Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки

Глава 19. Редкий экземпляр

Милена

От неудобного положения затекает рука. Я начинаю ворочаться и поворачиваюсь, закинув ногу на что-то теплое. Укладываю поудобнее голову и…

Открываю глаза, не сразу понимая, где я и что я. Лежу явно на чем-то, но еще не могу сообразить, на чем. Оно теплое и большое. И это что-то у меня под головой мерно поднимается и опускается. А еще приятно пахнет. И вообще… чуть поворачиваю голову и упираюсь взглядом в грудь. Мужскую. Я собственно на ней и лежу.

О-о-ох!

Мое сердце подпрыгивает к горлу, и я замираю, затаив дыхание. Твою мать, Милена! Что ты творишь? Как? Как так-то? Я же…

И тут в памяти выстреливает яркими кадрами весь вчерашний день, вечер и ночь. Ночь тоже выстреливает! Вспоминаю, как поперлась в лес. Как потерялась в поисках этой долбаной “полянки с большой сосной”. Как поняла, что дороги назад найти не могу и как молила боженьку, чтобы меня нашел Мишаня. Сам! Затем вспоминаю, как услышала мужской голос и подумала, что это галлюцинации на фоне стресса. Но увидев свет фонарика, запрыгала на месте, едва не захлопав в ладоши! А потом меня отругали… Причем не выбирая выражений. Громко и со вкусом. До слез обидно, если учесть, что я не по своей вине тут оказалась. Нет, конечно, и по своей тоже, но не без участия этого деревенского дикаря и его копии сыночка. И вообще…

Все притупилось. И злость, и паника. Сейчас только его тепло и помню. И дыхание в своих волосах ощущаю. Хочется отстраниться от такой наглости, с которой меня обхватили огромные лапищи за талию и собственнически прижали к себе, предварительно заставив снять футболку! Но не отстраняюсь.

Сперва думала, сердце от страха выпрыгнет. Оно бахало и бахало! Все боялась подвоха… ну, мало ли, приставать начнет? Даже строила план побега из палатки, если хоть намекнет. В голове крутила слова, что такие, как я, ему не нравятся. Что-то такое же говорил? Даже обидно немного стало. Но в итоге уснула, а как спала, и не помню. Значит, мне было тепло и хорошо.

И что я теперь делаю? Я теперь отчетливо слышу, как в мужской груди тарабанит сердце. Гулко и сильно, как двигатель в его синем тракторе. А что еще? Мой мозг отказывает, видимо, окончательно – я провожу пальчиком по черным волоскам на этой самой груди. Мягкие. И дальше я тоже сильно не блещу умом и сообразительностью, потому что продолжаю водить подушечками от груди к рельефному прессу. Эти вот кубики мои глаза оценили сразу же. С ума сойти, какие!

И полоска из волос от пупка и ниже…

И косые мышцы живота, скрывающиеся под резинкой штанов…

Но и на этом мозг мой не включается. Я, придвигаясь чуть ближе, повыше закинула ногу и…

Вот теперь извилины вяло начинают шевелиться в черепушке, а сердце лупить так, что уши закладывает. Я ведь четко почувствовала ногой его стояк! Ну серьезно? Это же он? Такой внушительный и твердый. Это же не, мать вашу, фонарик!

Сглатываю. И поднимаю голову, стараясь не думать о том, что там внизу, в районе паха. Натыкаюсь взглядом на бороду. Снова пальцы зазудело, как захотелось и ее пощупать. Сильно ли колючая?

Взглядом скольжу выше. Губы. Нижняя чуть полнее верхней. Интересно, каково целоваться с обладателем такой бороды? Сильно щекотно?

Вздыхаю тихонько и продолжаю свое наглое исследование. Нос. Прямой, с широкими крыльями. Да вы, батенька, с аристократической внешностью! Уверена, что под бородой скрывается прямой, широкий подбородок с ямочкой. Вот не знаю, почему, но так кажется.

Отрываю свой взгляд от носа и поднимаю глаза еще чуточку выше…

– Ой! – упираюсь в темно-карие глаза, внимательно за мной наблюдающие.

И как давно он не спит?!

Чувствую, как мои щеки начинают пылать. Да меня застукали с поличным. Теперь и не отвертеться. Дура, Серебрякова.

– Угум, – мычит в ответ и смотрит.

Знать бы, о чем думает.

– Я не хотела, – шепчу еле слышно. Голос хрипит ото сна. – Не хотела будить. Я не… – запинаюсь, не зная, что еще говорить. Что вообще в таких случаях положено говорить?

– Ухум, – снова мычит. Язык что ли проглотил? А потом вдруг чуть придвигается. Резко так и решительно. Глазами шарит по моему лицу и, опустив их, застывает взглядом на моих губах.

Я сглатываю. Снова. Сердце начинает биться в конвульсиях. Облизываю вмиг пересохшие губы. Мозг зависает. А я во все глаза пялюсь на дикаря. Где-то на задворках сознания орет фальцетом внутреннее я: он же… он же сейчас тебя поцелует, Милка!

Ну и что? Я против? Сомневаюсь. Губы горят под его взглядом. Но если поцелует, то не остановится на этом, да? Такому, как Михаил, вряд ли хватит “просто поцелуя”. А мы в глухом лесу. В палатке. В одном спальнике. Я ведь даже слова против сказать не смогу! Или смогу? Ведь сама пялилась на эту бороду и думала, а как же… А если мне понравится? Целовать и обнимать этого большого, сильного и ворчливого дикаря?

Пытливый ум человека, познающего свое и чужое тело, вопит от предвкушения. А трусливый заяц в сердце упирается ладонями в мужскую грудь, отталкивая кричит:

– Нет-нет!

Я качаю головой и, дернув рукой, расстегиваю молнию на мешке, делая свободнее пространство между нами.

– Я ничего такого… ничего! – блею невнятно и отползаю, выбираясь из спальника.

В этот же самый миг глаза Михаила опускаются ниже, и только тогда я понимаю, что сижу перед ним в одном лифчике. Тонком, кружевном, без поролоновых чашечек. Благо, еще шорты на мне. Прикрываюсь руками, только тогда он снова смотрит мне в глаза своими черными омутами.

– Я понял, – его голос звучит так же с хрипотцой, от которой мурашки. Волоски поднимаются дыбом, демонстрируя гусиную кожу. И это не ускользает от внимания дикаря.

Я быстрым движением хватаю из мешка футболку и выползаю из палатки. Едва не запинаюсь на выходе. Поднимаюсь на ноги, одеваюсь и пытаюсь привести сбившееся дыхание в норму. Вдох-выдох, Милена. Вдох-выдох.

Все в порядке! Может, мне просто показалось? Михаилу же нравятся пышнотелые и с формами, а не “суповой набор”, да? Да, точно! Ничего такого у него на уме не было! Я уверена.

Миша

Провожаю взглядом задницу-сердечко в моих мятых шортах, удирающую из палатки, и с трудом сдерживаю свой порыв – дернуть девчонку за пятку и затащить обратно в спальник. К себе под бок. Потребовав продолжать меня бессовестно лапать. Я даже мертвым готов прикинуться! Только бы эти пальчики робкие вернуть на грудь.

Блть, что эта мелочь творит? С моим телом и мозгами? Всего трое суток, а моя жизнь уже пошла кувырком.

Дальше так продолжаться не может. Надо от нее избавляться. Чем быстрее, тем лучше. Не поедет сама – затолкаю в тачку и вызову эвакуатор до Москвы. Хватит! Наплясался. Мне вредного сына и стервозной бывшей жены до задницы хватает!

Откидываю затылок на сложенную под головой футболку и растираю ладонями лицо. Спину ломит. Виски давит. Рука, что под головой Милки всю ночь пролежала, затекла, и я ее просто не чувствую. Да еще и не выспался толком. Сначала упрямо пытался потушить телесные «порывы». Потом в башку всякая херь ванильная лезла. Отбивался, как мог. А только задремал, как тут вот – лапки по груди поползли. Время, кстати, всего шесть утра. И чего этой отчаянной не спалось, спрашивается?

Понятия не имею, что принцесса делает на улице. Надеюсь, ей хватит мозгов никуда дальше двух метров от нашей «стоянки» не отходить. Я же даю себе еще десять минут на то, чтобы полежать и проснуться окончательно. И только потом натягиваю толстовку и выбираюсь из палатки, слегка по-утреннему офигев.

– Это как это? – спрашиваю да так и замираю на полусогнутых, таращась на небольшой трещащий костерок.

– Холодно было, – шепчет. – В шортах. А вы вставать что-то не сильно торопились.

– Ты как его развела? – хмурюсь, оглядывая кривенький тлеющий «домик» из дровишек, сооруженный девчонкой.

– Видела вчера, как вы разводили. Запомнила…

– А чем подожгла?

Милка ближе подтягивает к груди колени и поднимет зажатый в руках спичечный коробок:

– Наверное, у вас из рюкзака выпал.

Смотрю в эти огромные глаза сверху вниз и честно не знаю: заржать мне хочется или восхититься. Милка, может, и наивная временами, но совсем не дура. Ловит некоторые вещи на лету.

– Что еще запомнила? – киваю.

– Что в лес одной соваться нельзя. И верить бородатым дикарям и их детям тоже, – бурчит и прячет взгляд, срывая травинку у себя под ногами.

– Умница, – ухмыляюсь, – ускоренный курс по выживанию в тайге усвоен на «отлично». Можно возвращаться в Москву и с чистой совестью топать с докладом к деду.

– Может, мы уже позавтракаем и пойдем в сторону деревни? – пропускает моей выпад мимо ушей коза.

– Может, и позавтракаем. А что у нас на завтрак? Кого поймала? Белку, кролика, кабана?

– Так я… – вскидывает взгляд и хлопает растерянно ресницами.

Я улыбаюсь.

– Вы опять шутите, Михаил? – хмурит носик принцесса.

– Ну, почему же опять? – вытаскиваю из палатки туристический рюкзак. – Я еще и не заканчивал, – достаю из сумки остатки продуктов. Овощи, печенье, хлеб и пару банок паштета. Набор не изысканный, но подзарядиться силами на четыре часа дороги вполне хватит. И да, сегодня придется обойтись без горячего чая.

Завтракаем мы в угрюмом молчании. Я просто активно работаю челюстями. Милка же время от времени косится в мою сторону, но не говорит ни слова. Хрумкает огурцом, заедая его бутербродом с паштетом, и делает вид, что ей совершенно безразлична моя персона, сидящая с ней плечом к плечу.

Утренний инцидент повисает между нами грозовой тучей. Которую развеивать лично у меня нет никакого желания. Более того – ее смущение мне даже на руку. Может, хоть ощущение неловкости заставит девчонку побыстрее свалить восвояси.

После завтрака Милка собирает продукты, я – спальник и палатку. Упаковываем вещи, тушим костер. Убедившись, что последний не разгорится, выдвигаемся в сторону деревни.

Я топаю впереди, широким шагом координируя наше направление. Милка плетется сзади. Время от времени оборачиваюсь, чтобы проверить, жива ли и не сбежала ли еще. И зависаю. Потому что это милейшее создание, улыбаясь, то бабочек разглядывает, то птичек, то цветочки нюхает. Даже после вчерашнего стресса и тяжелой ночи вся такая волшебная и эфемерная. Увидев в лесу белку, так и подавно начинает скакать, как кенгуру, от радости. Прямо как тогда, в загоне для поросят.

Нет, и все-таки удивительная она. Необычная. Местами странная, но искренняя, как ребенок. Редкий экземпляр в наше время. И касается это не только «зверюшек» и жизни. Но и отношения ее как женщины к мужчине.

Я уже и забыл, когда последний раз видел девушку, умеющую краснеть, робеть и смущаться. Или типаж мне такой не попадался. Или искал плохо. Но, как правило, все женщины в моей жизни всегда перли напролом. Брали нахрапом. Никогда особо не извращался, не ухаживал и никого не завоевывал. Бабы сами находили дорогу в мою постель. Знающие, чего хотят и как это получить. Эта же… просто Милка. Достанется же такая «фея» кому-то.

Спустя два часа пути мы делаем небольшой привал. Когда зажевали по паре крекеров, я сверяюсь с координатами и выдвигаемся дальше.

Когда перед глазами начинает маячить граница леса, слышу за спиной облегченный выдох. Улыбаюсь. Ну все, принцесса, быстро в душ и вперед: трасса Самара-Москва. Хватит с нас совместных приключений.

Но не тут-то было…

Стоит только подойти к воротам, как дверь дома распахивается и первым нам навстречу вылетает Арчи. Бросаясь к Милке со своими влажными «поцелуями», меня мой пес напрочь замечать отказывается. А уже следом за псом на крыльце появляется другая фигура. Которой точно тут быть не должно, потому что на ферме самый разгар рабочего дня.

Складывая руки на своей пышной груди, Татьяна зыркает в сторону Милки и громогласно, на весь поселок, взвизгивает:

– Миша, ты ничего не хочешь мне объяснить? Где вас носило целую ночь? Вдвоем с этой… городской!

Я устало потираю переносицу.

Господи, ладно, Милку я могу спровадить в Москву. С глаз долой, и все дела. Но от Татьяны избавиться будет сильно сложнее. Только если самому бежать. Следом. За принцессой.