Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки

Глава 34. Папа, мама

Мила

Редко, когда утром мне хочется мурчать кошечкой от удовольствия и улыбаться улыбкой безумца. Но это утро как раз из таких. Исключительное и неповторимое.

Я просыпаюсь, когда за окнами уже вовсю расцветает солнечное утро, и долго лежу, не шевелясь. Наслаждаюсь тяжестью сильной руки на своей талии. Ощущением дыхания Миши у меня в волосах. И приятными мурашками, что бегут по коже от воспоминаний. Тело легкое и невесомое, как перышко. Кажется, отпусти Миша меня из захвата и дунь, – улечу.

Ночью мы творили что-то сумасшедшее. Невероятное, пошлое, но такое сладкое! Сначала мой Дикарь был предельно осторожен и нежен. А потом у нас обоих сорвало тормоза. Уснули мы под утро, абсолютно обессиленные, но до одури счастливые.

Осторожно крутанувшись в объятиях Миши, поворачиваюсь к нему лицом. Его рука сильнее сжимается на моей талии. Я улыбаюсь. Не отпускает. Боится, что я сбегу? Глупый. Теперь ему сильно придется постараться, чтобы от меня избавиться.

Пробегаю подушечками пальцев по бородатым щекам и чмокаю его в подбородок. Миша недовольно бурчит. Такой милый, помятый, обросший плюшевый медведь! Повторяю свои манипуляции, спускаясь с поцелуем к шее. Чмокаю в кадык. Миша тяжело вздыхает и открывает глаза, уставившись на меня сонным расфокусированным взглядом.

– Доброе утро, Михаил.

– М, ну ты еще “выкать” мне начни, – щиплет меня за попу Миша.

Я взвизгиваю, посмеиваясь.

Миша улыбается:

– Доброе, принцесса.

– Как спал?

– Как убитый. А ты как себя чувствуешь?

– Как будто заново родилась.

– Точно?

– Абсолютно.

– Ну, и отлично, – хмыкает Румянцев, – тогда иди сюда.

Охнуть не успеваю, как Миша уже подминает меня под себя. Наваливается сверху, вдавливая меня своим сильным горячим телом в мягкий матрас. А его губы начинают лихорадочно зацеловывать везде, докуда достают. Шея, щеки, ключицы, грудь. Ладони щупают и гладят. Сминают и легонько шлепают.

Я извиваюсь и хохочу:

– Миша! Миша, стой! Да Миша…

– Что такое, принцесса? – между поцелуями рычит мой мужчина.

– Мне надо в душ.

– После.

– А умыться?

– Все после.

– Мы только недавно уснули! – охаю, когда кое-что определенно “заряженное” и готовое к активным действиям упирается мне в живот. – Опять?!

– А ты имеешь что-то против? – заламывает бровь Миша.

Я уже открываю рот, чтобы сказать решительное “да”, ибо заниматься этим, даже не умывшись, странно, дико и неловко. Но Миша меня грамотно затыкает поцелуем. А потом еще и делает поступательные движения бедрами у меня между ног, что мой мозг моментально превращается в кисель. Стыд уходит. А с губы срывается стон. Черт, кажется, я сдаюсь…

– Твоя взяла, – сиплю, обвивая его ногами. – Схожу в душ потом. Продолжай!

Миша смеется и снова впивается в мои губы поцелуем, жадным, глубоким. Тянется к прикроватной тумбе, на которой вчера был приличный запас презервативов. Шарит рукой и:

– Блть, – ругается. – Резинки закончились, Мил.

Оборачиваюсь – и правда, вокруг кровати сплошные разорванные пакетики из фольги. Похоже, ночью мы оторвались гораздо больше, чем я прикидывала. Ну, или Миша не рассчитал уровень своего желания и плохо подготовился.

– Давай… без? – предлагаю.

Вчера такую вольность мы позволили себе только первый раз. Мне нужно срочно посетить своего гинеколога и решить вопрос контрацепции. Ибо заниматься этим через латекс приятно, но не тот эффект, как наживую. А каждый раз рисковать, а потом воспитывать совместных детей… ну, пока рано об этом даже думать. Хотя от мысли о нашем с Мишей ребенке где-то в груди что-то сладко щекочет.

– Я прервусь, – шепчет Миша мне на ушко, – не переживай.

– Даже и не думала, – улыбаюсь, – я тебе полностью доверяю, Миш, – шепчу и сама тянусь к его губам. Максимально готовая к утреннему сексу и приятным ощущениям ни с чем несравнимого вторжения.

Миша плотнее прижимает меня к себе второй рукой обхватывая за бедро. Целует снова и снова. На этот раз медленно и неторопливо. Заставляет под ним ерзать от нетерпения. Уже настроившись, готовится доставить мне удовольствие неземных масштабов! Когда в сладкий морок и звуки нашего сбитого дыхания врезается… шелест шин по асфальту.

Я моментально напрягаюсь.

Что за нафиг?

Подбираясь каждой клеточкой, каменею в руках своего Дикаря.

– Принцесса, все хорошо? – разумеется, не ускользает от Миши перемена в моем настроении. Я молчу и прислушиваюсь. Не может же это быть…

Сердце начинает бить, как отбойный молоток, когда я понимаю, что машина затормозила около нашего дома. А еще… ворота. Открываются автоматические ворота на территорию! А это значит, что…

– Твою мать! – охаю я, отталкивая от себя Мишу.

– Мила?

– Черт-черт-черт! – суетливо подскакиваю с кровати. Запутавшись в покрывале, чуть кубарем не лечу на пол. С трудом удержавшись на ногах, хватаюсь за голову, совершенно забывая, что стою при свете дня перед Мишей в чем мать родила.

Вспоминаю. Щеки краснеют. А руки начинают трястись. Но совершенно по другому поводу. Миша смотри на меня крайне офигевшим взглядом, спрашивая:

– Милка, какого хрена происходит?

– Миша, тебе срочно надо уходить.

– Чего? В смысле?

– Родители. Они вернулись домой раньше, чем я думала.

– Никуда я не уйду.

– В смысле, не уйду?

– В прямом, – и бровью не ведет мой непрошибаемо упрямый мужчина.

– Но там мои родители! – взвизгиваю.

– И? Что дальше?

– То есть как “что дальше”?

– Ну, раз приехали, значит, пойдем знакомиться. Это судьба.

– Ты издеваешься?

– А похоже? – перекатывается на спину, вальяжно заложив руки под голову, Миша.

– Они не должны тебя увидеть, – отрезаю.

– Почему? Ты меня стесняешься? Я что, урод какой-то?

– Господи, да нет, конечно, не в этом дело!

– А в чем тогда?

– Да просто не должны и все тут, – упрямлюсь. – Миша, пожалуйста!

– Нет, принцесса, никуда я не уйду. Мы, кстати, еще не закончили…

– Ладно, не хочешь уходить, тогда спрячься.

– М, в шкаф? – задумчиво оглядывается на гардеробную Румянцев.

– Ну, – пожимаю плечами, – как вариант, да.

– Прекрасно, – хмыкает. – Милка, посмотрим на меня, мне лет-то сколько по-твоему? Я уже старый, чтоб прятаться по шкафам от родителей своей женщины. Да и тебе не восемнадцать.

– Да, Миша! – топаю ногой, взвыв от безысходности. – Ты не понимаешь!

– Вот именно, я не понимаю, в чем сложность просто нас друг другу представить. Мы все взрослые люди и все все понимаем.

– Да в том, – шиплю зло, – что моим родителям очень сложно угодить, ясно? Особенно отцу! Я же тебе рассказывала, что им нужен перспективный богатый зять. У папы на этом пунктик. Ну!

– А вот как, – садится на постели Миша, – а я, значит, не перспективный? И старый, наверное, да? Для такой-то хорошенькой куколки из обеспеченной семьи.

– Блин, – морщусь, – да я не то имела в виду.

– Я понял, – бурчит Миша.

– Ну, не обижайся, слышишь? – заползаю на кровать, обхватывая ладонями бородатые щеки своего надувшегося Дикаря. – Ты самый лучший, самый классный, и вообще я тебя очень-очень сильно люблю, – зацеловываю обиженно поджатые губы Миши. – Прости, прости, прости!

Миша вздыхает. Обхватывает меня рукой за талию, заставляя усесться сверху и ловит пальцами подбородок, заглядывая мне прямо в глаза. Говорит ровно и спокойно:

– Давай расставим все точки над “ё”, принцесса. Раз и навсегда. Мне тридцать пять лет. Я достаточно взрослый, да что уж там – старый!

– Ты не…

– Не перебивай.

– Ладно.

– Я примерно лет на двадцать вырос из того возраста, когда прячутся по шкафам да под кроватями от родителей женщины. Тем более женщины, которую я люблю и на которую у меня планы в масштабе целой жизни. А еще я не мечусь от неопределенности и долго не думаю. Если что-то мое, то оно мое. Все. С потрохами. Я предельно серьезен и последователен в своих решениях, если ты все еще этого не поняла. И я срать хотел на то, кого там твои предки тебе в мужья приглядывают. Ты моя. Я тебя не отдам. Ясно?

Я киваю. Губы начинают дрожать.

– Познакомишь ты меня с родителями сейчас, Милка, или через неделю месяц, год – ничего не изменится. Просто чем раньше твои папа с мамой поймут, что у нас все серьезно, тем больше у них будет времени смириться с нашей свадьбой, которая однозначно будет. Да, и с появлением у нас мелких, на которое я, кстати, рассчитываю.

Я смеюсь и тут же закусываю губу, чувствуя, как из глаз текут слезы. Господи, обалдеть! Не знаю, как другие женщины, но вот эти слова, произнесенные взрослым, состоявшимся, понимающим, чего он хочет в этой жизни мужчины, гораздо, гораздо сильнее чем пресловутое “я тебя люблю”. И говорит в тысячи раз больше!

– Ну, и чего ты ревешь? – вздыхает Миша.

– Я все понимаю, правда, – хриплю, – просто я, – стыдливо опускаю взгляд, – возможно, не готова сделать это прямо сейчас. Вот в этот момент…

– Мила.

– Миш, – дрожит мой голос, – пожалуйста! – прошу, заглядывая в глаза любимого мужчины, буквально умоляя взглядом уступить мне хотя бы в этом.

Он вздыхает и сдается.

– Ладно.

– Правда?

Миша неопределенно передергивает плечами.

Я облегченно выдыхаю, чмокая его в губы:

– Я тебя люблю! Я сейчас забегу в душ, а потом спущусь в гостиную и отвлеку родителей, а ты уйдешь. Хорошо?

– Это жутко унизительно, – закатывает глаза мой вредина, – но хорошо. Иди.

Я еще раз впиваюсь в губы Миши поцелуем и еще раз прошу от всего сердца:

– Прости меня!

– Мхм, – кивает Миша, кажется, все-таки обидевшись на меня. – Иди уже, – хлопает по попе для разгона. Я подрываюсь с кровати и топаю в ванную.

Душ я принимаю со скоростью света. Собираю волосы в небрежный пучок и натягиваю пижаму со штанами и рубашкой. Умывшись, вылетаю в спальню со словами:

– Все, я гот… – проглатываю остатки фразы.

Комната пуста. Миши нет. Вообще нигде нет!

Сердце ухает в пятки. Входная дверь в спальню открыта.

Да нет! Да ну нет! Он с ума сошел?! Что он творит? Боже, я же просила!

Я подрываюсь с места и вылетаю в коридор. Паника накрывает с головы до ног, когда я слышу шаги на лестнице и голоса родителей внизу. Рычу шепотом:

– Миша! – и несусь за ним следом. – Миша, стой!

Поздно. Догоняю я его, когда он уже оказывается в гостиной, а родители оборачиваются, удивленно замолкая. Я замираю за спиной своего Дикаря и вижу, как от шока округляются глаза папы и хватается за сердце мама.

Делаю рывок вперед и открываю рот, планируя выдать какую-нибудь оправдательную ересь, э-э-э… тут же его закрывая. Потому что папа протягивает Мише руку, спрашивая растерянно:

– Михаил Русланович, какими судьбами?

– Доброе утро, Леопольд Георгиевич, – пожимает протянутую ладонь отца Миша. – Боюсь, у меня есть к вам разговор, который может вам не понравиться.

У меня душа со свистом выходит из тела. Я в полном охреневании перевожу взгляд с Миши на отца и обратно. Ничего не понимаю! Они что… знакомы?