Таких, как Ха-шиир в Иерине не сыскать.
Темноволосый, сероглазый, статный, широкоплечий и, на редкость, вредный.
Я шла за ним в замок, будто в логово людоедов. И мне было не до смеха.
Мы оказались у центрального крыльца. Фасад замка с удлиненными стрельчатыми витражами, каменной кладкой, пустыми флагштоками и темным провалом входа, где скрывалась двустворчатая дубовая дверь, украшенная чеканкой, произвел на меня сильное впечатление, и я застыла, разглядывая круглый дверной молот в изображении головы волка.
— Ты знаешь что-нибудь про этот замок? — спросил Ха-шиир, заставляя меня очнуться и поторопиться следом.
— У нас его называют Замок встреч, потому что здесь мы впервые должны встретиться.
Холодный полуденный свет озарил большой холл на первом этаже.
— Если идти по коридору прямо и свернуть налево у лестницы, там будет спальня, — сказала я и язвительно пробурчала: — Но она уже занята. Найди для себя что-нибудь соответствующее статусу.
— Разберусь.
— Ты лучше скажи, Ха-шиир, что ты делал в саду?
— Переход через зеркало отнял у меня много сил. Я потерял сознание.
«Не такой уж ты и сильный, наверно», — хотелось сказать мне, но глупо злить того, кто и так планирует твое убийство.
Мы некоторое время шли молча. Я искоса поглядывала на драгманца. Похоже, сейчас убивать он меня не собирался… Со временем, конечно, захочет. Это закон, здесь иначе нельзя.
Между нами повисло напряжение, и я не выдержала:
— Какая она, ваша Драгма?
— Она состоит из нескольких крупных государств, вроде моего Брогхарна, — произнес Ха-шиир коротко, — много гор и скал.
— А наши земли мы называем Изумрудным островом, Меясой. Там находится королевство Иерин, а в нем мой Молберн — это деревушка, славящаяся зелеными пастбищами, морскими просторами и неплохой архитектурой.
Снова наступило молчание, и я вновь сдалась первой:
— Сколько тебе лет, Ха-шиир?
— Двадцать два.
Совсем еще молод, хоть и старше меня на четыре года.
Он остановился у очередной двери. С ним двери открывать было легче, ибо они поддавались ему на раз. Прежде, чем толкнуть ее, мы оба внимательно рассмотрели орнамент: солнце с языками пламени.
— Это каминный зал, — догадалась я. — Место, где живет дух пламени. Об этом были упоминания в жизнеописании Кабира. Если разжечь огонь, с духом можно будет пообщаться.
— Пообщаться? — не понял драгманец.
Огромное помещение, утопающее в полумраке, встретило нас холодом. У колонн стояли железные корзины с углем, у большого камина кочерга и меха для раздува. Пару минут мы с драгманцем исследовали каминный зал молча, погрузившись в собственные размышления.
— Этот дух говорящий. Кабир называл его Бороган, — сказала я.
Едва это имя сорвалось с моих губ, камин, холодный, темный, как вход в преисподнюю, затрещал, зашипел, и из него вырвалось облако черной сажи, словно дыхнул великан. Ха-шиир медленно приблизился, снимая с пояса топор. Заглянул в очаг, покуда я стояла поодаль.
— Похоже, у нас будет огонь, — сказал он тихо, вынул из сумки кресало и огниво, и через секунду вспыхнул трепетный огонек.
Едва мужчина подсадил его в камин, нутро засветилось, и над нашими головами раздался вдох — закружил ветер. По залу прокатилась волна теплого воздуха, изгоняя холод.
Драгманец бросил в камин очередную порцию веток, и Бороган тотчас поглотил их, замычал блаженно: «М-м-м».
Я подошла чуть ближе и внимательно оглядела очаг.
— Приветствую тебя, дочь Тангора, — прошелестело пламя. — Сегодня в полночь начнется отсчет. Если ни один из вас не будет убит к сроку, погибнете оба.
— Ты слышал? — спросила я у Ха-шиира, леденея от ужаса от услышанного.
Драгманец выглядел озадаченным. Он приподнял темную бровь в изумлении, но, понимая, что я не пытаюсь надуть его, отрицательно качнул головой.
— Почему он не слышит тебя? — с недоумением спросила я у пламени.
Но дух был поглощен трапезой — молчал.
— Что именно он сказал? — спросил Ха-шиир.
— Что нам придется сразиться.
— Смешно, — вымолвил собеседник. — Ты знаешь что-нибудь о других духах Зазеркалья?
— Ничего.
— Все это очень странно. Я все никак не могу понять, как тебе выпал жребий, — с сомнением протянул драгманец, заставляя мое сердце тревожно забиться, — ты всего лишь девчонка. Я же сын эдигора Брогхарна.
— Чей сын?
— Невежа, — усмехнулся мужчина, — это титул, иначе — император. Другими словами, я — сын императора Брогхарна. И я оставил все: имущество, войско и земли не для того, чтобы умереть здесь. Я рассчитываю найти выход из этого проклятого места.
— Что ж, это несложно, — упала я духом.
— Я не говорил, что хочу убить тебя. Я сказал, что хочу найти выход. И будь я трижды проклят, если выйти отсюда можно, лишь принеся сердце врага зеркалу.
— О другом ни разу не слышала. Но ты должен больше знать об этом. Долгие годы ваши воины выигрывали битву.
Ха-шиир вскинул глаза и до того серьезно взглянул на меня, что я смешалась.
— Чушь, — произнес он, — за всю историю Драгмы наш воин выходил из зеркала лишь один раз.
— Если ваши воины тоже не возвращались, то куда они все подевались? О, Тангор, — и я почувствовала холодную волну страха, пробежавшую по позвоночнику: — Неужели они все здесь и умерли?
— Ты думаешь, кто-то третий убил их? Что еще ты знаешь об этом замке, Тея? Что слышала? Что тебе говорили?
— Я знаю только то, что каждые десять лет в святилище Тангора выпадает жребий. Это значит, что в зеркале появляется имя и дата рождения нового воина. Обычно им бывает мальчик от восьми до двенадцати лет. Следующие десять лет его ждет подготовка, а когда снова выпадает жребий следующему избранному, воин проходит сквозь зеркало — Эквилим, чтобы сразиться с эморским отродьем.
— С кем?
— Ну, с чудовищем из Драгмы, — пояснила я, — рогатым и хвостатым уродом.
— Интересно, — усмехнулся Ха-шиир, — значит, такими нас представляют жители Меясы. И что же, ты удивилась, увидев меня?
— Немного. Считается, что вы бессердечные, жестокие и злые, что сущность проявляется в вас различными уродствами.
— Забавно, — Ха-шиир провел рукой по темно-каштановым волосам. — Воин из Драгмы, которому удалось вернуться живым, говорил о жителях Меясы, что народ ваш бесноватый, будто держите в себе души погибших.
— Погибших? То есть, людей? — земля будто ушла из-под ног, и я усилием воли заставила себя стоять смирно. — Это вранье! Рэйконы — это духи Зазеркалья!
— Проклятье, Тея! Так это правда? Вы действительно пленяете чужие души?
— Я… — и на секунду допустила мысль, что рэйконы — это люди, которые когда-то погибли. — Это происходит в детстве. Есть особый ритуал: подсаживают сущность, пойманную в особых магических местах. Рэйконы разные бывают: сильные и послабее, буйные и спокойные, каждый выбирает по себе. Сильная сущность может извести дитя, а может сделать магически одаренным. Благодаря им, нам подвластна магия.
— И тебе, значит?
— Нет, — я закусила губу: — В детстве я была очень слаба. Почти умирала. Рэйкон помог мне выжить, но одаренной я не стала. Так бывает.
— Нужно осмотреться, — произнес Ха-шиир. — Мы не знаем, какая опасность может нас ждать здесь. Нужно быть готовыми.
Мы разделились.
В коридоре жужжал ветер.
Надвигались сумерки. Чем тяжелее кутала ночь закоулки, тем страшнее было бродить по замку.
Я обосновалась в спальне, да только холодно там и темно. Залезла под шкуры, но, увы, не спится. И на одном боку и на другом — все думаю о чем-то. И тяжело одной.
Рейкон тихо плакал. Нечасто он этим занимался, а тут прям прорвало. И я впервые подумала о нем, как о существе, которое когда-то было человеком, и меня кольнуло чувство вины и сожаления. Что, если это правда? Что, если основы жизни Иерина построены на насилии, принуждении и лжи?
Я встала потихоньку, открыла хлипкие ставни. Над замком повисла тихая ночь. Луна туманная серебрит снежный наст. И спокойствие такое: ни дуновения, ни снежинки. Хороша ночь, и не страшно вовсе.
На самой высокой башке замка блестел циферблат старинных часов.
Массивная стрелка вдруг двинулась, часы ожили. Треск раздался так неожиданно, что я закрыла рот ладонями, сдерживая испуганный крик. Вниз с башни посыпались мелкие камни, снежные хлопья и каменная пыль. Стрелка часов переместилась на «Двенадцать», и пространство оглушил бой: «Бум-бум-бум».
… время пошло…
Рэйкон неистово толкнулся в груди.
Нет, его нужно срочно спрятать в кулон и бросить в колодец.
Бегом я кинулась в сад, к колодцу. Спускаться туда нет времени. Сняв с шеи кулон с кальбеном, зажала его в кулаке.
Не так-то просто отторгнуть сущность, с которой живешь бок о бок с самого детства. Она приросла, проникла всюду, даже в мысли, стала со мной единым целым. И без нее больно и холодно.
Рэйкону тоже было трудно. Он испугался, заартачился, завыл, точно раненный зверь.
А в камне ему было неудобно, тесно, маетно. И он так тихо и жалобно просился назад, что я едва не сдалась. Впрочем, нет, нельзя поддаваться.
Склонившись над колодцем, я бросила кулон вниз, услышав тихий, глухой удар. И снова рэйкон плакал, горько так, как дитя.
— Я вернусь, родной, потерпи, — сказала ему почти любовно. — Расти здесь в волю, а потом мы снова свидимся. Обещаю.
Сев в снег и привалившись спиной к бортику колодца, я глядела в тихое небо.
Меня одолевали слабость и дрема. Без рэйкона я ослабла и не была так же быстра, вынослива и сильна, как прежде.
Но за десять лет я впервые почувствовала себя собой.
Просто Теей.