Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки

Глава 14. Грубый абориген

Милена

С поля боя, вернее, с террасы меня благополучно выставили. Шокированную, дезориентированную и потерянную, отправили по всем известному адресу. Тот, что на хуторе. К бабочкам.

Вчерашний дикарь, сегодняшний Румянцев, достигнув точки кипения, всех раскидал по углам. Сына отправил в свою комнату. Меня на кухню. А истеричку Ирину схватил под локоть и увел к машине, продолжая ругаться с ней уже там.

О чем они говорили, из дома, увы, было не слышно. Дамочка визжала что-то на фальцете. Миша – то есть Михаил Русланович – рычал басом. Я же заламывала руки, мельтешила по кухне, кусала губы и переваривала случившееся.

В голове не укладывается, что неотесанный мужлан Мишаня и есть тот самый легендарный внук Андрея Петровича! От единственного сына. Последняя надежда старика оставить медиа империю в руках семьи Румянцевых. Охренеть не встать просто!

Может, это все-таки глупая шутка?

Хотя нет – это суровые реалии. А шутка тянулась два дня. С самого моего приезда в село. Когда меня, как последнюю идиотку, просто водили за нос. Выставляли на посмешище перед всей деревней. Морили голодом. И морозили в дырявом сарае. Уф!

Я торможу посреди кухни, грозно сведя брови к переносице. Но-о-о они тут же разъезжаются обратно. Нет. Сил нет даже на то, чтобы обидеться. Все уходят на удивление и панику. Стоит только на секунду представить, что это огромное бородатое животное становится моим непосредственным руководителем… хочется шлепнуться в обморок! Перед глазами так и стоит картинка, как суровый дровосек в неизменных футболках и штанах цвета хаки сидит в высоком кожаном кресле Андрея Петровича, закинув ноги в резиновых сапогах на дорогущий стол из итальянского дерева. Перекатывает в зубах соломинку и безразлично взирает на архи важные документы.

О-о-о, нет, нет, нет! Да он же ни черта не смыслит в бизнесе! Ну да, поднял на ноги одну деревеньку. Так тут много ума не надо! Купи пару коров, дай всем работу, и дело сделано. А в Москве? Важные встречи, совещания, банкеты, корпоративы, званые ужины. Змеи-акционеры, акулы-спонсоры, пираньи-конкуренты. И это еще полбеды! Допустим, мы его приоденем, побреем, причешем и научим улыбаться, а не скалиться. Но еще в большом бизнесе львиную долю занимают лицемерие, ухищрения, изворотливость и гибкость ума. А этот дикарь прямой, как палка! Ни о какой гибкости здесь и речи быть не может. Исключено!

О, боги, кажется у меня начинается мигрень…

Я хватаю со стола графин и щедро плещу себе лимонной воды. Только подношу стакан к губам, как меня осеняет: а какой, собственно, у меня есть выбор?

Дьявол!

Бахаю стакан на стол и складываю руки на груди. Выглядываю в окно – парочка все еще выясняет отношения. Прохожусь взглядом по мощному развороту Румянцевских плеч. М-да, на Михаиле природа явно не отдыхала. Щедро отсыпала ему мускулатуры. А лучше бы мозгов, такта и вежливости…

Нет, не могу я его не привезти. Мне место заместителя руководителя обещано. А такие предложения бывают раз в пять лет! И уж точно не в двадцать пять. Большинству в моем возрасте до такого расти и расти. Опять же, папа будет мной гордиться. Мама перестанет убиваться, что я работаю на износ, не вылезая из офиса. И Андрей Петрович будет доволен. Да. А почему нет?

Мне приказано привезти, и я привезу. Любыми правдами и неправдами. А потом сделаю все возможное, чтобы убедить Румянцева-старшего в том, что его потенциальный преемник совсем не годится на эту роль. Хотя, думаю, тут даже убеждать не придется. Одного взгляда будет достаточно. Это как пустить слона в посудную лавку. Сломает все! Даже то, что априори сломаться не может…

Снова хватаюсь за стакан и залпом осушаю кисловатую воду с лимоном. Ополаскиваю за собой посудину и только собираюсь проведать “свою” многострадальную сарайку и проверить, не утонули ли в чемодане рабочие бумаги, которые я везла внуку Румянцева, как входная дверь хлопает и слышатся тяжелые шаги.

Я припадаю попой к кухонному гарнитуру. В поле моего зрения появляется Миш…кхм, Михаил. Зыркнув в мою сторону, Румянцев-младший проходит к холодильнику.

Я, вытягиваясь по струнке, решаю прыгнуть с места в карьер:

– Михаил Русланович, нам нужно обсудить один важный вопрос. Буквально жизни и смерти.

– Вчера, значит: Миша, Мишаня, Чурбан и Дикарь, а сегодня Михаил Русланович? – фыркает этот невыносимый мужчина.

– Прошу прощения, – скрипя зубами, говорю я. – Я же не знала, что вы – это вы! И вообще, нечего было прикидываться грубым аборигеном.

– Я не прикидывался, Милка. Я и есть грубый абориген. Что, не слышала, что ли, мою бывшую жену?

Я захлопываю рот. Крыть нечем. Интересно, почему развелись?

Дикарь…тьфу ты! Михаил начинает суетиться на кухне, готовя завтрак. Достает из холодильника десяток яиц и бахает на варочную панель сковороду. Щелкает по кнопочкам и тянется за разделочной доской. Руки этого “грубого аборигена” действуют умело и ловко.

Я, засмотревшись, на мгновение забываюсь. И только когда на сковородке начинает шкворчать сало, отмираю. Подкрадываюсь к “наследничку” со спины и говорю:

– Ваш дед – Андрей Петрович Румянцев – при смерти, – решаю брать шоком.

Вот только это животное шокированным не выглядит. Говорит спокойно:

– Отправлю ему сочувственную открытку.

– Чего? Вы слышали, что я сказала? Андрей Петрович скоро умрет!

– На слух не жалуюсь.

– Вы единственный наследник огромного состояния!

– В Аду я видел это состояние.

– Вашему деду нужен преемник! Вы обязаны поехать со мной в Москву!

– Ошибаешься. Я никому и ничего не обязан, Милка! – бросает взгляд через плечо дикарь. – Долг родине я отдал. Дом построил, сына родил, дерево посадил. Все. На этом – финиш.

– Да как вы можете так говорить? – охаю я. – Это же ваш родной человек. Ваша кровь! Нельзя же быть таким… безучастным и бессердечным! – новая попытка надавить на жалость.

И-и-и… она с треском проваливается:

– Я еще и не так могу. Передайте своему Андрею Петровичу, что нет у него наследника. Пусть ищет себе преемника среди тех болванов, которые заглядывают ему в пасть и лижут его дряхлую задницу.

Я в возмущении открываю и закрываю рот. Ну, точно абориген!

Пока пытаюсь подобрать цензурные слова и выстроить новую стратегию действия, Михаил успевает поджарить глазунью и накрыть на стол. А в чувство меня приводит его крик в сторону лестницы второго этажа:

– Димка, давай за стол! Завтракать будем. Наверняка мать не кормила утром.

И уже мне:

– И ты тоже.

– Спасибо, я не…

– Ближайшее кафе в ста километрах. Перед дорогой нужно позавтракать.

– К-какой дорогой? – таращу глаза. – Мы что, куда-то едем?

Неужели так быстро сдался?

– Ты едешь. Обратно. В свою Москву, принцесса.

– Не поняла. Вы что, меня выгоняете?!

– Твой важный вопрос мы обсудили. Ответ ты получила. Следовательно – не вижу причин, по которым тебе стоило бы задержаться. Садись, – ставит передо мной на стол тарелку с двумя желтыми яичками. – Завтракай и в путь, – упирает руки в бока и сверлит своим темным хмурым взглядом сверху вниз.

– Я никуда без вас не поеду, – топаю ногой, отзеркалив его позу.

– Надо же. А я никуда ехать не планирую. По крайней мере в ближайшие пару месяцев. Что будем делать?

– Значит, я буду жить у вас, пока вы не передумаете.

– Я не передумаю.

– И все же! Буду брать измором.

Михаил усмехается и машет головой. Ставит еще две тарелки, для себя и для сына и, со скрипом ножек стула по паркету, усаживается во главе, стола самодовольно заявляя:

– Только зря потеряешь время и попортишь свои белые перышки.

– А я не белоручка. Переживу как-нибудь.

– Ну-ну.

– У вас есть, что мне на этот счет сказать?

Михаил поднимает взгляд и открывает рот, явно собираясь выдать свою очередную фирменную грубость. Но его перебивает появившийся на кухне сын Дима.

Румянцев отводит от меня свой взгляд и хватается за вилку. Дима садится за стол по правую руку от отца со словами:

– Чего на завтрак? – придвигает тарелку и цокает. – Я ненавижу яичницу, пап!

Я присаживаюсь напротив и придвигаю свою тарелку. А зря! За такую глазунью со шкварками можно душу дьяволу продать. Она так аппетитно пахнет, а домашние яички такие ярко-желтые, что рот моментально наполняется слюной.

Я хватаюсь за вилку и слышу новое возмущенное Димино:

– А че-нить нормальное есть похавать? Бутеры там, хлопья.

Михаил запихивает в рот кусок глазуньи и спокойно заявляет:

– “Че-нить” нормального «похавать» нет. Ешь давай и не выкобенивайся. Милка вон, – кивает, – жует и не жалуется.

– М-м, шпашибо, ощень вкушно, – киваю с набитым ртом.

Румянцев закатывает глаза.

– Милка, – ржет задиристый пацан, – это как корова, что ли? Прикол.

Я давлюсь куском сала, не вовремя закинутым в рот. Закашлявшись, хватаюсь за горло. Мне между лопаток прилетает смачный удар ладонью от дикаря. Пока я, прокашлявшись, прихожу в себя, перед моим носом вырастает стакан с водой. А хозяин дома, грозно рыкнув, выдает:

– Ты – взял вилку и работаешь челюстями, – в адрес Димы. – А ты – не болтай за столом с набитым ртом, – это уже в мой адрес. – Все всё поняли? Развели тут… балаган.

Мы с Димой переглядываемся. Я, как приказано, продолжаю дожевывать свою порцию молча. А парнишка фыркает и вылетает из-за стола с криком:

– Не буду я это есть. Сам ешь свою глазунью, понял?!

– Значит, ходи голодный. Я тебе не мать, сопли подтирать не буду.

Дима дергается и отшвыривает вилку. Я в немом офигевании вижу, как этот бесстрашный ребенок подхватывает со стола тарелку, дергает дверцу под раковиной и… вываливает глазунью в урну, швыряя посудину в пустую раковину. А потом разворачивается и, наигранно громко топая босыми ногами, уходит.

Я смотрю на Михаила. Тот даже бровью не ведет, продолжая уминать свою порцию завтрака. Я же так и сижу с открытым ртом, провожая фигуру дерзкого парня взглядом. Худой, высокий, подростково-угловатый. Пока. На лицо очень даже симпатичный. Светло-русые волосы, голубые глаза – явно не в Мишаню. А вот характер… характер упрямый. Точно Румянцевский!