Девятое зеркало (СИ)

Глава 19

Если бы я могла сказать, что Ха-шиир не сердится на меня, что я не раздавила его снова, что не задела его мужское самолюбие, я была бы спокойна. Но я видела в его глазах и ненависть, и злобу, и слепую ярость.

Он все еще сжимал в руке топор, будто желая воткнуть его в голову моего — теперь уже — мужа. Особенно в тот момент, когда Дерион коснулся моих губ легким, целомудренным поцелуем.

Король взял венец и аккуратно надел мне на голову — по телу тотчас растеклось приятное тепло.

— Да здравствует новая королева Черного леса, — прошептал он тихо, будто не веря собственному счастью.

Оруэн преклонил колено.

— Вас должны чествовать поданные, ваше величество, — склонив ко мне голову, сказал Дерион.

Он взял меня под руку и повел к зеркалу. В этот момент Ха-шиир будто очнулся и дернулся за нами, но Оруэн решительно преградил ему дорогу.

Я не обернулась, и для моего друга это был еще один удар, почти смертельный.

Гладь зеркала задрожала, и мы с Дерионом прошли сквозь него. Лес по другую сторону волновался — в черной чаще вспыхивали огни, по траве стелился туман, слышался рокот пугающих голосов. Мертвых голосов… просящих, требующих, жаждущих.

— Что это? — прошептала я.

Дерион сжал мои пальцы, взглянул с улыбкой.

— Это души, которые хотят возродиться. Я тоже слышу их. Ими наполнен Черный лес. Вы сможете призывать их и повелевать ими, когда окрепнет ваша связь с лесом. А потом я научу вас дарить им новую жизнь.

В небе над кронами деревьев золотилось вечернее солнце.

— Я выберу для вас самую красивую лошадь, — продолжал говорить Дерион, — вы дадите ей имя, и она будет служить вам до самой смерти.

… моей?

Из чащи леса раздалось тихое рычание, и я увидела белых волков. Они выходили настороженно, скалясь и принюхиваясь.

— Теперь они ваши рабы и отдадут свои жизни ради вас.

Один из волков подошел ближе и неожиданно толкнулся мне под руку.

— Это Хару, он примет за честь стать вашим личным стражником, — пояснил поведение зверя Дерион, — но вы можете выбрать любого из них.

Пять больших белых волка глядели на меня немигающими желтыми глазами. И я чувствовала единство с ними и со всем лесом, будто с этого момента между нами была связь, вроде той, что соединяет мать и младенца.

— Хару, — и я коснулась мягкой белой шерсти, опустилась к зверю, заглядывая в янтарные глаза. — Это будет честью и для меня.

— Хорошо, Хару, — все еще улыбался Дерион. — Но сегодня я сам обеспечу безопасность своей жены. Когда понадобишься, она позовет, — и уже мне: — Вы сможете руководить Хару на расстоянии, слышать и чувствовать его. Он принес клятву.

Я все еще я, Тея из Молберна? Я всерьез сомневаюсь в этом, потому что все происходящее отдаляет меня от той, кем я являлась, так стремительно, что мне страшно.

— Не стоит этого бояться, — Дерион не стесняется демонстрировать осведомленность моими чувствами и тем, что отныне понимает меня лучше, чем я сама. — Это великий дар.

Его прикосновения были теплыми и нежными, но я вдруг вспомнила о других — тех, что ввергали меня в стыд.

Все внутри у меня похолодело.

— Как долго Акар продержится со стрелой в груди?

Дерион попытался скрыть недовольство, выпустил мою руку из ладоней и прошел вперед, вглядываясь в вечернее небо. Он надолго замер, будто очарованный видом собственного леса, утопающего в золоте закатного солнца.

— Не беспокойтесь насчет него, — сказал он глухо и жестом повелел волкам оставить нас одних. — Даже, если Светоч придется забрать, алмазные цепи и клетка надолго его задержат. Но, если вы хотите найти зеркало в Пустоши, никто лучше него не знает, как это сделать. Это зеркало особенное, Тея.

— Почему?

Дерион повернул голову.

— Это был дар людям, — и поманил меня жестом: — Вы хотите прокатиться на спине снежного кондора? Я покажу вам Пустошь с высоты птичьего полета.

— Прокатиться? — я подошла ближе, и Дерион развернулся, снял с себя мантию и укутал меня.

— Я могу видеть глазами птиц, слышать то, что слышат они и управлять ими. Здесь, в Черном лесу, мне нет равных. Даже, если мой брат разобьет клетку, я справлюсь с ним.

— Почему вы называете его братом?

Дерион коснулся моей щеки тыльной стороной ладони.

— Потому что нас сотворила одна и та же сила, — его улыбка стала печальной. — Я не желаю вредить Акару, но мы всегда были по разные стороны, и мы всегда желали одну и ту же женщину. Теперь это вы.

Он обхватил мое лицо ладонями и заглянул мне в глаза:

— Теперь мы связаны кровью. В вас просыпается моя магия.

Его взгляд опускается ниже, на мои губы, и изумруд в его глазах сияет невероятно ярко.

Дерион втягивает носом воздух и закрывает глаза, будто пытаясь побороть возникшее вдруг желание. И сейчас он напоминает зверя, который лишь притворяется человеком.

— Почему вы… тогда, — сглатываю, — съели того бедного зайца?

Вопрос не то, что неуместен, он заставляет Дериона подавиться воздухом. Он резко распахивает глаза, и его зрачки расширяются.

Кажется, лесной король теряется. На его щеках вспыхивает румянец.

— Простите, я… — и он мотает головой: — не удержался. Всего раз за тысячу лет. Я не должен был.

— Почему?

— Я не хочу снова стать зверем. Огонь Борогона помогает мне удержаться, когда я покидаю лес. А то, что было в горах, — он заглянул в мои глаза, пытаясь понять, не боюсь ли я его, — это была вынужденная мера. Вернуться назад к этому облику всякий раз все сложнее и сложнее.

Небо вдруг потемнело, и я вскинула голову — над нами кружили две огромных кондора. Я с таким ошеломлением смотрела на них, что Дерион рассмеялся.

— Нет, — запротестовала я осипшим голосом, не желая признаваться, что мне попросту страшно.

Насупившись, я хмуро наблюдала за птицами, исполняющими в воздухе причудливый танец.

— Они приветствуют вас, — сказал король. — Алем желает показать вам небо, моя королева, — Дерион тоже посмотрел вверх. — Вы увидите, как солнце опускается в облака, и зажигаются в небе первые звезды!

Птицы опускаются на землю и складывают черные крылья. Кожистые, когтистые лапы рыхлят землю. Клюв в форме крючка раскрывается и приветственно щелкает.

Алема я признаю сразу, потому что он глядит на меня и расправляет крылья с белыми полосами, когда я тяну руку, чтобы прикоснуться. И касание это дает мне очень много — я ощущаю соприкосновение наших душ и мне больше не страшно.

На спине Алема пристегнуто седло.

— Почему вы не объединились с Акаром и Бороганом, чтобы снять проклятье и найти выход отсюда? — это же так элементарно, что даже злит. — Все две тысячи лет вы только и делали, что воевали друг с другом!

Дерион опять лукаво улыбается, а затем седлает своего кондора.

Я хватаюсь за подол платья и тоже взбираюсь в седло. Длинный шлейф и мантия укрывают спину Алема и сверкают в лучах солнца.

А потом мы взлетаем. Рывком. Взмах мощных крыльев — с меня срывает капюшон, в волосах жужжит ветер. Я чувствую, как меня захлестывает волнение, а затем растворяется под натиском восторга.

Я крепко держусь за ремни и, наконец, визжу от нахлынувших эмоций.

Алем летит ввысь так стремительно, что вой ветра оглушает. А затем птица падает вниз, распускает крылья и скользит в потоке воздуха вдоль самого горизонта. Под нами мелькают объятые снежной шапкой кроны деревьев.

Солнце — огромное, красное и теплое — тает в белоснежной перине облаков. Небо наполняется сиреневыми красками и тяжелеет. И это так красиво, что у меня сжимается сердце.

Дерион летит рядом. Его лицо сияет от счастья. И это счастье наполняет и меня, и я улыбаюсь, на секунду забыв обо всех проблемах.

А затем ветер становиться колючим. Крылья Алема начинают дрожать, и улыбка пропадает с лица Дериона.

Под нами простирается Пустошь.

Я вижу горы и не могу не думать об их жестоком. Я и злюсь на него, и… восхищаюсь его стойкостью. И ненавижу его упрямство, вспыльчивость, глупую гордыню.

Замираю и сжимаю пальцы на ремне, наклоняясь к Алему.

Внизу снег обнажает осколки камня и древние руины города. Мы пролетаем над разрушенными домами и до меня доносятся призрачные звуки боя: крики людей, стоны, плач и лязг оружия. В моем воображении возникают картины жестокой битвы: Акар на своем железном коне рубит мечом разбегающихся в ужасе людей, каменное воинство безжалостно уничтожает всех, кто попадается на пути, и детей, и женщин.

— Назад! — меня отрезвляет крик Дериона. — Тея!

Черные, почти осязаемые, тени кишат под нами, шипят и клубятся. Моего сердца касается такой холод, что грудь пронзает резкая боль.

Алем дергает ввысь, до головокружения, бьет крыльями без устали, пока мне не становиться трудно дышать. Он накреняется, мы поворачиваем назад.

Меня сковывает холод, пальцы немеют, я едва могу держаться. Пригибаюсь к спине кондора, пытаясь согреться. На мгновение забываюсь и проваливаюсь в темноту, а затем вижу, как солнце окончательно скрывается за горизонтом, и в небе вспыхивают ослепительно яркие звезды.

— Тея! — голос Дериона звучит надрывно.

Мне хочется разжать пальцы и упасть вниз.

Я возвращаюсь мысленно в библиотеку в Замок встреч и вспоминаю реки крови, которые наполняли древний город. Сердце бьет толчками.

Алем падает на землю, и я, наконец, позволяю себе соскользнуть с его спины и оказываюсь в руках Дериона.

— Этого не должно было случиться! — он почти кричит. — Они не могли подойти так близко!

Вокруг меня все мелькает. Тяжелая пелена накрывает лес, и звезды гаснут.

Часы на старой башне Замка снова били набатом.

Я заворочалась под одеялом, встревоженная этим звуком. Кажется, пора таскать угли в кухню и разбудить горничных, чтобы хорошенько вымыли пол, протрясли тяжелые портьеры. Наверное, по дому архитектора уже разносится аромат свежесваренного кофе, а сам господин Энталь уже за работой. Его супруга, госпожа Агнес, разумеется, еще в постели, но без умолку трясет колокольчиком, чтобы подали ее любимые тапочки. С утра она, если честно, злая, как собака и готова видеть только свою безропотную камеристку, которая обладает редчайшим даром стоически выносить все ее истерики. Горничные, наверняка, распахивают окна на первом этаже, чтобы впустить утренний ветер с запахом спелых яблок и моря.

— Милая, — легкий поцелуй в висок будит меня окончательно.

Я дернулась в сторону и забарахталась в одеяле, пока не рухнула на пол с другой стороны кровати прочь от Дериона.

— Еще один день прошел? — хрипло воскликнула я, смахивая растрепанные волосы с лица. — Что произошло? Что с Алемом?

Его величество сохранял спокойствие. Думаю, продиктовано оно вовсе не благородством, а лишь тем, что я слишком слаба для новых потрясений.

— Ваш кондор не пострадал, — уверил меня Дерион. — Но он спас вам жизнь. Я не думал, что всего один день без Акара способен так подорвать оборону.

Я медленно опустила одеяло, которое все еще сжимала в руках. На мне по-прежнему платье, а значит Дерион проявил колоссальное терпение, невзирая на то, что формально у нас первая брачная ночь.

— Время на исходе, — с отчаянием протянула я.

— Да, — кивнул лесной король, — глупо тратить его впустую. Нет ничего важнее, чем мы. Я так испугался за вашу жизнь, Тея. Пока вы спали, я думал, что не в силах расстаться с вами.

— Вы обещали, что не тронете Ха-шиира.

— Я сдержу слово.

Выдохнув с облегчением, я снова села на постель.

Что-то случилось там, в Пустоши. Я ощутила касание смерти. Безумие. Неужели это и есть главное оружие диких душ Зазеркалья?

— Нужно освободить Акара, — тихо вымолвила я и вскинула взгляд на Дериона. — Вам пора перестать враждовать. Уж, если я королева, то первый мой королевский приказ: нам всем нужно объединиться.

— Завтра, — ответил Дерион. — На сегодня достаточно. Вам нужно отдохнуть, — и облизав губы, добавил: — Нам нужно отдохнуть.

— Вовсе не нужно, — выпрямилась я до того резко, что заломило спину. — Я уже. Отдохнула, клянусь.

— Вы избегаете меня? Поверьте, я не собираюсь принуждать вас делать то, что вы не хотите. Я просто пытаюсь заслужить вашу любовь.

Он и правда был очень добр ко мне. И тем больнее разбивать ему сердце.

— Ваше величество, я благодарна вам за все, что вы для меня сделали. Но прошу вас сделать еще кое-что. Возможно, самое трудное. Отпустите меня домой в Молберн, если это возможно. А если нет, — и я закусила губу и стиснула в кулак край одеяла, — позвольте умереть вместе с Ха-шииром.

— Тея! — на мгновение его охватила звериная злость. Она проступила так ярко, что я вскочила на ноги.

— Простите, — зашипел Дерион, встряхивая головой. — После последнего оборота я… Все это пройдет.

Он тоже поднялся. В его руках свернул тонкий обод моего венца.

Медленно приблизившись, он аккуратно надел его мне на голову, поиграл прядями волос у моего лица, заправил их за уши.

— Вы самая прекрасная женщина из всех, что я видел…

— Значит, вы знали и других женщин, кроме Эморы?

Дерион снова улыбнулся.

— До проклятия. Когда появился Тангор, и был создан Саллос — первый город, который твой бог наполнил людьми, подобными тебе, тогда я знал много женщин, Тея. Они преклонялись перед Эморой и Тангором, а нас почитали. Они были любимцами богов, именно поэтому Эмора подарила им особенное зеркало.

— В чем его особенность?

— Оно способно открывать любую из граней миров, когда-либо созданных ею. Люди получили дар ходить сквозь Зеркала. Именно так их когда-то спас Тангор.

— Значит, если это Зеркало найти, я смогу вернуться в Молберн, а Ха-шиир в Брогхарн?

— Я не знаю, как изменилось Зеркало после проклятия. Быть может, именно оно заставляет души впадать в безумие. Раз в десять лет они просачиваются в ваш мир…

— …и населяют места, вроде Мертвого леса, — прошептала я.

Я еще больше утвердилась в мысли, что нужно поговорить с Акаром. И разозлилась, потому что он не сказал мне и половины того, что рассказал Дерион.

— Что может скрываться в покоях Эморы? Почему эти двери закрыты?

— Я не знаю, — признался лесной король. — Бороган связан клятвой никогда не впускать внутрь ни одного из нас, но вы — люди — сможете войти.

Именно это и нужно сделать в первую очередь — сломать первую печать с тайны кровожадной богини. Возможно, очень скоро я узнаю, за что она возненавидела нас и куда исчезла.