Алиса
Я растерялась. Но всего лишь на мгновение. Зацепив взглядом "Пятерочку" на углу здания, я вылезла из кабины.
— Подожди! — попросила Матвея.
— Я сейчас верну вам телефон, — сказала водителю, который опешил от моего напора.
Доковыляла до угла здания, прочитала Матвею адрес.
Сначала я хотела отделаться от водителя, чтобы не впутывать его, но на мне его куртка и сапоги. А еще у него есть телефон, по которому можно позвонить.
Собралась с духом.
— Вы не могли бы подождать? Немного? Сейчас мой друг приедет…
Водитель тяжко вздохнул:
— У меня дел по горло — скорее всего говорил правду.
— Пожалуйста! Куда я в таком виде?
Мужчина снова вздохнул, махнул рукой.
— Ладно, подожду.
В кабине повисла тишина. Я несмело протянула руки к кружке с чаем.
— Пей, пей, — подбодрил меня водитель.
Пить хотелось ужасно. Да и есть тоже. Даже тошнота пропала. Но кормить меня не собирались, просить я не рискнула, боясь остаться на улице и без связи. Чувствовала себя очень неловко. Однако как-то исправить это у меня не было ни малейшей возможности.
Звонок сотового заставил меня вздрогнуть. Мужчина ответил сам, и я увидела шагающего к газели Матвея. Глаза защипало, но я снова одернула себя.
Дверь с моей стороны распахнулась как раз в тот момент, когда я, избавившись от сапог, передавала водителю куртку.
Матвей обвел напряженным взглядом мои голые коленки. А я с ужасом смотрела на его разбитое лицо.
Вопрос, который у нас обоих вертелся на языке, мы задали одновременно хором:
— Что случилось?!
— Ребят, я тороплюсь. Итак помог, чем смог, — вклинился водитель.
— Спасибо вам большое! — от всего сердца поблагодарила я.
Если бы не его машина на моем пути, все бы сегодня закончилось катастрофой. Матвей снял с себя куртку, завернул меня в нее и достал из кабины, при этом сильно поморщившись.
— Я сама дойду… — запищала я, догадываясь, что пострадало не только лицо.
— Ага. Босиком по снегу зимой. Донесу как-нибудь.
Я промолчала. Ответить было нечего.
Его большой черный внедорожник оказался припаркован недалеко. Он с явным облегчением опустил меня на пассажирское сидение, закрыл дверцу с моей стороны, обошел автомобиль и сел на свое место.
— Алис, что произошло? — повторил он вопрос.
Я плотнее закуталась в его куртку, не зная с чего начать. Говорить было стыдно. Но и промолчать было невозможно.
Тут мой желудок, словно обрадовавшись безопасности, громко, на весь салон напомнил о себе.
— Я расскажу. Но… Матвей, все так… — я поморщилась, не находя нужного слова, — Извини меня. Я очень хочу есть. Ты не мог бы…
Он меня перебил.
— Что тебе купить?
— Какую-нибудь булку. Лучше с мясом. Йогурт. Чай, если там делают. Или воду…
У меня во рту стала скапливаться слюна, пока я перечисляла.
Заметила, как он на меня смотрит, уткнулась взглядом в свои ноги и прошелестела.
— Прости, я давно не ела. И… Прости…
От жгучего стыда закрыла лицо ладонями. Как же мне хотелось провалиться сквозь землю в другую реальность, где всего этого со мной не случалось бы.
В салоне было тепло, работала печка, я, отняв руки, стала стягивать с плеч его куртку.
Но он меня остановил.
— Сиди так. Замерзла же. Синяя вся.
Сам с заднего сидения достал худи, натянул его и вышел из автомобиля, бросив короткое:
— Скоро вернусь.
Я сидела в салоне, прикрыв глаза, и пыталась осмыслить то, что со мной стряслось. И все равно я не понимала этих людей, которые в наше время готовы были действовать такими варварскими методами.
Матвей вернулся не так быстро, как я ожидала. Первое, что сделал, это протянул мне бумажный стакан.
— Держи. Облепиховый чай. А это греческая улитка.
Я трясущимися руками приняла еду и, не раздумывая, как выгляжу со стороны, впилась в выпечку зубами. Какое-то время все вокруг перестало иметь значение. Я была сосредоточена лишь на вкуснейшей выпечке. Смогла спокойно выдохнуть лишь, когда булочка полностью очутилась у меня в животе.
Матвей уже протягивал мне йогурт. Я отпила из бутылки, потом попробовала чай.
— Вкуснооо, — протянула счастливо и нахмурилась, столкнувшись с Беловым взглядом.
Сейчас придется ему все рассказать. Краска затопила все лицо, по-моему даже шею и уши.
— Мне насильно хотели сделать аборт. Я чудом сбежала. И не знаю, как быть теперь, — говорить дальше не хотелось, но было нужно, — Ребенок от Харламова.
Матвей положил ладони на рулевое колесо.
— Борька тебя в клинику отвез?
Вспоминать детально все события прошедших двух суток желания не было. Однако отмалчиваться не получилось бы.
— Нет, — затрясла я головой, — Он приходил позавчера, говорил, что дети ему не нужны, что лучше сделать аборт. Я отказалась. Мы поругались, он ушел.
До сих в ушах звенело: "Аборт сделай, дура!". Потом Борис ушел, хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель. На столе оставил деньги. Я не считала, сколько. Но много.
Бориса я больше не видела. После его ухода звонил его отец, сказал, что мой ребенок никому не нужен, они его не признают, растить его я буду одна, а после начал угрожать. Я сказала, чтобы он больше не звонил, что ребенка я оставлю. О чем очень пожалела. Надо было соврать, сделать вид, что послушалась. Меня затолкали в машину на улице. А сегодня потащили в операционную.
Я резко выдохнула.
— Я не знаю, сам это Борис до такого додумался. Или кто-то из его семьи. Но выяснять не хочу.
Лицо Матвея приобрело жесткое выражение.
— Он тебя изнасиловал?
Этот вопрос был закономерен, если знать о наших с Харламовым взаимоотношениях. И тем более неприятно было озвучивать правду.
— Нет. Я сама. Бабушка умерла. А Борис… Он стал помогать. И я… Не знаю я, как!
Последние слова я выкрикнула, обернувшись к Матвею. Зачем он заставляет меня чувствовать себя еще большим ничтожеством?
— Ясно. Что у вас, баб, в голове?
Осуждение его было неожиданным. Хотелось сбежать прямо сейчас. И не думая, я схватилась за ручку.
— Куда? Совсем ополоумела? — парень, рыча, щелкнул брелком, блокируя двери, — Помогу я тебе. Не дергайся. Все равно дел уже наворотила.
Как бы не претили его упреки, но он был прав.
Сама. Я сама пустила свою жизнь под откос.