Борис
Перелет прошел легко и быстро. В аэропорту меня встречали люди из компании отца: один из заместителей и водитель. У обоих озабоченные лица. И это не к добру. Скорее всего, ломают головы, что будет дальше. Хотя я до сих пор зол на отца, но ничего плохого ему не желаю. Ни тяжелой болезни, ни тем более смерти. Он — мой отец.
— Вы куда сейчас поедете? — интересуется Юрий Васильевич, один из отцовских замов.
— В больницу, — говорю коротко.
Желание вести длительную беседу у меня нет. Дела в компании подождут. Я с отцом не виделся несколько лет. Испытываю ли угрызения совести? Как ни странно, да. Он поступил чудовищно. Но и я при таком раскладе, который есть, немногим лучше. И причины у меня были, чтобы разорвать все контакты. Но почему мне не сообщили о болезни отца раньше? У матери же была такая возможность. Занятый своими мыслями, не замечаю, как меня привозят к зданию больницы. Звоню матери, она говорит номер палаты. Меня беспрепятственно пропускают. Все стерильно, запахи хлорки и лекарств усиливают ощущение беспомощности.
Мать ждет меня в коридоре. Выглядит не очень, несмотря на макияж.
— Сыночек! — бросается мне на шею и рыдает, — Приехал.
Глажу ее по спине.
— Мам, не плачь, не надо. Конечно, приехал. Разве я поступил бы по-другому?
— Я перестану. Перестану. Диме нельзя нервничать, — несколько раз глубоко вздыхает, берет себя в руки.
— Что с ним? — спрашиваю, делая над собой усилие.
— Рак желудка. Но он запустил. Время на врачей тратить не хотел. Я — на минуту, — уходит в сторону туалета.
Возвращается быстро, как будто я могу уйти, не дождавшись.
— Пойдем, — она тянет меня за руку, — Дима хоть и не говорит, но он тебя ждет. Не ругайся с ним, пожалуйста. Ведь он твой отец.
— Не буду, мам. Не волнуйся.
Мы с ней входим в палату. Я готовился морально к тому, что увижу. Но к такому нельзя быть готовым. При виде человека на больничной кровати у меня закололо сердце. Как так? Он же всегда был олицетворением неуязвимости. Силы и уверенности в себя. Для меня так точно. Но не теперь. Передо мной на белом постельном белье лежал призрак. Очень худой и изможденный. Не выкарабкается — была моя первая мысль, которую я тут же отогнал. Нельзя сдаваться раньше времени.
— Дим, — позвала мать осторожно, — Боря приехал.
Отец открыл глаза. Взгляд тоже был уставшим и измученным. Тем не менее в нем мелькнула радость.
— Пап, — произнес я и замолчал, не зная, что говорить.
Уверять его, что все будет хорошо? Он никогда не был дураком. Утешать? Ему никогда не была нужна чужая жалость.
— Я тебя ждал — в голосе нет прежней силы.
И это причиняет почти физическую боль, ставит перед фактом того, что люди не всесильны, что наша жизнь быстротечна и непредсказуема.
— Лик, пойди кофе попей. Я с ним поговорить хочу.
Мама хочет возразить, но передумывает почти сразу, неловко улыбается.
— Ну, ладно, — тянет неуверенно и выходит из палаты, бросив на меня предостерегающий взгляд.
Этого могла бы не делать. Я и сам вижу, в каком он состоянии.
Отец прикрывает глаза на пару минут и молчит. Я жду, что он скажет, сажусь рядом с ним на стул.
Когда он снова смотрит на меня, то взгляд поблекших глаз уже тверже.
— Борь, а ты ведь — молодец, что не прогнулся. Я все ждал, когда вернешься. А ты не стал. Мужик. Хочу, чтобы ты знал, когда слышал о том, что идешь в гору, я тобой гордился. А теперь вот настало время передать тебе то, что твое по праву.
— Мне кажется, ты торопишься.
— Нет, сынок. Я не тороплюсь. Я запаздываю. Здесь операцию отказываются делать. Согласились в Германии. Даже если выкарабкаюсь, пора на покой.
Не знаю почему, но как же мне не хочется лезть в его бизнес.
— Чего морщишься? Не хочешь? Так и не забыл ту историю?
Молчу. Не ругаться же с ним, когда он в таком состоянии.
— Не забыл, — делает вывод сам. И вывод правильный, надо сказать, — Не думал я, что ты так на этой девчонке завязнешь. Давно хотел сказать, но упертость мешала, — он впивается мне в лицо взглядом, — Она ведь сбежала тогда. Аборт ей так и не сделали.
Не могу поверить, что слышу это в действительности.
— Что ты сказал? — переспрашиваю, как дурачок.
— Скорее всего, где-то бегает твой сын или дочь. Не сделали ей ничего. Сбежала она. Представляешь, от нескольких здоровых мужиков. Я тогда злился, конечно. Поэтому тебе и соврал. Я теперь думаю, что хорошо, что так получилось тогда.
Моя очередь вперить в отца тяжелый взгляд.
— Знаешь, где Алиса?
— Нет, не знаю. Я не искал. Знал, что ты ищешь. Думал, что найдешь.
В палату стучат, дверь приоткрывается и заходит медсестра.
— Извините, мне нужно Вам капельницу поставить.
Она проводит необходимые манипуляции, а когда выходит, то отец устало прикрывает глаза.
— Борь, ты извини. Но что-то я выдохся. Я посплю. А ты отдохнешь с дороги и езжай в офис. Принимай дела. Все необходимые бумаги я подписал.
Его дыхание замедляется. Он засыпает. А я выхожу из палаты с ощущением, что мне только что хорошо прилетело по голове. Ребенок, скорее всего, родился. У Алисы. Мой ребенок. Она ведь хотела. С самого начала. Даже меня выгнала. Не могла она потом избавиться. Где же они?!
В коридоре сталкиваюсь с матерью.
— Как ты? — спрашивает лишь бы что-то сказать, — Давай домой поедем? Дима не любит, когда я тут долго. Говорит, что это его еще больше напрягает. Ты ведь поедешь домой?
— Поеду, мам. Только чуть позже. Проветрюсь немного. Слишком это все.
— Я знаю, мой хороший, — она заходит в палату к отцу.
Я иду на улицу и вызываю такси. Когда бываю в Москве, то живу в Алискиной квартире. Я там ремонт сделал. Мебель поменял. Даже на кухню разных прибамбасов купил. Помню, как Алиска от этого всего тащилась. Не хватало самой хозяйки. Но я надеялся, что она появится. Обязана.
У меня должен быть шанс все исправить.