Борис
Перевожу взгляд с замолчавшего телефона на стоящего рядом Матвея и не понимаю, как быть дальше. Внутри разрастается чувство потери. Непоправимой.
И что-то доказывать некому. Да и со стороны девочки, которой насильно сделали аборт, то, что она мне только сейчас сказала, справедливо. Я — сопляк, который не смог ее защитить. Это так. И ничего с этим сделать нельзя.
Но я не готов ее отпустить. Теперь, когда знаю, каково это — обладать ее. Воплощать с ней свои фантазии, ловить острый кайф наслаждения.
Мне что делать с этим со всем?
Поэтому вместо того, чтобы вернуть телефон Белову, я снова жму вызов. Не берет. Затем выключает телефон. Я почти не обращаю внимания на Матвея, который остается возле меня. До тех пор, пока не ловлю его сочувственный взгляд.
Меня прошибает. Он меня жалеет… Дела вовсе дрянь в таком случае.
— Не скажешь, где она? — делаю последнюю попытку.
Поджимает губы, взгляд твердеет.
— Нет, не скажу. Если бы Алиса хотела, она бы сказала.
Его слова вызывают взрыв бешенства. Защитник, бля..
— Она боится! Неужели ты этого не понимаешь?!
Но его не пронимает моя вспышка.
— У нее разве нет причин? Ты ей смог помочь?
Сглатываю неожиданно противный ком в горле. Даже возразить нечего.
Молча протягиваю телефон. До меня доходит — Матвей не скажет. Разворачиваюсь и плетусь, не зная, куда теперь податься. Что делать… И зачем это всё.
Какое-то время тащусь по улице. Здесь все чужое. Вытаскиваю телефон из кармана, заказываю такси. Плевать на деньги. На все плевать. Я все просрал.
И внутри лишь пустота, которая засасывает меня глубже с каждой минутой.
Водитель соглашается вести меня в Москву, лишь получив половину обещанной суммы. Всю дорогу пялюсь в окно. Мысли хаотичные. В груди давит. К родителям не поеду. Не хочу их видеть. И слышать тоже не хочу.
Остается Алискина квартира. Но там… Нет ее. И уже не будет.
— У магазина останови, — командую водиле, заприметив плебейскую "Пятерочку" недалеко от конечной точки моего путешествия.
Отдаю остаток денег, вываливаюсь на мороз и топаю внутрь. Виски, водка, пиво — набиваю ими пакеты под равнодушным взглядом нерусского продавца.
И иду в квартиру. Меня встречает самое страшное — тишина. Там, где когда-то звучал девичий смех. Как так всё получилось? Я потерял девочку, о которой грезил годами… Злился на себя, ненавидел ее за то, что не мог выкинуть из головы. Столько боли ей причинил. А когда сделал ее своей и казалось, что все, о чем мечталось, сбылось, все закончилось. И, кажется, навсегда. Чувство тоски стало невыносимым. Я достал бутылку с виски и жадно присосался к горлышку, даже не замечая, как жидкость обжигает пищевод. Внутри и без этого горело. И чем все потушить, я не знал.
Пил много, каждый день. Приходил в себя и снова пил, пока не отключался. Кто-то звонил на телефон, но я не брал трубку. В дверь тоже звонили и стучали — я не открывал.
Пока однажды не очнулся под струями холодной воды в ванной.
— Сука! Борь, ты совсем о*уел?
Из лейки меня с каким-то садистким удовольствием поливал Артем.
— Я, бля*ь, звоню. Ты трубу не берешь. Я приезжаю. Ты, му*ло, дверь не открываешь. Вот я и спрашиваю, ты о* уел?!
Отплевываюсь от воды и стараюсь понять, как он сюда попал. Дверь я, что ли, забыл закрыть?
— Как ты вошел? — наконец, сдаюсь и перестаю мучить свой мозг.
Голова после пьянки нещадно болит.
— Хорош на меня эту хрень лить! Холодно же!
Пробую отпихнуть лейку, но Артем продолжает меня методично поливать.
— Да хорош уже! — ору я через несколько минут, — Чё я тебе, клумба?
— Очухался, алкаш? — Артем в конце концов выключает душ.
Я кое-как выбираюсь из корыта, в которое я даже не помню, как он меня загружал.
— Как ты сюда попал? — задаю вопрос повторно.
— А ты — посмотри, — цедит взбешенный друг ехидно.
С меня на пол струями стекает вода. Но я не обращаю внимание и иду в прихожую, где подвисаю. Он срезал мне дверь!
— Артем! Да это ты о*уел! Я как ее теперь вставлять буду?! У меня бабло закончилось!
— Вот тебе задача на первое время. А то в квартире вонь, как в бомжатнике. Хоть проветрится.
Гнев испаряется, уступая место привычным чувствам — тоске и одиночеству. Я прохожу в комнату и усаживаюсь на диван. Такой, как есть. Под задницей становится мокро.
— Тошно мне, — выдаю на выдохе.
— Мне тоже. И что теперь ты предлагаешь? Колоться начать?
Бросаю на него изучающий взгляд — шутит или не шутит. Не похоже, чтобы шутил.
— Да ну. Наркотики — отстой.
— Вот и Владислав Сергеевич всегда говорит, что нужно переть вперед, как бы хреново не было. А ты во что превратился? Ушла девчонка от тебя? Правильно сделала. Что ты ей, кроме головняка, можешь предложить? Ничего.
Вот чего, чего — а этого я от него не жду.
— Если нужна, ищи. Хер ли ты пьешь? Если не нужна, возвращайся к отцу. К чему весь этот кардобалет?
Смотрим друг на друга. Как так сложилось, что взрослая жизнь прятала в себе не кучу возможностей и удовольствий, а ворох проблем, которые нужно решать? Ведь когда-то нам казалось, что мы — короли жизни. Пока она, жизнь то есть, короны нам лопатой не поправила.
— Не буду больше.
Артем встает и собирается уходить.
— Эй, Холодов! Ты куда собрался? Дверь мне вставь. Я на мели. Сам же знаешь.
В ответ раздается мат.
— Будешь в следующий раз на телефон отвечать и дверь открывать. Школа выживания от Холодова, — добавляет в конце витиеватых ругательств.
— Артем, ты издеваешься? — теперь матерюсь уже я.
Он меня не слушает и уходит.
Зашибись! Что мне теперь делать?