На этот раз они не подрались. Да и не получилось бы: между ними был забор. Они даже не ссорились.
Костик стоял под алычовым деревом и смотрел на залив.
А Шурка учил его нехорошим словам. Слова были такие скверные, такие ужасные, что даже сам Шурка не решался произносить их громко.
Он говорил шёпотом и всё время оглядывался.
А Костик стоял и не знал, что делать. И страшно было, и уходить не хотелось. Он старался не глядеть на Шурку. Смотрел на залив.
Залив был полукруглый. Синий-синий. Странно, море называется Чёрное, а чёрным не бывает. Синим бывает, зелёным бывает, даже рыжим, а чёрным — никогда.
Вдоль самой воды, по высокой насыпи, проходила железная дорога. Рельсы плавным полукругом повторяли линию берега. Блестели на солнце.
Морю было жарко. Оно лениво-лениво шевелило маслеными боками.
А потом из тоннеля выбежал весёлый паровоз с зелёным хвостом вагонов.
Костику казалось, что паровоз от радости покрикивает…
Дальше всё произошло стремительно и страшно. Из-за верхушек кипарисов, так низко, что из рогатки попасть можно, выскочили самолёты с чёрными крестами на крыльях.
Перед весёлым паровозом выросли чёрные кусты. Потом паровоз споткнулся, вагоны, как игрушечные, поползли друг на друга и покатились в море.
Только после этого Костик услышал грохот.
Он обернулся к Шурке, но того уже не было, а здание водолечебницы как-то странно изменилось.
Костик бросился домой. В доме три входа, Костику надо в средний.
В средний, в средний, в средний…
Издали Костик видел, как в дом вбегают незнакомые люди. «Что им надо? Прячутся, наверное», — успел он подумать, и сейчас же раздался такой грохот, который и сравнить ни с чем нельзя.
Много позже Костик постукал друг о друга два большущих стальных бильярдных шара — и получился звук чем-то похожий. Зародыш того звука. Если бы эти шары увеличить в тысячу раз и ударить снова, это был бы звук бомбёжки — оглушительный, звенящий, ужасный звук.
Но тогда Костик ничего этого не подумал. Он просто прижался к старому толстому кедру, оцепенел от страха и закрыл глаза.
А когда открыл их, здания Дворца культуры, белого, недавно выстроенного, не было. На его месте висел купол дыма, и оттуда летели камни.
От удивления Костик вскрикнул и побежал. Но дверь, его дверь, была заперта! Он побежал к соседней — и та закрыта.
Сам не понимая зачем, он побежал вокруг дома. Лишь бы не стоять.
Костик снова увидел водолечебницу и понял, чем она изменилась, — откололся угол, будто его отрубили топором.
А вокруг всё грохотало. Костик снова подбежал к своей двери. Подёргал — заперта, и как заведённый побежал дальше.
Вдруг соседняя дверь отворилась, из неё выскочил дядя Саша Дорошенко. Опираясь на костыль, он сгрёб Костика в охапку и втащил в дом.
— Вот оно, Лизавета, твоё сокровище. Прогуливается, паршивец! — крикнул он.
И Костика обхватили тёплые бабушкины руки. Он зарылся лицом куда-то ей в живот, вцепился руками в юбку и всхлипывал, и дрожал.
А бабушка тоже плакала, гладила Костика и говорила какие-то ласковые, непонятные слова.