Девушка с ароматом ночи

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Сейчас

Все еще считая.

Солнечные лучи коснулись вершин Скалистых гор позади головы Томми, осветив его взъерошенные волосы, торчащие в разные стороны, — обычная картина рыбалки на реке Вебер. Он забросил удочку, потом вторую.

— Вот! — сказал он, указывая вниз, где на поверхности воды расходились круги, оттого что рыба метнулась к его наживке. — У меня десять. У тебя восемь.

Я улыбнулась и снова забросила удочку в быструю воду. Мы больше не ловили рыбу на крючки. Не могли выносить боли пойманной и отпущенной рыбы и своей собственной, а потому просто считали, сколько рыб накинется на нашу наживку.

Томми следил за моей следующей попыткой.

— Десять и два, Никки. Бросай удочку между десятью и двумя.

Он говорил о первом правиле закидывания удочки — в расстоянии между цифрами десять и два на циферблате часов. Он в точности повторял слова, которые снова и снова говорил мне отец, когда учил меня рыбачить.

Я вздохнула.

— Эй, это я первой научила тебя удить рыбу.

На лице его появилась робкая усмешка:

— Я не думал, что ты помнишь.

Солнце опустилось ниже, и я посмотрела на часы.

— Мы же еще не уходим, а, Никки?

— Прости, дружок. Мне еще надо домашнюю работу на завтра доделать. — Частично это была правда. Через несколько недель занятия закончатся, а мне осталось сдать еще несколько итоговых работ, одной из которых была курсовая для миссис Стоун. Но на самом деле я каждый день с нетерпением ждала вечера, когда могла наконец закрыть дверь своей комнаты и лечь в постель. И видеть сны.

Мы с Томми собрали свои вещи, и пока я вела машину, он подсчитывал наш сегодняшний «улов». Я улыбалась простоте и привычности всего происходящего.

После того вечера в доме Коула я пыталась перестать считать секунды. Но ряд цифр неотступно плыл у меня перед глазами, не выходил из головы. Теперь это были даже и не цифры. Просто вспышки. Вспышки света, озарявшие горизонт моего сознания, отсчитывающие мгновения после моего последнего прикосновения к Джеку.

И вот так секунды превращались в минуты. Потом в часы. Затем в дни.

То, что сделал для меня Джек, сокрушило меня, и странно было осознавать, что мое тело осталось прежним, а не разбилось на тысячи маленьких кусочков, как должно было быть. Каждый раз глядя в зеркало, я удивлялась, что на моем лице нет трещин. Каждая улыбка должна была раскалывать меня на части.

Повернув за угол у дома, я увидела большой черный мотоцикл, припаркованный у обочины. Солнце било в зеркала, заставляя меня щуриться и сомневаться в реальности всего, что я видела.

— Кто это? — сказал Томми.

Я заслонила рукой глаза от солнца. Кто-то стоит в тени соседского дуба.

Коул.

— Никто, Томми. — Я подвела машину к дому и боковым зрением заметила, что Коул сделал шаг вперед. — Слушай, давай ты пойдешь внутрь и подождешь меня дома, — сказала я, выключая двигатель.

— Почему?

Я смотрела на Коула.

— Просто сделай это, хорошо? Пожалуйста.

Мы оба вышли из машины. Солнце скрылось за облаком, тень дерева растворилась в общей тени. Томми закинул на плечо сумку со снаряжением и потянулся за удочкой.

— Оставь удочки, — сказала я. — Я их возьму.

Он кивнул, помедлил еще секунду и ушел. Когда он удалился, Коул пошел в мою сторону. Я сделала шаг навстречу.

Коул, казалось, изменился. Он носил ту же одежду, волосы его были все такими же песочно-желтыми. Внешне он остался прежним. Но ходил он по-другому. Не было того важного вида. И губы его не растягивались в самодовольной ухмылке.

— Привет, Ник.

Я остановилась в нескольких шагах от него и скрестила руки на груди.

— Что ты здесь делаешь?

Он переминался с ноги на ногу, засунув руки в карманы кожаной куртки.

— Мы оба тут застряли.

— Ну и что, ты здесь, чтобы посочувствовать? Не надо делать вид, что мы в одинаковом положении. Ты проиграл игру. Я потеряла… — Горло перехватило, будто у рыбы, пойманной на крючок.

— Нравится тебе это или нет, в тебе все еще мое будущее. Мне надо знать… — он подошел ближе и взял меня за руку. — Ты должна сказать мне, как ты это сделала? Как ты осталась молодой после Подпитки?

Вывернув руку, я освободилась и отступила назад.

— Даже если бы я знала, с чего ты взял, что я бы тебе сказала?

Наконец на губах его заиграла знакомая усмешка.

— Потому что у меня девяносто девять лет до следующей Подпитки, — он сделал шаг вперед. — У меня куча времени. Если ты скрываешь от меня правду, с чего ты взяла, что я сдамся?

Глядя на него, я щурилась от солнца.

— Коул, ты чувствуешь что-нибудь ко мне? — Я не знаю, почему задала этот вопрос, может, потому, что Джек задавал его тогда, перед Тоннелями. Очевидно, вопрос удивил его.

Он отступил.

— Что?

Я медленно двинулась вперед, не вполне понимая, для чего мне это.

— Ты чувствуешь… что-нибудь ко мне?

Он молчал, стоя неподвижно, так что я придвинулась еще ближе.

— Не надо, Ник. — Он опустил глаза.

— Если ты чувствуешь что-нибудь, пожалуйста, оставь меня в покое. Я не знаю, почему я выжила. У меня нет для тебя ответа. Преследуя меня, ты ничего не добьешься.

А затем он сделал нечто неожиданное. Он отступил, развернулся к своему мотоциклу, покачал головой и пробормотал:

— Что ты со мной сделала?

— Я не знаю, — сказала я. — Но у тебя есть девяносто девять лет, чтобы это выяснить.

Он сел на мотоцикл, завел мотор и, когда он заработал, снова нахально усмехнулся.

— Это очень долго, Ник. Джека больше нет, а я здесь. Увидим, кто сдастся первым.

Я стояла и смотрела, как он уезжает, слушая шум мотоцикла, а потом вздохнула. Солнце зашло, и знакомое чувство уже тянуло меня в спальню. Тайная связь с Джеком влекла меня туда каждый вечер, будто меня тащили за веревочку.

Дело в том, что я точно знала, как мне удалось выжить. Мэри почти догадалась со своей теорией о якоре, но она знала не все. Джек говорил мне, что видел меня во сне каждую ночь, и я тогда на самом деле была с ним. Я была в темноте, а он помогал мне видеть.

Теперь Джек каждый день приходил в мои сны. Не Джек-сновидение, а живой человек.

Я знаю это, потому что в одном из первых снов он сказал мне, что означает татуировка на его руке. Твой навсегда. На следующее утро я бросилась рисовать ее по памяти, а потом начала свое исследование.

Знаки татуировки оказались словами на санскрите. Это были слова о вечности и любви. Твой навсегда, как и сказал Джек. Я никак не смогла бы подсознательно найти эти слова.

Я наконец нашла ту связь, которую искала Мередит, тот якорь, который привязывал Потерянного к миру живых. Мы были связаны друг с другом через сны.

Когда я уснула, Джек вошел в спальню, сел на краешек кровати и посмотрел на меня. Он приходил ко мне каждую ночь, говорил о даче своего дяди, о Рождественском бале, о том, как волосы закрывали мое лицо, о том, как моя рука помещается в его руке, о том, как он любит меня. И никогда меня не оставит. Первые несколько ночей я только и делала что повторяла «Прости меня» снова и снова, пока он не пригрозил, что в следующий раз не придет.

Папа удивлялся, почему мне каждый вечер не терпится лечь в постель.

— Ты уверена, что нормально себя чувствуешь? — говорил он. — Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так много спал.

— Все хорошо, пап. Наверное, просто наверстываю все эти бессонные ночи.

С тех пор как Джек ушел, папа старался проводить со мной больше времени, изо всех сил пытаясь наладить отношения. Может быть, он боялся, что я снова исчезну.

Но я никуда не собиралась. Тоннели забыли обо мне. Благодаря жертве Джека я вернула себе свою семью, и хотя наши отношения с папой и Томми сильно пострадали, дом вдруг стал для меня крепостью, защитой от страшного внешнего мира.

Мне удалось избежать Тоннелей. Я вернулась в семью. И я вернула себе Джека. Боль потери была свежа, и все же я больше не просила никого снять ее. Это была моя боль.

Я переписала курсовую для миссис Стоун. Я нашла свое искупление и своего героя. И я знала, что верну его.

Ночью

Моя спальня, я плыву по течению.

Каждую ночь Джек со мной.

Он лежит на боку, вытянувшись на моей кровати и подложив мою подушку под голову. Я лежу напротив. Он кладет свою руку на мою. Я вижу это, но не чувствую. Мы давно поняли, что больше не можем касаться друг друга, даже во сне. Я для него призрак, как и он для меня. Между нами лишь наше дыхание — и целый мир.

Он не знает, куда уходит, когда он не со мной. Он думает, что больше не существует, только в моих снах.

Я думаю, он прав. Я говорю ему, что надо ждать. Я никогда не перестану видеть его во сне.

Я найду его.