Алиса. Школа.
Из кабинета директора мама Матвея вышла взбешенная. Не знаю, что там произошло, но она забрала и меня, и Матвея из школы, усадила нас в такси. Потом разговор зашел об обращении к врачу и в полицию. Мне еле удалось уговорить ее не делать этого. Бабушка бы не пережила скандала.
Что меня удивило — это то, что Матвей на меня не злился. Вроде бы должен был. Он мне помог, а я по глупости солгала и поддержала версию Артема. Однако ничего такого не было. Когда я попыталась объяснить, почему так некрасиво поступила, он ответил, что все понимает и не обижается. И он сказал правду. Потому что после случившегося в его отношении ко мне не чувствовалось неприязни. Я привыкла, что ничего хорошего от мальчиков ждать не стоит. Они — злые.
А тут… Разве такие бывают? Матвей был привлекательным. Я бы даже сказала, красивым. И его доброта по отношению ко мне показала, что все может быть по-другому. Правильно. Когда парень — не враг. А друг. Может быть, даже любимый. Я начала фантазировать, что могу Матвею нравиться. Как девушка. Старалась чаще попадаться ему на глаза. Да и мне просто нравилось на него смотреть. В груди становилось сладко. И когда он был рядом, я ощущала простое, человеческое тепло. Влюбилась ли я? Не знаю. Но симпатию чувствовала точно. Что с этим делать я не представляла.
Но с каждым днем увязала все сильнее. Так, что даже перестала обращать внимание на Харламова. Почему-то я решила, что он оставит меня в покое.
— Стой! — раздалось за спиной приказным тоном в один из дней.
Коридор был пустынен. Все куда-то подевались. И я ускорила шаг. Но Борис меня быстро догнал.
— Стой! Не слышишь, что ли? — он схватил меня за руку и развернул к себе.
Юноша едва не дымился. От ярости.
— Что у тебя с Беловым?! — в коротком вопросе было столько негодования, злости и чего-то еще. Чего именно я не понимала.
— Ничего, — ответила, чуть не заикаясь.
Конечно, я понимала, что нужно отреагировать не так. Что он не имеет никакого права спрашивать у меня что-то подобное. Но это уже потом, в голове начинаешь строить картины, как я бы себя повела. Если бы это была не я.
Обычно карие глаза сейчас казались черными.
Он встряхнул меня за плечо, которое сжимал.
— Не ври мне! Вся школа говорит, как ты за ним бегаешь! Скромница… — последнее слово он буквально выплюнул, как сгусток яда.
Но ему не полегчало.
— Раздвигаешь перед ним ноги? Да? — он встряхнул меня еще раз.
В носу защипало, глаза заслезились от обиды.
За что он так со мной? Что же это такое…
— Тебя это не касается, — голос у меня дрожал, но я все-таки выговорила эту фразу.
Борис дернул меня на себя.
— Не касается, думаешь? Если ты с ним хоть раз… Я тебя уничтожу… Слышишь?!
Он шипел мне в лицо злые слова. Я чувствовала запах ментола.
И в какой-то момент зашипела в ответ:
— Именно это я и собираюсь сделать. Потому что Матвей мне нравится. А ты мне никто!
Глаза у Харламова стали совершенно безумными.
Он оттолкнул меня, а потом влепил пощечину.
— Шалава! — услышала я очередное оскорбление.
Перед глазами заплясали звездочки, та сторона лица, по которой он ударил, запылала и онемела. Из глаз брызнули слезы. Он… меня… ударил…
Борис схватил меня за руку, я стала вырываться.
На мое счастье, в коридоре появился кто-то из учителей.
— Борис! — прозвучал грозный окрик.
Кто это был, я не видела, так как глаза застилала пелена слез. Но хватка Харламова ослабла, я смогла выдернуть руку и убежать. У меня даже не было сил рассказывать кому-то, что случилось.
Забежала в первое попавшееся помещение. Это оказался кабинет химии. Забилась в смежное с кабинетом помещение, села прямо на пол. И, зажав рот рукой, принялась рыдать. Горько, безутешно. От боли, от унижения, от того, что все так.
Меня нашел Матвей
— Ты чего здесь? — спросил, подходя ближе.
Я подавила рыдания и не могла заставить себя повернуть голову в его сторону. Он сейчас увидит меня такой. Опять вмешается. И может пострадать. Поэтому я громко и четко сказала:
— Уйди!
— Алис, что ты? Я ж помочь хочу.
Вот этого я и боялась. Так же четко я проговорила:
— Мне твоя помощь не нужна.
Голову я так и не повернула. Матвей шагнул ко мне и наклонился. Я сжалась сильнее и попробовала отползти. Подцепив пальцами за подбородок, он развернул мое лицо к себе. И застыл. Я догадывалась, как выгляжу. На лице, наверняка, синяк. Нос распух, глаза покраснели. Я не желала вызывать жалость к себе.
— Кто? — в его голосе зазвенел гнев.
Длинные объяснения нам были не нужны, мы итак понимали друг друга.
— Если ты сейчас что-нибудь им сделаешь, то будет только хуже, — я боялась за себя. И за Матвея тоже.
Белов раздраженно засопел:
— Что ты заладила — хуже, хуже? А так тебе хорошо? Ты чего дожидаешься — когда они тебя втроем поимеют и убьют, бросив тело в какой-то канаве? Эти уроды наслаждаются безнаказанностью. И так и будет. Я не собираюсь разбираться тут. Я ж не дурак. Но вопрос решу. От тебя мне надо только одно — узнать, кто тебя ударил.
Я медлила. Однако внутри затеплилась надежда. Может, Матвею удастся сделать так, чтобы Борис оставил меня в покое?
С моих губ срывается:
— Это Борис. Он словно совсем с ума сошел. Кричал, что я — шлюха, что ноги раздвигаю перед всякими. А потом ударил. Учитель какой-то шел, я вырвалась, убежала и спряталась.
После этих слов слезы снова потекли ручьями.
— Я больше не могу-у-у, — я зарыдала снова.
— Не бойся, он больше тебя не тронет. Пойдем к медсестре, холод надо приложить, — предложил парень.
— Они ничего не сделают, — я имела в виду администрацию школы, — Что я теперь бабушке скажу?
— Я бы сказал правду. И перевелся в другую школу, — Матвей ответил твердо.
Но он не все знает. И не понимает меня.
— Ты же не перевелся.
— Малыш, я могу себя защитить. У нас разные ситуации. Хватит плакать.
Ласковое 'малыш" было невероятно приятно.
Он помог мне подняться и отвел в медицинский кабинет. Там я сказала, что упала. Это же сказала и бабушке.
Хотя мне хотелось кричать, биться головой о стену. И понять, наконец, сколько можно надо мной издеваться.
Ближе к вечеру бабушка попросила сходить в магазин и купить продукты. Я бы с удовольствием больше никогда не вышла бы из квартиры, где чувствовала себя в безопасности. Но бабушка с трудом передвигалась по дому. Кроме меня в магазин идти было некому.
Выйдя из подъезда, я обомлела. Меня ждал Борис.