы за такую борзость вашего сынка никогда бы не простили: выставили бы вас на улицу, и все. А мы у вас квартиру не отбираем, а предлагаем добровольный обмен: вы нам — свою трехкомнатную халупу, а мы вам — отличный коттедж за городом. Недалеко — километрах в двадцати отсюда. Зато безо всяких доплат. Поменялись, ручки друг другу пожали и разошлись.

— Но… мы не хотим меняться! — Лицо Сергея Ивановича побагровело.

— А тебя, старый козел, никто и не спрашивает! Завтра обменный ордер подпишешь — и канай свою водяру жрать, животное! — огрызнулся блондин зло. — А не подпишешь — получишь голову своего сынка в посылочном ящике.

— Сережа, ты что, замолчи! — испуганно замахала руками Елена Николаевна. — Ты что — не видишь? Да, мы все сделаем, что вы хотите… Только верните нам Илюшеньку… И Митю.

— А ты, мамка, ничо, нормально соображаешь, — обронил кривоносый. — Ну все: мы сказали, вы слышали. Короче, завтра в десять утра будьте дома. И чтобы все бумаги приготовили: техпаспорт БТИ, ордер, что там еще требуется… Остальное на месте оформим.

…Уже в прихожей мать Ильи, предательски шмыгнув носом, спросила:

— А… Илюшеньку вы нам завтра вернете?

— Это как вы себя вести будете, — холодно бросил блондин. — Смотрите, если ментов на нас натравите — не жить вашему сыну.

— Да и вам, кстати, тоже, — угрожающе заверил кривоносый.

После удара по голове Илья Корнилов пришел в себя очень нескоро, а придя, неприятно удивился первым впечатлениям.

Он лежал в маленькой комнатке на голом пружинистом панцире металлической койки. Руки и ноги Дембеля были туго связаны толстыми бельевыми веревками. Окон в комнатке не было. Под низким потолком напряженно гудел длинный стержень лампы дневного света, по стене слева змеились переплетения ржавых водопроводных труб. Несомненно, это был подвал или бойлерная. В углу отливала блестящей жестью тяжелая дверь с огромным отверстием для ключа, черневшим под массивной ручкой. По всей вероятности, дверь была заперта.

Пахло плесенью, затхлостью, мышами и почему-то хлоркой. Во рту было солоно и гадко. Но еще гаже было от невозможности подняться с кровати…

Дембель попытался привстать, но веревки не позволили этого сделать. Вот если бы в комнатке был еще кто-нибудь…

— Митя, ты где? — позвал он и тут же удивился болезненной хриплости собственного голоса.

Ковалев не отвечал.

— Митя, ты тут? — повторил Илья.

Ответа не было вновь.

Пленник еще некоторое время звал бывшего однополчанина, затем принялся грозиться, ругаться безадресно, а потом, замолчав, попытался воскресить в памяти события минувшего дня…

Произошедшее вспоминалось с трудом.

Он помнил, что сегодняшним утром собирались с Ковалевым в военкомат. Помнил, как выкатывал с лестницы инвалидную коляску с Митей. Помнил, как неожиданно появился во дворе грязно-синий «Форд-Скорпио», как вылезли из него бандиты — те самые, со спиртзаводского рынка. И драку он тоже помнил — детально, со всеми подробностями. И пистолет Макарова в руках кривоносого. И отца, столь некстати появившегося со своим краснофлотским ремнем. И слепящий удар в глаз. И еще один, в голову…

Однако Корнилов не мог сказать — сколько же времени прошло с момента последнего удара: час, два, сутки или больше? А потому так и не смог определить, как долго он в этом подвале находится. И вообще: сегодня все это случилось… Или вчера?!

К счастью, чувствовал себя Илья куда лучше, чем должен был человек в его положении: сокрушительный удар в темечко теперь лишь отдавался тупой ноющей болью. Да и левый глаз, хотя и заплывший, только чуточку саднил — зажмурив правый, Корнилов с облегчением осознал, что не ослеп.

Он вновь попытался освободиться от пут, и вновь тщетно. Веревки стягивали руки и ноги намертво, впивались в кожу, и любое движение болезненно отдавалось во всем теле. Кончики пальцев на руках и ногах затекли так, что Илья почти не чувствовал их.

— Илю-уха… — донесся снизу слабый голос Димы, и Дембель, дернувшись, словно от разряда электричества, отреагировал:

— Митя?! Ты?

— Я…

— Где ты?

— Да тут, слева от тебя, на полу у кровати лежу…

Илья вздохнул облегченно — слава богу, хоть с Ковалевым все в порядке.

— Митек, ты… Подняться можешь?

— Да какое там на хрен подняться! Эти гниды мне руки к ножкам кровати привязали! А ты как?

— Да тоже привязан… А где мы вообще? Ты помнишь, как нас сюда везли? Сколько мы тут уже торчим, а?

— Сколько — не знаю, сам только что проснулся. А мы с тобой в подвале… Или в подсобке… Я-то город не так хорошо знаю, как ты, но, кажется, это где-то на Горького… Большой такой универмаг. Со стороны двора заезжали.

— Значит, «Московский», — догадался Дембель.

Несколько минут друзья молчали — видимо, прикидывая перспективы. А они были весьма безрадостными…

— Что делать будем? — наконец подал голос Илья.

— Что, что… Бандитов этих дожидаться, — уныло ответил Митя.

— А на хрена мы им нужны?

— Вот об этом у них сам и спросишь. Черт — ссать хочу больше, чем на танке ездить.

— Потерпишь… Не то терпел.

— Ой, бля, и не говори… Только мне сейчас от этого не лучше.

И вновь друзья замолчали. Было лишь слышно, как надсадно трещит под потолком светящийся ртутью стержень — лампа дневного света, как где-то далеко-далеко, кажется, сверху и справа, низко гудит в шахте лифт.

Ситуация выглядела совершенно безвыходной. Освободиться от веревок не представлялось возможным, но, даже если бы это и удалось, выбраться из подземного склепа под магазином они вряд ли бы сумели. Ведь бандюки наверняка закрыли железную дверь!

Илья понимал: ничего хорошего ждать им не приходится. И его жизнь, и жизнь Димы Ковалева теперь всецело в руках бандюков.

Устало вздохнув, Илья смежил веки…

Почему-то вспомнилось: кажется, в минувшее воскресенье он, Дембель, хотел спросить у Димы о чем-то очень важном. И вроде бы это важное касалось их обоих.

Но о чем?

О войне? Нет, только не о войне — нечего ее, проклятую, вспоминать.

О цыганах-рабовладельцах?

Тоже вроде бы нет — с этими гнидами и так все понятно, нечего спрашивать.

О бандитах?

О пропавших документах Димы?

Тоже не то…

А ведь то, что силился вспомнить Дембель, наверняка было очень важным!

На какое-то мгновение Дембелю показалось: еще минута, и он наконец отыщет вопрос, возникший у него не к месту и не ко времени. Но в этот самый момент за железной дверью послышались чьи-то тяжелые шаги, в замке заскрежетал ключ, и Илья понял: это по их души.

Спустя минуту дверь тяжело открылась, и в проеме нарисовался силуэт кряжистого атлета. Короткая стрижка, синий «адидас», бобровая шапка, совершенно не гармонировавшая со спортивным костюмом, грязные кроссовки-«вездеходы», перебитый нос…

Это был тот самый, отзывавшийся на кличку Сникерс.

Позади него маячили еще две фигуры: крепко сбитый парень в короткой кожаной куртке, чем-то неуловимо похожий на бычка, и плюгавый мужичок лет сорока пяти с гнутой запорожской люлькой в зубах.

Раскрыв дверь пошире, Сникерс ввалился в комнатку. Антип и цыган Яша проследовали за ним.

— Ну чо, оклемался, герой? — Подойдя к панцирной койке с лежавшим на ней Дембелем, кривоносый снисходительно потрепал его по щеке. — Оклема-ался…

И неожиданно для Ильи саданул его кулаком в скулу — как раз по заплывшему глазу.

— Вот так-то оно лучше будет, — прокомментировал Сникерс. — Что, думал, если у тебя грабки сильные да мяса на костях много, так все можно? Хрен тебе в глотку…

И вновь ударил Илью кулаком в лицо — сильно, с размаху, наотмашь.

И еще раз…

И еще…

Прикусив нижнюю губу, Корнилов стоически терпел избиение. Он даже не вскрикнул. Звать на помощь бесполезно: зови не зови — никто тебя не услышит. К чему кричать, к чему доставлять этим тупым скотам удовольствие, демонстрируя свою боль?

Тем временем цыган Яша, пыхнув трубкой, присел на корточки и, взглянув в лицо Мити, выдохнул дым прямо в его глаза. Избиение русоволосого, нагло похитившего у Федорова самого прибыльного «батрака», ощущение близости к страшным бандитам — все это провоцировало на показную агрессию.

— Ну и сука же ты, — произнес цыган, вновь выдыхая в лицо инвалида дым. — А еще музыкант, артист, на гармошке играешь…

Пружинисто поднявшись, Яша со всего размаху пнул Митю ботинком в бок. Затем — еще раз.

— Так, ладно, — Сникерс взял цыгана за плечо, — времени мало. Дома воспитывать будешь. Забирай на хрен своего Мересьева и больше в чужие руки не давай… Мало нам забот, так еще твоих «батраков» по городу отлавливать? А ты, Антип, — кривоносый коротко кивнул бычкоподобному подручному, — поднимись-ка за Прохором, возьмете вдвоем этого героя, — бандит скользнул взглядом по койке с привязанным к ней Дембелем, — и в машину. Через час должны быть на месте. Нас, кстати, Вера Антоновна уже ждет.

— А кто это? — не понял Антип.

— Да нотариус, которая их хату оформлять будет. Забыл, что ли, для чего вчера к его старикам ездили?