Глава 22

Никогда нельзя просить милостыню в темное время суток.

Это старое правило профессиональных нищих малолетний «батрак» Саша, самый маленький из подопечных цыгана Яши, усвоил еще несколько лет назад, когда, чудом сбежав из ментовского спецраспределителя в Смоленске, два с половиной часа клянчил милостыню на железнодорожном вокзале.

Тогда, как и теперь, был тяжелый февральский вечер. Но было куда холодней. За два с половиной часа стояния на морозе Саша насобирал денег лишь на пирожок в привокзальном буфете да пачку самых дешевых сигарет…

Вечерело. На улицы опускались непроницаемые чернильные сумерки. Городок постепенно отходил ко сну. Гасли огни в окнах домов, зажигались первые фонари, затихало движение на улицах.

Стоя рядом со спиртзаводским рынком, Саша то и дело бросался к одиноким прохожим, выводя заученное:

— Тетенька, подайте, Христа ради, мамка в запое, младшего брата кормить нечем…

Тетеньки делали вид, что не замечают оборванца. Дяденьки в лучшем случае посылали пацаненка куда подальше, а в худшем грозили отвести в детскую комнату милиции.

Да, сто раз правы профессионалы: нельзя просить по вечерам. К вечеру народ злой, уставший, остервеневший. У всех одни и те же заботы — нет работы, не платят зарплату. Одинокие женщины испуганно шарахаются в сторону даже при приближении его, щуплого малолетки. Нетрезвые мужики норовят по шее съездить. Мусорских машин куда больше, чем днем. Патрули так и шастают. Короче, непруха полная. Никто не подает, даже сигаретой угостить — и то жмутся. Может, и швырнет какой-то чудак металлический рубль, и на этом спасибо.

Нельзя просить вечером. Нельзя. Но и не просить грешно. Тем более что просишь-то не для гнусного цыгана Яши, а для себя самого…

Полтора часа назад Федоров отправил шустрого пацаненка в город, за «Мальборо». Блок сигарет был куплен в первом же киоске и предусмотрительно спрятан за пазухой. Но время еще оставалось, и потому Саша решил употребить его на пользу уже для себя.

Сперва, встав рядом с универсамом «Московский», многолюдным перед закрытием, зашмыгал носом и, утирая сухие глаза кулачками, загундосил:

— Люди добрые, подайте, кто сколько может, мамка умерла, похоронить не на что!

Люди добрые косились неодобрительно, недоверчиво, но тем не менее подавали. Добыча впечатляла — за сорок минут Сашка насобирал почти тридцать рублей. Но бизнес, так удачно начавшийся, столь же внезапно и застопорился: неожиданно в винно-водочном отделе, как раз сразу за входом, закипела жаркая русская драка, приехала ментовская машина, и пацаненку пришлось ретироваться: знакомство с местным спецраспределителем не входило в его ближайшие планы.

Проехав несколько остановок на автобусе, Саша встал у железнодорожного вокзала.

— Тетенька, на билет всего четыре рубля не хватает! — разносился по привокзальной площади дребезжащий детский дискант. — Дяденька, помогите чем можете, к мамке с папкой уехать не могу! Дайте, пожалуйста, вовек вашей доброты не забуду!

На вокзале тоже давали, но хуже. Получасовая добыча выглядела смехотворной: семь рублей металлической мелочью. Саша уже было подумывал переместиться к билетным кассам, где можно было рассчитывать на большее, но в этот момент услышал над самым ухом:

— Что ты тут делаешь?

Обернувшись, пацан увидел ментовского сержанта. Стоит, падла такая, возвышается над толпой, как каменный истукан с острова Пасхи. Глаза маленькие. Шея потная. Щеки обрюзгшие. Нос красный. Ноги раскорякой. И перегаром разит.

— Что тут делаешь, а? — с явной угрозой повторил мусор.

— Да я… Мамку встречаю, — попытался было выкрутиться Саша.

— Какую, етить твою мать, мамку? — возмутился милиционер. — Я за тобой уже десять минут наблюдаю! К прохожим пристаешь, деньги вымогаешь… А ну, за мною давай, мы тебя щас по полной программе оформим… — ласково пообещал страж порядка и протянул пальцы, чтобы схватить юного правонарушителя за рукав.

Однако задержать пацаненка не удалось — нырнув под локоть милиционера, Сашка бросился в уже закрывавшиеся двери автобуса. И лишь проехав несколько остановок, понял, как крупно ему повезло.

Доехав до остановки «Спиртзавод», мальчонка вышел, взглянул на электрические часы, светящиеся над бетонным козырьком гостиницы «Турист». Часы показывали половину восьмого, а это означало, что в его распоряжении еще как минимум полчаса. Конечно, в случае опоздания Яша будет ругаться, может, даже побьет… Но собственные деньги, на которые можно купить сигарет, того стоят. Да и цыгану можно лапши на уши навешать: «Мальборо» долго искал, нигде не было, потом в мусорню на вокзале залетел… Иди, дядя Яша, проверяй!

Встав у рынка, Саша вновь загундосил:

— Подайте, Христа ради, папка-пьяница из дому выгнал, мамка в больнице, братик голодный, сам второй день ничего не ел!

Спиртзаводской базарчик уже опустел. Ни посетителей, ни продавцов не наблюдалось — только случайные прохожие. Подавали мало — за десять минут лишь какая-то сердобольная старушка сунула мальчику металлический рубль да пьяная торговка дала остывший резиновый пирожок.

Вот тут-то и вспомнилось старое правило профессионалов: никогда не просить по вечерам…

Дожевав пирожок, Саша безнадежно махнул рукой и двинулся к автобусной остановке. Почему-то подумалось: бывают же в жизни и счастливые минуты! Вон когда-то в Бологом удалось скоммуниздить из открытой машины перочинный ножик, настоящий «швейцарский офицерский». Два месяца назад какой-то подвыпивший «новый русский», выходя из кабака при гостинице «Метрополь», сунул ему десять баксов. Наверное, меньше хотел дать, да в темноте не рассмотрел. А то вот еще дядя Дима рассказывал, как в бытность его в Москве некий бандюга на иномарке стодолларовую бумажку подарил… Закурив, пацаненок принялся размышлять: как распорядился бы он соткой баксов, если бы у него оказались такие деньги. Но, не надумав ничего путного, снова пересчитал собранное подаяние. Тридцать восемь рублей, конечно же, не сто долларов… Но, если разобраться, и это неплохо.

Вдалеке показался автобус на Новоселовку, и Сашка, аккуратно затушив окурок, сунул его в карман. Обернувшись, он вдруг засек неподалеку двоих, стоявших под уличным фонарем: высокий светловолосый мужчина в короткой плащевой куртке бережно держал под руку девушку с большими печальными глазами — на вид ей было не больше восемнадцати. Вязаный шарфик выбился из-под воротника дешевой искусственной шубки, и зоркий глаз Саши различил на ее груди маленький православный крестик.

Неожиданно на поясе светловолосого запищал пейджер, и это решило все.

Саша знал твердо: пейджер — это что-то вроде сотового телефона. Пейджеры бывают или у бандитов, или у «новых русских», что, в общем, одно и то же. Короче, что-то крутое-прекрутое. Дорогая вещь, не каждому по карману. И уж если у этого мужика есть пейджер, то наверняка и деньги водятся.

Так почему бы не рискнуть?

Твердо решив уехать следующим автобусом, Саша, наслюнявив глаза, поплелся к обладателю дивного средства связи, лелея надежду получить хотя бы пять рублей.

А светловолосый, сняв пейджер с пояса, прочитал сообщение и негромко бросил спутнице:

— Опять эти сволочи Прокопа вызывают. Седьмой раз за сегодня. Что-то срочное. Наверное, случилось у них нечто…

— Илюша, а если они вдруг к твоим родителям отправятся? — В голосе девушки послышалось искреннее беспокойство.

— Ничего, Ксюха, я своих стариков подробно проинструктировал, что и как говорить. Правдоподобно. Поверят.

Подойдя к паре, Саша растер по щекам слюни, долженствующие изображать слезы, и, набрав в легкие побольше воздуха, выдохнул:

— Люди добрые, подайте, Христа ради, сколько не жалко! Папку в тюрьму посадили, мамка все из дому вынесла да пропила, а мне младшего братика кормить нечем! Подайте, вовек вашей доброты не забуду!

И вытянул руку.

Светловолосый прищурился, взглянув на мальчонку вопросительно. В этот момент Саше почему-то показалось, что владелец пейджера подаст ему не пять рублей, а куда больше. Но мужик, неожиданно для пацана опустившись на корточки, лишь спросил ласково:

— А папку твоего за что посадили?..


Приблизительно в то самое время, когда у гостиницы «Метрополь» разгорелась жаркая перестрелка, когда Саша чудом удрал от вокзального милиционера, Илья и Оксана вышли на прогулку.

Предстоящая ночь решала многое. Именно сегодня Дембель хотел наведаться в Новоселовку: выяснить, там ли Димка. Но перед таким серьезным делом потянуло прогуляться, отрешиться от всего дурного и ненужного.

Вот молодые люди и гуляли.

Сперва неторопливо прошлись по своей окраине, миновали парк, заброшенное кладбище и вышли к тихому центру. Погуляв по парку культуры и отдыха, вышли за ворота, свернули на Советскую улицу и, пройдя несколько кварталов дворами, очутились рядом со спиртзаводским рынком.

— А помнишь, как мы тут с тобой впервые встретились? — улыбнулся Илья, указывая глазами на ячеистую сетку, ограждавшую темные, пустые прилавки. — Я у тебя еще жетончик просил…

Оксана улыбнулась.

— Помню.

— Послушай, а чего это ты тогда из «Туриста» так поздно выходила? — спросил Корнилов. — Ну, когда я от бандитов удрал и тебя случайно встретил… Ты еще не верила, что я Диму знаю! Время уже позднее было, за полночь…

— Деньги надо было разменять, сто рублей… У дежурной в гостинице не оказалось — иди, говорит, на рынок, может, торговки ночные и поменяют. — Девушка виновато заморгала, видимо, решив, что он подозревает ее в чем-то неприличном.

Илья встал против ветра, закуривая.

— Ну что — пройдемся вон до того дома, провожу тебя до поселка и двину…

Запищал на поясе пейджер, Дембель прочитал сообщение, высказался по этому поводу, выслушал опасение Оксаны…

Вот тут-то к ним и подошел маленький худой оборванец с вытянутой рукой.

Первой мыслью было: сунуть этому пацаненку металлический рубль, пусть себе идет. Ясно, что ни папки, ни мамки, ни братика у него нет. Много сейчас таких полубеспризорных детей на улицах: мелочь клянчат, бутылки собирают, пьяных грабят… А деньги — на сигареты, спиртное и клей, чтобы нюхать. Но тут же появилась и вторая мысль… По словам Ковалева, на цыгана работает много «батраков», в том числе и дети. И потому можно было предположить, что этот пацанчик — один из них.

Присев на корточки, Илья поинтересовался: за что, мол, отца посадили. В глазах мальчонки мелькнуло недоумение — наверняка никто еще не задавал ему подобных вопросов. Утверждение, что «папка посажен», воспринималось прохожими как факт, как данность, под которую и давались деньги. А тут — такой неожиданный вопрос, такое участие…

Пацанчик смутился.

— Так за что посадили, а? — стараясь говорить как можно доброжелательнее, повторил Дембель.

— Да… так, за кражу, — ответил мальчонка, но не очень уверенно.

— А сам-то ты где живешь?

Пацан махнул рукой куда-то в темноту.

— Там.

— Там — это где? Район какой? Камволка? Спиртзавод? Вокзал? — продолжал допытываться Илья.

— В Новоселовке, — последовал ответ, и Корнилов окончательно понял; этот маленький оборванец, безусловно, работает на цыган.

— Постой, постой… — Заметив, что зубы мальчонки темны от никотина, Илья достал пачку сигарет, щелчком выбил одну и предложил: — Закурить хочешь?

— Давай, если не жалко, — согласился пацанчик.

— Послушай, — улыбнулся Дембель так искренне, как умел это делать только он. — Давай по-честному говорить. Все как есть. Нету у тебя никаких папки с мамкой, нету и братика… То есть, может, и есть где-нибудь, но ведь ты не для них деньги просишь?

Маленький нищий молчал выжидательно, не возражая, но и не соглашаясь.

— А деньги ты просишь, потому что цыгане тебя нищенствовать отправили, — веско закончил Илья.

Пацанчик чуть вздрогнул, и Корнилов понял, что он на верном пути.

— Хозяин у тебя — цыган, а зовут его Яша. Гадкий такой, плюгавый, с трубкой в зубах.

— Дядя, ты что, из мусорни? — неожиданно спросил мальчик.

Илья обиделся.

— Да как ты мне такие слова говорить можешь? Посмотри на меня — разве похож я на мусора? Да ты кури, кури, — смягчившись, добавил он.

— А откуда ты про цыган знаешь?

— Знаю, — Корнилов поджал губы. — Я много что знаю. Ну, как там Яша?

Пацанчик не ответил, лишь полоснул собеседника взглядом затравленного волчонка.

Дембель поднялся во весь рост.

— Ксюха, Митина фотография у тебя с собой?

Та торопливо полезла в сумочку.

— Да, конечно… Она у меня всегда с собой.

— Давай.

Взяв фотоснимок, Илья подвел пацаненка под свет уличного фонаря.

— Послушай… Я не мусор, и она, — кивок в сторону девушки, — тоже не из милиции. Мы нормальные люди. Мы человека одного ищем. Ее брата родного, моего боевого товарища. И ты, если на цыган новоселовских работаешь, должен его знать. Никогда такого не видел?

И показал снимок…

…Спустя пять минут лед недоверия был растоплен — пацанчик, назвавшийся Сашей, окончательно поверил в искренность Дембеля. К тому же девушка с печальными глазами показала паспорт на имя Ковалевой Оксаны Валерьевны — для пацана, знавшего Димину фамилию, это стало последним, решающим аргументом.

Да, конечно, знает он дядю Митю. Такой же «батрак», как и он сам. Дядя Митя — хороший, даром что без ног. Да чего уж там — в Чечне воевал! А главное, он всегда его, Сашку, защищает. Несколько недель дядя Гриша, который себя за адъютанта Рокоссовского выдает, заставил его, Сашу, стирать свои вещи, так дядя Митя такое устроил! Запустил дяде Грише бутылкой в голову и пообещал: мол, еще раз узнаю, придушу тебя ночью подушкой; у безногих руки очень сильные. Хороший дядя Митя, ничего не скажешь… Да только продали его уже сегодня.

— Как продали?! — всплеснула руками девушка.

— Очень просто, — жадно затягиваясь сигаретой, пояснил Саша. — Приехали цыгане из Москвы, двое… Тоже нищими промышляют. Торговались с хозяином, торговались и продали. Семьсот долларов с инвалидной коляской и аккордеон в придачу. Я под дверью стоял, все слышал. Да и меня во время торга несколько раз вызывали: коляску с дядей Митей привезти, аккордеон подать, отвезти, за сигаретами сбегать… И еще двоих продали: дядю Аркадия и дядю Валеру. Но этих — другому цыгану.

— Где Димка теперь? — быстро спросил Илья.

— Пока в Новоселовке. Цыгане московские завтра уезжают.

— Во сколько?

— Не знаю, не говорили… Они сейчас бухают, проснутся, наверное, поздно.

— А приехали на чем?

— «Мерседес» белый… Рядом с домом стоит.

— Поня-атно. — Корнилов наморщил лоб, соображая. — Так, Сашка. О том, что ты с нами познакомился, — никому. Усек?

— Ага, — серьезно ответил пацанчик, и Илья понял: этот действительно никому ничего не скажет.

— И о сестре Димкиной, Ксюхе, тоже никому. Усек?

— Усек.

— Ты когда в Новоселовку собираешься?

— Да вот сейчас и хотел ехать…

— Короче, так, Ксюха, — выглянув на проезжую часть, высматривая автобус, сказал Илья. — Ты уж извини, домой самой добираться придется. Не смогу я тебя проводить.

— Ты… К Димочке?

— Ага. Вот с Сашкой и двинем. — Илья сунул руку во внутренний карман куртки, нащупал рукоятку конфискованного у Прокопа «ПМа» и продолжил: — Я вернусь часа через два… Может быть, позже.

— Может, ты и Димку с собой привезешь? — наивности Оксаны не было предела.

— Вряд ли. Пока надо осмотреться, так сказать, провести рекогносцировку на местности. Слышь, Сашка, собака во дворе есть?

— Есть.

— Большая?

— Да… И злая очень. Яша иногда ее на нас спускает, когда пьяный.

— Поня-атно.

В перспективе пустынной улицы показался автобус.

— Ну что, Ксюха, — Илья чмокнул девушку в щеку. — Пока. Ничего не бойся, ни о чем не думай. Все будет хорошо. Поехали, Сашка!


Илья вернулся из Новоселовки в половине третьего ночи, и по его виду девушка сразу же определила: он доволен поездкой.

— Ну, что там? — дрожа от напряжения, словно натянутая струна, спросила девушка.

— Сейчас, сейчас… Ксюха, чайник поставь, замерз что-то.

Пока Димина сестра ставила чайник, пока засыпала в граненый стакан заварку, Дембель неторопливо рассказывал об увиденном.

Да, все сходится, тот пацанчик не соврал: стоит рядом с цыганским домом белый «мерс» — старый, побитый, не иначе как с автокладбища. И присутствие гостей тоже налицо — перепились уже, орут, паскуды, свои гнусные песни, на всю Новоселовку слышно. Сашку побили — мол, чего так поздно.

— Вот негодяи! — поджала губы Оксана.

— Не то слово…

— А Димочку моего ты видел?

Илья улыбнулся — чуть заметно, уголками губ.

— Саша мне его окно показал. Правда, с собакой пришлось повозиться.

— Не покусала? — Налив в стаканы с заваркой кипятка, девушка прикрыла их блюдцами.

— Она больше никого не покусает. Хотела, правда… Пришлось пристрелить.

— Так ведь тот Яша завтра во двор выйдет, пса своего не увидит и…

— Ну и что? Стрелял я через глушитель. Одноразовый глушитель к «Макарову» можно самому за пять минут сделать: из картофелины, капустной кочерыжки… Не услышали. Выбежали бы во двор, если что. Короче, застрелил я ту псину, махнул через забор, собаку от цепи отстегнул, на улицу вытащил — и в мусорку. Пусть думают, что сорвалась и сбежала, пусть ищут.

— А Дима? — нетерпеливо перебила Оксана.

— Так вот: вернулся во двор, постучав к Димке в окно. К счастью, он еще спать не ложился.

— Как он? Нормально? Что говорили? Ты ему передал, что я тут?

— В двух словах, — вздохнул Илья, — времени у меня, сама понимаешь, в обрез было. Сказал главное: чтобы завтра вечером спать не ложился, меня ждал.

— Так ведь его уже купили! — напомнила девушка. — Его ведь завтра в Москву увезут!

— Не увезут его никуда. — Сняв запотевшее блюдечко со стакана, Корнилов помешал чай ложечкой.

— Как не увезут! Мальчик-то говорил…

— Потому что «мерс» у гостей сломался! Бывает же такая непруха!

— Почему сломался?

— Машина старая, всякое случиться может. Например — бензопровод прохудится. Есть там такие латунные трубочки под днищем. Прохудились трубочки, вот бензин весь и вытек на снег. Чего уж непонятней? А вот в Яшином сарае я очень интересную вещь нашел, — улыбнулся Илья и отхлебнул свежезаваренного чаю.

— Какую?

— «Девятка» там стоит, темно-вишневая. И знаешь чья? Того самого кривоносого бандита, Сникерса. Странная какая-то «девятка»: стекла скотчем крест-накрест заклеены, замочки на дверях — тоже…

— Что она там делает?

— Ну, Сникерс-то для цыган что-то вроде «крыши», — задумчиво проговорил Илья. — Знакомы, значит… Но как там эта тачка оказалась — ума не приложу. Ладно, Оксана, завтра тяжелый день. Постели мне здесь, на полу, спать пора.

Загрузка...