В тот день было только два урока. Когда друзья после школы подошли к порту, там толпилось великое множество девчонок и мальчишек.
На рейде стоял громадный теплоход, выкрашенный в защитную краску.
— «Ялта», — прочёл Толик и удивлённо посмотрел на ребят.
«Ялта»! Кто из мальчишек не знал этой красавицы?! Она входила по вечерам в бухту, как хрустальный город, вся в огнях, белая, неторопливая. И гудела густым басом.
А теперь на неё жалко было смотреть. Грязно-серая, в заплатах и ржавых потёках. Видно, досталось бедняге.
Узнали всё очень быстро. «Ялта» привезла эвакуированных ребят из Крыма и тяжелораненых. Ранеными забита вся «Ялта», лежат, где только можно.
Всё это рассказал мальчишка, по имени Митя.
— А нас, — сказал он, — спустили на берег. Будут кормить.
Костик переглянулся с приятелями. Сразу же захотелось есть так, что скулы заболели.
— А как ты думаешь, Митя, — вкрадчиво заговорил Шурка, — нас не покормят вместе с вами?
— Понимаешь, есть хочется, — добавил Толька.
Митя закивал большой головой на тоненькой шее и поспешно сказал:
— Факт, накормят, ребята, не беспокойтесь. Никто и не заметит — вон нас сколько.
Привезли кашу в бачках, прикреплённых к ручным тележкам.
Бачки поставили в кружок, и к ним сразу выстроились очереди. Лучами. К каждому бачку — своя очередь.
Костик с друзьями стал вместе с Митей. Митя рассказывал, как на них два раза налетали немцы в открытом море и как их отогнали эсминцы и «морские охотники», сопровождавшие «Ялту».
Это было очень интересно, но слушали его невнимательно.
Всё поглядывали на румяную тётеньку в белом поварском колпаке. Она накладывала в котелки горячую кашу и давала по два куска настоящего белого хлеба. Есть хотелось до дрожи в коленках.
Вдруг Шурка сказал:
— Ничего нам не дадут. У нас котелков нету.
И верно. Все ребята в очереди держали в руках солдатские круглые котелки. А у них котелков не было.
Костик выбрался из очереди и медленно побрёл по тротуару. За ним потащились Шурка и Толик.
— Стойте, ребята, не уходите! Ребята!
Мальчишки обернулись. К ним бежал Митя.
— Ну куда же вы, — задыхаясь, проговорил он. Схватил Костика и Тольку за рукав и потащил обратно. — Котелки я вам мигом достану, никто ничего не заметит. Стойте здесь.
И он исчез. Очередь двигалась быстро, а его всё не было. Когда впереди остались только две девчонки, прибежал сияющий Митя с котелками.
— Мыть бегал, — сообщил он.
Румяная тётя посмотрела на них, нахмурилась. Видно было, что она колеблется. Потом сказала:
— Ну, давайте вашу посуду, уважаемые гости.
Ребята молчали, смущённые.
— Ешьте, — сказала она и положила им по полному котелку.
Есть пошли в парк.
На всех скамейках сидели девчонки и мальчишки. Уплетали кашу.
Расположились на газоне, у памятника Шота Руставели.
Каша была горячая и ужасно вкусная. Называлась «геркулес». Костик вспомнил, что такую же кашу приносил дед. Где он сейчас? Уже три месяца от него нет писем. Может быть, он скоро прие…
Тр-р-рах!
Налёт начался внезапно. Завыла сирена, забухали зенитки.
Мальчишки и девчонки с «Ялты» мгновенно разбежались, исчезли в кустах, под деревьями, легли вдоль забора.
«Опытные», — с уважением подумал Костик.
Они вчетвером побежали в укромное место. У мальчишек по всему городу были присмотрены разные укромные местечки на случай бомбёжки.
Через три минуты ребята сидели под могучим сводом из белого камня.
Если посмотреть с моря на стенку набережной, выложенную необработанным белым камнем, можно заметить небольшое овальное отверстие, из которого вытекает ручеёк, впадает в море.
Здесь и сидели ребята.
Море было как на ладони, а осколки не страшны. Почти безопасно.
Бомбардировщики шли волнами. Одни отбомбятся, другие заходят. Непрерывно лаяли зенитки. Всё небо было в упругих круглых облачках — следах разорвавшихся снарядов.
Почти все бомбы падали в море.
Взрывались они с оглушительным стеклянным звоном. Совсем не так, как на земле.
Сначала взлетал зелёный столб, потом от него в стороны, у самой поверхности, резко разлеталась вода, и только потом — дзинг! — удар.
— Сбили, сбили! — заорал Шурка и так подпрыгнул, что стукнулся головой о низкий свод.
Плавно разворачиваясь, волоча тугой хвост дыма, падал самолёт.
— Ещё, ещё! — орал Шурка.
Навстречу первому, чуть пониже, заваливался на крыло второй.
Падали они нехотя, не торопились, покачивали чёрными крестами.
Из второго вывалились один за другим четыре комочка, беспомощно повисли под белыми зонтиками парашютов, ветер понёс их к набережной.
— Попались, гады, — прошептал Митя, — попались!
Он стоял закусив губу и смотрел, смотрел не отрываясь.
Костик обернулся к нему. Такой ненависти он никогда ни в чьих глазах ещё не видел.
Самолёты не успели упасть в воду, как раздался сильнейший взрыв, совершенно не похожий на остальные. Ребята повернулись и увидели, как «Ялта», громадная, могучая «Ялта», переломилась пополам.
Нос и корма задрались высоко-высоко, обнажилось красное днище. Потом корма перевернулась и исчезла, а нос ещё был на плаву. Медленно, медленно он погружался. Вот исчез верхний ряд иллюминаторов, потом палуба, надстройки… И всё.
Костик посмотрел на ребят. Лица у них были такие напряжённые, такие непохожие, что он отвернулся. В голове гудело.
Костик пошёл к выходу. И вдруг остановился. Какой-то странный звук раздавался сзади. Костик обернулся и увидел Митю.
Тот сидел прямо в ручье, раскачиваясь, обхватив голову руками, и тоненько плакал. Как девочка — тоненько-тоненько.
Костик наклонился к нему.
— Ты что?
— Как утюги, как утюги, — шептал Митя.
— Кто? Какие утюги? — спросил Костик.
— Там раненые. В гипсе все. Тяжёлые, — ответил Митя. — Они в трюмах.
На следующий день втроём провожали Митю.
Ребят с «Ялты» отправляли эшелоном куда-то в Среднюю Азию.
Мальчишек поразил вокзал.
Маленькая привокзальная площадь была забита людьми. Люди сидели на узлах, на чемоданах, прямо на земле. Все куда-то хотели уехать, все ждали поездов. Многие, видно, ждали очень давно: кое-где были сложены из нескольких кирпичей печурки, на них готовили пищу.
Над площадью стоял ровный печальный гул. Казалось, что беженцы негромко говорят все разом, жалуются на свои беды.
Митю заметили издали. Он вертел головой, всматривался в толпу.
— Нас ищет, — сказал Шурка.
Митя увидел их, взмахнул руками, заулыбался и спрыгнул на насыпь.
Ребята стояли рядом с теплушкой. Митины товарищи сидели, свесив ноги, у открытой двери и молча разглядывали их.
Костик взял Митю за руку и сказал:
— Слушай, Митя, оставайся, а? Не езди никуда. Будешь жить с нами. Бабушка согласна, она добрая.
— А? — спросил и Шурка. — Рыбу будем ловить и вообще… А там моря нет. Там песок.
Толик кивнул и положил Мите на плечо руку. Митя, видно, не ожидал такого разговора. Он покраснел так, что слёзы выступили, подался вперёд… Было видно, что ему очень хочется остаться.
Все четверо молчали. Костик, Шурка и Толик, улыбаясь, глядели на Митю и ждали.
Но Митя вдруг сник, нахмурился и сказал, как взрослый:
— Не могу я, ребята. Если ещё и я сяду на шею вашей бабушке, ей совсем плохо будет.
Такой он, видно, был человек, Митя.
Мальчишки долго ещё стояли. Говорить не хотелось.
Потом паровоз загудел и эшелон медленно тронулся. Митю подсадили на ходу. Несколько рук сразу вцепились в него, втащили в теплушку.
Костик, Шурка и Толик шли рядом с вагоном, потом стали отставать. Митя крикнул:
— Ребята, я когда-нибудь приеду! Обязательно!
Поезд набирал скорость, вагоны стали сливаться в сплошную серую полосу, и скоро уже нельзя было разобрать, какой из них Митин.
Костик глядел на красные огоньки и пронзительно чувствовал, как это странно, что Митя ещё минуту назад был здесь, а теперь, может быть, они никогда не встретятся.
И впервые он подумал о том, как много людей на свете и как много дорог, — у каждого своя.
Он изумился этой мысли. И ему стало тревожно и радостно.