День начинается утром

По городу шли три человека

Костик проснулся от яркого солнечного луча, упёршегося ему прямо в переносицу. Из иллюминатора тянуло солоноватой прохладой.

Утром ночные страхи кажутся смешными. По утрам люди храбрее.

«Бабушка, наверное, весь город обегала. Ох, и выпорет она нас, — подумал Костик. — А может быть, и обойдётся, — махнул он рукой. — Бабушка так обрадуется, что ей не до этого будет».

Он вдруг остро почувствовал, как хорошо и радостно жить на свете. Ясным прохладным утром иногда бывает такое состояние: ждёшь чего-то небывалого, а чего — и сам не знаешь.

Костик разбудил Толика и Шурку. Они выбрались на палубу и сели, свесив ноги в люк. Катер стоял на рейде, медленно поворачивался вокруг рыжей от ржавчины причальной бочки. Справа виднелся спящий город. Солнце ещё касалось нижним своим румяным боком моря. Оно освещало белые кубики домов на берегу, окна вспыхивали, отбрасывали иголочки острых лучей.

Палуба была влажной от росы, и едва уловимо пахло смолистым деревом. Потом послышался скрип уключин и хриплые голоса. Мальчишки увидели две широкие просмолённые рыбачьи лодки — лайбы. Это возвращались с ночного лова рыбаки.

Бабушка говорила, что рыбоколхоз кормит весь город. На дне лайб матовым серебром поблёскивала хамса, виднелись жёлтые плоские камбалы.

Рыбаки устало гребли, опустив головы, медленно ворочали тяжёлыми вёслами. Старики и женщины.

— Всю ночь гребли, сети таскали, — сказал Толька.

— Говорят, подводные лодки обстреливают рыбаков. И в плен забирают, — сказал Шурка.

— А они всё равно каждую ночь выходят. Плевать они хотели на подлодки.

Костик пристально смотрел вслед удаляющимся лодкам.

— Они не боялись. А мы?

— Что мы? — спросил Шурка.

— Боялись.

— Да, — негромко сказал Шурка.

— А помнишь, Шурка: вжик! Вжик! — спросил Толька.

— Вжик! Вжик! — Шурка кивнул головой и улыбнулся.

Ребята расхохотались. Приятно смеяться над своими страхами. Приятно быть храбрыми.

— Ну, как, вояки, выспались? — послышался весёлый голос.

К мальчишкам подошёл матрос Колесов.

— Эх, вы, проспали всё на свете. Знакомых ваших давным-давно отправили, да ещё мы тут парочку подлодок утопили и дюжину шпионов поймали. Хотели вас разбудить, думали, не справимся, да пожалели. Очень уж вы сладко спали.

Мальчишки вежливо улыбнулись. Шутит человек — надо улыбнуться.

— Вы что же, не верите? — моряк засмеялся.

— Верим. Вы же не будете врать, — тихо сказал Толька.

Колесов смущённо кашлянул, потом сказал:

— А вы, я вижу, ребята такие — вам пальца в рот не клади, — он потрепал Тольку по плечу. — Ну ладно, пошли завтракать. А потом домой. Небось родители ночь не спали, вас, бродяг, разыскивали.

Ели давно позабытые и прекрасные вещи — борщ и котлеты. И в заключение, как чудесное завершение этой небывалой ночи, полной опасностей, тревог и радостей, на столе появился компот из чернослива.

Мальчишки еле поднялись из-за стола. Колесов притворно вздыхал и сокрушался:

— Ох, боюсь я — не выдержит ваш крейсер, потонет. Вы же теперь в два раза тяжелей стали.

Он заметил, что Толька выпустил рубаху наружу, чтобы прикрыть ракетницу, и сказал:

— Не прячь. Никто вашу пушку отбирать не собирается. Вы её честно заслужили. Только уж уговор: мы считаем, что вы ребята серьёзные, баловаться ракетами не станете. Не такое сейчас время.

— Да у нас и ракет нету больше. Все истратили, — грустно сказал Толька.

— Ну и хорошо. Меньше соблазна будет. Знаю я вашего брата, — ответил матрос.

Весело, с шутками моряки усадили мальчишек в надувную лодку.

— Не забывайте нас, ребята, приходите, — сказал на прощанье Колесов.

Он долго стоял на корме катера, следил за ними. Изредка поднимал руку. Мальчишки махали ему, пока не заломило плечи.

К берегу грёб Шурка, а Костик сидел на носу, болтал ногами в воде и командовал:

— Право руля! Лево руля!

Вода была такая прозрачная, что казалось, лодка висит в воздухе. И немножко кружилась голова от глубины.

Хорошо, когда под ногами хрустящие голыши. Держа под мышкой свёрнутую оранжевую лодку, как корку громадного апельсина, Толька поёжился, улыбнулся и сказал:

— Ох, и будет мне сегодня трёпка!

Шурка помахал велосипедным насосом:

— Вжик! Вжик! Выпорют капитана!

Толька подпрыгнул на одной ноге, толкнул его плечом:

— А стеклянного человека Шурку ждёт бабушка с ремнём. Вжик, вжик!

Мальчишки засмеялись и зашагали по пустынным утренним улицам.

Город был синий. От моря. От неба.

По городу шли три человека. И наплевать им было на бомбёжки, на завывающие самолёты с чёрными крестами на крыльях. Даже на ремень.

Солнце вставало на тоненьких золотых ногах. И город был синий. Мальчишкам было весело.

Занимался новый день.

По городу шли три счастливых человека. Год войны — очень долгий год, самый большой в их ещё маленькой жизни, а может быть, и больше всей жизни.

Он многому научил их.

Они узнали такие вещи, которые не стоило бы знать ни одному мальчишке, ни одной девчонке на свете: страх, голод, жестокость. Но они узнали и другое: дружбу, доброту, отвагу.

Мальчишки шагали по гулким утренним улицам. Им хорошо было вместе. Вместе им легче и веселее жилось.

Три длинные косые тени, сливаясь, убегали в густую сочную траву.

Они шли навстречу большому жёлтому солнцу. Шли, касаясь друг друга плечами, — три человека, у которых всё впереди.