Казалось бы, жизнь у нас наладилась, и ничто не предвещало беды. Слухи о нашей импровизированной лекарне распространялись с каждым днем, и отцовские доходы медленно, но неуклонно возрастали. С моей помощью кузнец освоил новые навыки лечения и удаления зубов, и был крайне рад тому, что пациенты его не мучаются, как прежде.
В один прекрасный день на пороге нашего дома появился тот самый молодой служка из церкви, которого я видела в день своей первой исповеди. Увидев меня, он почтительно поклонился и спросил отца. Я предположила, что у юноши тоже какие-то проблемы с зубами, иначе зачем бы ему понадобился кузнец. Стала внимательно оглядывать нежданного гостя, ведь в прошлый раз я видела его лишь мельком в полумраке храма.
Церковный служка, на вид юноша лет восемнадцати, был облачен в простую и скромную одежду. На нём была светлая рубашка с длинными рукавами и закрытым воротом. Тёмные длинные штаны из плотной, на вид льняной, ткани, наполовину прикрывали обувь. Поверх рубахи и штанов была накинута куртка из дешёвой кожи. На босу ногу надеты простые кожаные сандалии. Торс парня охватывал грубый кожаный пояс. Небольшая сумка была перекинута через плечо. Я заметила, что в ней лежат довольно увесистые книги. Маленький металлический крест висел на груди храмового прислужника. Волосы его были довольно длинные, но, не в пример нашим односельчанам, чистые и ухоженные. Руки тоже приятно поражали своей опрятностью и чистотой, на них не было никаких перстней, только в правой руке гость держал цветные костяные чётки. Лицо парнишки выражало открытость и дружелюбие. С первого взгляда у меня сложилось впечатление, что это скромный, искренне верующий и благочестивый юноша.
Пока парень мялся на пороге, я поспешила позвать отца. Кузнец в это время возился в хлеву. Зайдя домой, он радостно приветствовал гостя.
- А, брат Уильям! Добро пожаловать, милости просим! Чем могу вам служить? Уж не захворали ли вы, упаси Бог?
- Я, достопочтенный Джон, явился по делу к вам. Нет, не болен ничем, хвала Господу, благодарствую, - голос парня был приятным на слух и мелодичным. – Упредить вас хочу кой о чём. Слухи пошли, что болящих зубной хворью вы невиданными ранее орудиями исцеляете. Прослышал об этом настоятель наш, преподобный отец Стефан. Так вот, хочу вам сказать: поберегитесь. Уж очень гневаться он на вас изволит. Обещался намедни самолично к вам явиться да посмотреть, чем тут вы больных-то правите. Говорил мне отец Стефан, что не иначе, как колдовство какое завелось в нашем приходе, иначе откуда бы кузнецу, дескать, необразованной деревенщине, с учёными лекарями тягаться. Так что, дядюшка Джон, опаску вам иметь надобно. Если и впрямь у вас какие чародейские предметы либо орудия языческие – сожгите от греха подальше, пока отец Стефан не явился! С ним, скажу вам, шутить не стоит – уж больно ревностен к язычеству да колдовству… Чего доброго, предстанете пред духовным судом, а там и до костра недалеко. Не стращаю я вас, а только хочу по-доброму упредить, как мне христианский долг велит.
Отец внимательно выслушал его речь, было заметно, что с каждым словом служки он всё больше хмурится.
- Что ж, брат Уильям! Благодарствую, что упредили. Эх, вот напасть-то…Знаю я отца Стефана, уж если чего задумает – поперёк него не пойдешь. Ну, да Бог милостив. Худого-то я ничего не делал, - и пред людьми, и пред Создателем чиста моя совесть. А вашу доброту вовек не забуду!
Юноша ничего на это не ответил, только поклонился отцу на прощание и удалился.
Его слова оказались правдой. Не прошло и пары дней, как на просёлочной дороге показалась коляска священника, направляющаяся в сторону нашего дома. Кучер остановил ее у ворот, и отец Стефан вышел, направляясь к нашим дверям с самым суровым видом.
Кузнец был дома и спешно пошёл навстречу неприятному гостю.
- Милости просим, преподобный отец, - постарался, как ни в чем не бывало, приветствовать он святошу, . – С чем изволили к нам пожаловать?
- Я, Джон Лидс, пришёл к тебе по долгу пастыря и верноподданного, - сурово стал вещать священник своим неприятным скрипучим голосом. - Как лицу духовному, подобает мне пресекать всяческие происки Дьявола. А о тебе в последнее время недобрые слухи ходят. Толкуют в народе, будто пользуешь ты болящих какими-то бесовскими орудиями. Вот и явился я самолично посмотреть, что происходит тут у тебя без благословения святой церкви.
- Что лечу я хворых зубами, святой отец, то правда, - стал спокойно, с достоинством отвечать кузнец. – Да только грешного ничего в моих делах нет, Господь видит. Сподобил он нас с дочкой свыше сообразить, как страдания скорбящим облегчать. Вот и смастерили сами орудия новые, да старую конюшню перестроили, чтобы принимать больных сподручней было. А только греха здесь никакого нет, ведь и в Писании сказано, что и Спаситель наш сам раны хворых исцелял.
- Не кощунствуй, Лидс! – гневно воскликнул священник. – Иль ты уже равняешь себя с Иисусом Сладчайшим? Смотри, доиграешься, отлучу я тебя от причастия да на суд духовный отправлю! А с еретиками там не больно церемонятся, вмиг на костёр тебя отправят, дабы не смущал народ христианский!
Отец, казалось, не был напуган угрозами настоятеля. Он отвечал невозмутимо, сохраняя своё достоинство.
- И в мыслях не было у меня со Спасителем себя равнять, преподобный отче! Я к тому речь веду, что Господом нашим Иисусом Христом в Писании заповедована была любовь к ближним. А исцелять без боли – разве это не есть любовь христианская? Творю я свою помощь всегда с молитвой, хоть кого извольте спросить. А что до орудий моих новых – так можете сами взглянуть, ничего в них бесовского нет и не было. Извольте пройти со мной.
Священник нахмурился, что-то неразборчиво пробурчал под нос и отправился за отцом в нашу переоборудованную конюшню. Я молча последовала за ними, чтобы узнать, что же произойдет дальше.
Увидев наши стоматологические инструменты и внимательно осмотрев новое кресло, отец Стефан издал возглас изумления и торопливо перекрестился!
- Как же, если не с помощью дьявольской сие возведено? – гневно возопил святоша. – Ни в одной учёной книге знаменитых лекарей о таком я не читывал! Сам не раз зубы больным правил, но чтоб такими бесовскими орудиями! Не было их отродясь в мире христианском! Ежели и правда, что сам их ты выковал, так не иначе, как по наущению дьявольскому. Джон Лидс, запомни моё слово! Пока не поздно, покайся да сожги свои колдовские штуки! Иль я найду на тебя управу, да и на дочь твою, ибо замечаю за ней, что ведет себя неподобающе доброй христианке. Молва говорит, помогает она тебе заблудших лечить! А женское ли это дело? Наговорами бесовскими лечат только ведьмы, а им одна дорога – в преисподнюю!
- Не согласен я с вами, достопочтенный отец! – сурово возразил кузнец, не устрашившись нападок священника. – Орудия мои я сам создал, вот этими руками, ничего греховного в них нет. И сжигать плоды трудов своих мне не приходится. А дочь моя и вовсе невинна, как на духу говорю. Нет греха ни на ней, не на мне!
- Так ты не хочешь покаяться! Всевышний всё видит! – отец Стефан картинно возвел руки к небу. – Ну так погоди, раз не боишься суда Божьего, найдется на тебя суд земной. Нынче же отпишу господину твоему, милостивому барону нашему, обо всех твоих бесовских делах! Пусть самолично, по праву господскому участь твою решит! Да будет так!
Священник грозно потряс рукой, направился к выходу и с грохотом захлопнул за собой дверь. Я озабоченно посмотрела на отца, который погрузился в глубокую задумчивость.
- Батюшка… Он грозился отписать жалобу барону. А поведай мне, что за человек барон наш? Суровый или добрый? Неужели и вправду захочет тебя наказать?
- Эх, дочка, на то они и господа, чтобы на своих землях суд править. На то их воля – судить нас или миловать, - ответил, устало присев в кресло, и подперев рукой висок, кузнец. – Барон наш, Готфрид де Рос, он из рода старинного, слава у его предков немалая. Издавна они в нашем королевстве обширными землями владели. Да при королевском дворе служило де Росов немало. Одним словом, он из самой большой знати будет. А насчёт того, добрый ли, злой ли… Знаешь, в народе такая поговорка ходит: «Траву хвали в стогу, а господина – в гробу». Нет, зря хулить я барона не стану. Не было от него мне вовек притеснения. И дела свои, сказывают все, вершит по справедливости. Да ведь господскую волю заранее не предугадаешь... Ежели послушает отца Стефана, не ровен час, и разгневается. Тогда уж и не знаю, чего нам ждать.
- А вдруг, отец, барон к нам сам надумает явиться? Тогда что ты ему скажешь? Вдруг и он нашу лекарню происками дьявола посчитает? – спросила я с тревогой.
- Вот это вряд ли, дочка, - вздохнул кузнец. – Барон-то Готфрид, он немощен, ходить не может. В не столь давние годы это было – изволил выехать на охоту, да стрела шальная ему спину пробила. Вот и прикован он к креслу, из замка своего не выезжает. Все бумаги, что ему о делах владений доставляют, самолично читает, да только не выходя никуда. Вот и думаю – самого-то барона к нам вряд ли каким ветром занесёт, а вот наветов отца Стефана опасаться следует. Кто знает, какие он наговоры на нас возведёт? Отец опять глубоко вздохнул и поднялся с кресла.
- Ну да ладно, Лира, чему быть, того не миновать. Будем уповать на милость Всевышнего да на мудрость господина нашего. Пойдем в дом, полно пустыми разговорами себя терзать. Время, оно само рассудит, что да как…
Однако время показало, что кузнец ошибался. Прошла примерно неделя с визита священника в наш дом. Все эти дни мы продолжали принимать и лечить новых пациентов. И вот, накануне воскресенья в нашей деревне произошло невиданное доселе событие.
Из-за дальнего холма на дороге показалась пышная карета с баронскими гербами на дверцах, запряженная шестёркой чистокровных лошадей. Крестьяне с изумлением смотрели на господский экипаж, которого в нашей глуши отродясь не видывали. Мужики снимали шапки и низко кланялись, женщины чинно приседали.
Пропылив по проселочной дороге, карета остановилась у наших ворот. Отец и я, заслышав шум, поспешили выйти во двор. Дверца экипажа распахнулась…