Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки

Глава 7. Этот день я так и не пережила

Милена

– Нет, вы точно издеваетесь, – округляю в ужасе глаза. – Это не ванная!

– Тонко подмечено, – довольный собой, перекатывает в зубах соломинку Мишаня. – Это душ. Новехонький. Только месяц, как построил. Нравится?

– Но он летний!

– Так, а на дворе что? Зима, что ли?

– Холодный! На улице, за шторкой!

– Бочку видишь? – тычет пальцем в огромную черную бочку дикарь. – На такой жаре вода там уже закипела, принцесса.

– Я не могу мыться в кипятке!

– А грязная ходить можешь?

Я пыхчу, мысленно заковыристо выругиваясь. Таращусь во все глаза на небольшую кабинку, с трех сторон обшитую профлистом, а с одной просто прикрытую развевающейся на ветру нелепой белой шторкой с синими дельфинами. Внутри деревянные дощечки, коврик все с теми же дельфинами и несуразная полочка (читай прибитый брусок), с одиноко стоящем на ней дешевеньким мужским шампунем и хозяйственным мылом. Все.

Бред какой-то! Да кто в двадцать первом веке так живет? Еще скажите, что туалет тут – дырка в полу, а задницу подтирают лопухом!

– Шторка ходуном ходит, – жалуюсь я. – Как здесь можно мыться? А если кто-то будет подглядывать?

– За тобой? – выгибается дугой густая бровь.

Дикарь проходит скептическим взглядом вдоль моего тела и отмахивается:

– Не переживай, Милка, тебе это не грозит.

Да, блин! Этот мужлан вообще слышал о таком, как такт? Я девочка. Мне нельзя говорить такие грубые вещи! Что у этих деревенщин не так с мозгами и мировосприятием?

– И вы тоже здесь моетесь?

– А как же. Шампунь видишь? Мой.

– Я уверена, что у Михаила Руслановича в доме есть человеческая ванная. Я смирилась с сараем, но принимать душ на улице – отказываюсь. Это прошлый век!

– Дело твое, – и не думает спорить этот мужлан. – Принимать – не принимать, тебе решать. Если надумаешь, вот, – вешает мне на шею огромное махровое полотенце Мишаня, – чистое. А я пошел.

– Куда? Стойте!

– У меня, в отличие от тебя, много работы. Некогда мне прохлаждаться.

У меня вообще-то тоже. Работа! Хочется крикнуть ему в спину. Но я, упрямо поджимая губы, захожу в эту продуваемую всеми ветрами кабину. Резко дергаю шторку. Та со звоном колец по рейке задвигается. С каждым порывом ветра ткань парусит, открывая на всеобщее обозрение все потенциально голые прелести. И мысль, что деревенские мужики тощих не любят – вот совсем не успокаивает!

Я мнусь. Обняв руками плечи, смотрю на вентили. На полки. И на бочку с водой над головой. Так ли сильно я хочу помыться? С очередным порывом ветра понимаю, что нет. Когда вижу, как прямо у забора, который к этому душу располагается опасно близко, проходит компания из трех парней, я вылетаю из кабинки, как ужаленная. К черту все! Обойдусь влажными салфетками и сухим шампунем. А в душ прокрадусь ночью. Да! Когда все село будет тихо, мирно сладко спать.

В сарае меня уже ждет расчищенный от хозинвентаря пяточок, сложенная старенькая раскладушка и сваленное горой постельное белье с матрасом и подушкой. Я бы сказала, надо же, какая забота! Но ни фига подобного. У их “Бетховена” будка лучше и комфортабельней, чем у меня сарай.

Так, что мы имеем?

Упираю руки в бока и судорожно вздыхаю. Оглядываюсь. В правом углу примостились лопаты с граблями. Пара алюминиевых ведер и одна здоровенная паутина, по которой перебирая лапами карабкается размером с собаку паук. Мерзость! В левом – моя пятизвездочная койка. Неужели я правда буду здесь спать? Сумасшедшая!

По правде говоря, все это больше похоже на какое-то реалити-шоу. Может, это розыгрыш? И нет никакой болезни у моего дорогого начальства? Просто Румянцев решил надо мной так пошутить? Может, здесь где-нибудь спрятана скрытая камера? Куда улыбаться?

Еще раз обхожу дозором сараюшку. Ну вот серьезно! Это ведь совсем не смешно! Вот совсем! Подхожу к стене, просовываю палец в щель. Тут слон пролетит, не то что комар! Но делать нечего. Выбора-то у меня и нет. Загнали в тупик. И Андрей Петрович. И этот дикарь. Что б ему там в городе страшно икалось все эти два дня!

Кстати! Раскладушка. Ее бы попробовать разложить. Я это видела только по телевизору в советских фильмах. На деле же ни разу с ними не сталкивалась. Да и не думала, что придется. Моя дорогущая двухметровая кровать в особняке родителей сейчас кажется недостижимой мечтой…

Подхожу к этому зверю. Я же девочка не глупая, с руками и головой: должна сообразить, как справиться, да?

Раскладушка сложена пополам. Раздвигаю. Выпрямляю ножки. Она упорно не хочет принимать правильное положение. Стоит буквой “V”, словно издеваясь. А еще вот эта часть, под голову которая, должна регулироваться… Ага, вот этим крючком! Осталось ее разогнуть.

Мыкаясь, пыхтя и матерясь, раза с пятого у меня получается совладать с чудом инженерной мысли. Ставлю ее на пол и сажусь, охнув, тут же проваливаюсь в растянутом полотне до самого пола под звучный скрип пружин.

– Ар-р-р!

Нет, ну что за издевательство?

С психу бью кулаком по раскладушке. В лицо ударяет столб пыли. В носу щеко-о-о… Апчхи!

Проклятье!

Сжав пальцы в кулачки, зажмуриваюсь. Мне точно нужна будет реабилитация для восстановления нервных клеток. Отпуск. На Бали. Полностью оплачиваемый компанией! Идеально. Как только найду связь, сразу сообщу о своем решении Андрею Петровичу, и пусть только попробует увильнуть!

Воодушевленная такой перспективой, поднимаю с пола матрас, разворачиваю его, уложив на горе-раскладушку. Стелю постельное, сверху кидаю подушку.

– Ву-а-ля! – щелкаю пальцами.

Выглядит все не так уж и плохо. Во всяком случае приятней, чем заднее сиденье кабриолета.

Теперь нужно притащить чемодан. Что собственно и делаю, также босиком. Надеть эти чертовы туфли я не решаюсь, пятки все еще дерет от боли.

Шлепаю босыми ногами по траве, игнорируя дорожку. Мягко, приятно, слегка щекочет ступни. Дохожу до ворот – пес за мной по пятам. Снимаю сигналку с машины. На всякий случай пробую закрыть крышу. Нет. Она слегка приподнялась и “уселась” обратно. Если пойдет дождь это будет полный звездец. Кожаная обивка салона будет кощунственным образом испорчена.

Открываю багажник и достаю свой чемодан. Выдвигаю ручку, тащу за собой, снова поставив машину на сигналку. И если я думала, что сегодня меня уже ничего не удивит, то я глубоко ошибалась. Очень глубоко!

Откинула крышку чемодана, и… мои брови поползли на лоб. Была бы возможность, они бы и на затылок пробрались. Рот открылся и закрылся в немом возмущении. А пальцы… выдернули из вороха цветастых вещей бюст от купальника. Что за на…бор?!

Пара легких платьев, несколько топов, юбка, одни суперкороткие шорты и, о боже, даже шляпа! Это что такое? Это куда же меня мама собрала? На самом дне откапываю пару босоножек и балетки. Ну, вот балетки еще помогут, если в них стоптать пяточки, будут как шлепки. Ни шампуней, ни мыла, ни кроссовок и спортивного костюма. Родительница меня собрала на курорт, а не на фермерское хозяйство. Трындец!

Приземляюсь от отчаяния на раскладушку и проваливаюсь снова. На этот раз удар копчиком об пол мне не грозит, благодаря матрасу. Зато взметнувшаяся ввверх пыль снова бьет по рецепторам…

Апчхи, мать его!

Разочаровавшись в этом дне окончательно и все еще с пустым желудком, плетусь по траве к дому. Услышав шум на террасе, тороплюсь к ней. Неужели уже вернулся дикарь?

Но, к моему удивлению, на там хозяйничала Татьяна. Гром-баба.

– Чего надо? – хмурится, увидев меня.

– Там так пыльно, что у меня аллергия обострится, – выдаю я с возмущением. – Можно что-нибудь с этим сделать? – внутри все подкипает.

– Так вон, – машет в угол террасы. – Веник и совок в помощь. У нас тут не “все включено”. Будьте добры, сами себя обслуживать, гражданочка, – фыркнула и снова принялась за уборку.

Подхожу взять инвентарь для уборки. И останавливаюсь у стола.

– Что еще? – нетерпеливо интересуется Татьяна.

– Я, конечно, понимаю, что свалилась как снег на голову. Но есть хочется, честно. Я заплачу, – сразу же обещаю.

А потом выставлю счет! Начальству!

– Ладно, – вздыхает. – Садись. Сейчас принесу суп с гренками. А то худая, аж смотреть на тебя больно, – и уходит в дом.

Я блаженно улыбаюсь, представляя, как питательное тепло попадет в изголодавшейся желудок.

Через двадцать минут я, сытая и почти довольная, возвращаюсь в свой «пятизвездочный» сарай. И что мне предстоит? Снять паутину по углам и подмести грязь. Что я и делаю, но предварительно свернув постель в рулон, чтобы не запылилась.

В итоге поднимаю столб пыли такой, что ничего не видно. Глаза слезятся, нос течет, песок на зубах скрипит.

– Да е-мое!

Я выбегаю на улицу и пытаюсь отдышаться. Чихаю-чихаю, сгибаясь пополам. А рядом пес, который смотрит на меня, скулит и чешет лапой нос, видимо, тоже вдохнув пыли.

До слуха доносится женский смех.

– Совсем белоручка? – подходит Татьяна ближе. – Веник-то нужно было смочить. И пыли бы такой не было, – качает головой и смотрит на меня так, будто я глупый ребенок. – Городская, – звучит с пренебрежением.

– Спасибо, что сказали, – натягиваю улыбку. – Вовремя.

– Да я думала, ты в курсе, – хмыкает. – Все, я ушла. Остаешься одна. Не убейся ненароком, – усмехается и, развернувшись, зашагала по тропинке.

Так и хочется состроить гримасу. Но я девочка не маленькая, ерундой не страдаю. Хотя нет, вру. Язык я ее спине все-таки показываю.

В итоге, чтобы отвлечься, нахожу старый таз. С помощью душа набираю в него воды и дочиста вымываю дощатый пол в сарае. Сметаю всю паутину и выгоняю всю живность от мух до пауков. Нахожу старый цветастый коврик, выбив, бросаю под ноги у раскладушки. Утоптавшись до потери пульса, замираю посреди своего «номера». Все! И босиком ходить не страшно, и спать можно. Почти уютно.

Провожу тыльной стороной ладони по лбу. Оставляю грязный след. Блин! Оглядываю себя с ног до головы. М-да, теперь не то что душ принимать надо, а сразу замачиваться! В чистящем средстве желательно. Я не была в душе больше суток. От меня несет за версту. И отнюдь не цветочными нотками моего любимого парфюма.

Выглядываю на улицу. Начинает смеркаться. Я уже более решительно кошусь в сторону душа. Нужно переступить через себя и помыться. А еще не помешает постирать юбку с блузкой, но это уже второй вопрос.

Не медля, чтобы не успеть передумать, хватаю с раскладушки полотенце, которое сунул мне Мишаня, и бегу в душ. Вода, которую набирала для мытья полов, оказалась очень теплой. Надеюсь, что и в бочке она не успела остыть.

Захожу в кабинку. Зашториваю шторку. Прислушиваюсь. Ни голосов, ни шагов чужих не слышно. Одни сверчки стрекочут. Да “дельфины” шелестят, паруся на ветру.

Стягиваю юбку, вжикнув молнией. Снимаю блузку. Еще раз прислушиваюсь. Только убедившись, что ничего не изменилось, снимаю лифчик. Вешаю все на крючки, приделанные к стене. Остаюсь в трусиках. Тоненьких таких, дорогих, кружевных. Классных! Цепляю пальцами резинки, но, в последний момент передумав – оставляю их на себе. Мало ли…

Включаю воду. Щупаю рукой. Теплая, просто сказка! Забираюсь под нее и замираю на пару секунд, кусая губы. Мычу – это просто блаженство! Глаза пощипывает. Хочется расплакаться от усталости и опустошения. Эта чертова деревня за день высосала из меня все силы!

Всхлипываю, но тут же беру себя в руки. Минуя пожмяканую старую мочалку, беру брусок мыла, начинаю намыливать себя. Педантично, не пропуская ни одного участка пыльного тела. Даже не хочу думать, в каком состоянии окажется моя кожа от этого куска щелочи. У меня все равно с собой ни масочек, ни кремов – ни-че-го.

Выключаю воду. Вспениваю побольше пены и тру руками плечи. Мочалочку бы мою сюда. Натуральную. А еще пару капель ароматического масла. Для кожи. И скрабик. Скрабик бы тоже не помешал!

Замечтавшись, не сразу замечаю, как в мысли врывается что-то жужжащее. Настырно и громко жужжащее. Замираю с мыльными руками на шее. Не дышу. Боюсь шевельнуться. Что-то летает по кабинке. Мамочки…

Уйди! Пожалуйста, уйди!

Стою, умирая от страха. Жужжание прекращается. Я только успеваю выдохнуть и порадоваться, понадеявшись, что чудовище “вылетело”, как прямо над ухом раздается новое звонкое “бз-з-з”.

Черт, черт, черт!

Мое сердце ухает в пятки. Изо рта вылетает громкий крик. Я начинаю, как обезумевшая мельница, махать руками. Мохнатое черно-желтое чудовище, пару раз ударившись о стену, отлетает и со всей дури врезается в мою попу.

Я взвизгиваю и подпрыгиваю. Отскакиваю, поскальзываюсь на мыльной дощечке. Хватаюсь за шторку в попытке удержаться на ногах. Но сдергиваю ее с петель и, запнувшись, вылетаю из кабинки с оглушительным на все село:

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Спасите-е-е!

Тут же врезаюсь во что-то твердое, больно ударившись носом.

– Ой, мамочки!

Отлетаю от преграды, потеряв равновесие. Зажмуриваюсь. Уже готовлюсь распластаться голая на траве, но зависаю в воздухе. Почувствовав на своем теле горячие, огромные, чужие руки. Сама судорожно цепляюсь онемевшими пальцами за какую-то ткань.

Следует секундная заминка.

Волоски на руках встают дыбом с холодным порывом вечернего ветра. С ним же в мои легкие врывается чужой, очень яркий и насыщенный мужской аромат. Далекие, еле уловимые нотки парфюма. А может, это гель для душа или вообще просто шампунь. И мужской такой, дикий, первобытный, тестостероновый… запах.

– Принцесса, – над моей макушкой хрипло звучит знакомый голос.

Я чувствую, как под моей ладошкой вздымается огромная мужская грудь. Открываю один глаз. Затем второй. Чуть задираю нос. Передо мной он. Огромный, дикий, бородатый. И так смотрит, что сердце снова проваливается в желудок. С губ срывается новый истошный визг:

– А-а-а-а!!!

Я отскакиваю от мужика, признав в нем дикаря! Одной рукой прикрываю грудь, второй там… Боже! Белье же практически просвечивает. Какой ужас! Он же видел меня голой. Видел же?

– Ты…! Вы…! – пытаюсь собраться и возмутиться, но язык не слушается, а мозг не соображает от накатившей паники. Пульс опасно частит, а колени подкашиваются. Щеки горят. Я жмусь, как котенок к стенке.

– Тихо. Успокойся, – делает ко мне шаг Мишаня.

– Стойте там! – выставляю одну руку вперед.

Тут же замечаю, как взгляд дикаря съезжает на мою голую мыльную грудь.

Прикрываюсь снова, глухо рыкнув:

– Не смотрите! И не подходите!

– Стою, – поднимает свои огромные ручищи вверх, в примирительном жесте. – Спокойно.

Я хватаю ртом воздух. И вот эти вот волосатые лапы были только что на моем теле? Прижимали и обнимали? Какой ужас! Как это было не… приятно!

– Что случилось?

– Я… – киваю в сторону душевой. – Там что-то летало. И я… ну…

Да что со мной такое? Двух слов связать не могу. И в горле страшно пересохло. А этот стоит и рассматривает меня. Нагло рассматривает. С вызовом!

– Отвернитесь!

– Зачем? – глумится, улыбку прячет.

– Я зайду в сарай, чтобы одеться.

– Не пойдет. Тебе нужно в душ.

– Нет!

– Да. Ты вся в пене. Вон и меня испачкала, – показывает на намокшую футболку, где четко отпечатались два мокрых круга чуть ниже его груди. Это я своей грудью в него влетела? Позорище, Серебрякова!

– Тогда вообще уйдите, – прошу, а сама пячусь к сараю задом.

– А если не уйду? – он уже откровенно посмеивается.

– Я буду кричать.

– Тебя никто не услышит.

– Я умею громко кричать!

– Принцесса, ты в тайге. А до ближайшего дома – два километра через лес. Сомневаюсь, что ты умеешь делать это настолько громко.

– Я… вы…

– Ты, я?

– Вы маньяк?!

– Возможно. Только на будущее – нужно этим вопросом задаваться до того, как остаешься на ночлег в чужом доме в глубокой глуши, – оскалившись, нравоучительно выдает маньяк Мишаня и наступает.

Я делаю еще один шаг назад. Становится уже совсем не смешно, а дико страшно! Поджилки трясутся. Он ведь прав. Я одна: хрупкая, слабенькая, беззащитная. И этого мужлана я совсем не знаю. По спине прокатывается холодок. Обесчестить ему меня, как не фиг петь!

– Вы не… – договорить не успеваю.

Пятка со всей дури больно врезается во что-то. Я запинаюсь. Вскрикиваю и лечу на пол. Звучно падаю на спину, отбивая себе, кажется, абсолютно все! И перед тем, как закрыть глаза от прострелившей боли в многострадальном копчике, в голове проскакивает мысль: этот день я так и не пережила. Но я пыталась. Честно!