ЗДРАВСТВУЙТЕ, МИСТЕР НЕВЕРОЯТНЫЙ
Вам когда-нибудь завязывали глаза и трахали до беспамятства?
Нет? Вы многое упускаете. Это стоит попробовать. Поверьте мне.
Я чувствую себя совершенно разбитой. Лишь так я могу описать то, что чувствую, когда со стоном потягиваюсь. Стону я от боли в мышцах после самого великолепного сна, что когда-либо у меня был. Эта кровать будто из рая, и Картер тоже.
Вот только его тут нет, она пуста. Так что, место чуть менее райское.
Откуда-то снизу доносится музыка, стук посуды и аромат чего-то сладко-соленого. Видимо, Картер где-то там.
И он поет.
Я со счастливым вздохом переворачиваюсь в центр гигантской кровати, где не занимаю даже ее четверти.
Я, наверное, сумасшедшая, потому что, кажется, уже влюбилась. Только я не думаю, что я просто втюрилась. Скорее, я в процессе споткнулась о собственные ноги и нырнула головой в это чувство.
На лестнице раздаются тяжелые шаги, и я улыбаюсь голосу Картера, когда он приближается, напевая знакомую мелодию.
— Моя девчонка! До-до-до-до-до!
Я неловко хихикаю.
Когда Картер просовывает в дверь голову с такой дерзкой и очаровательной улыбкой, что я зарываюсь лицом в руки, ведь мой смех становится безумным.
— Прекрати смеяться, — приказывает он, ходя по комнате.
Голый. Совершенно голый. С подносом еды в руках.
А еще он голый.
— Ты голый, — я замираю.
Он указывает на нелепый поварской колпак на своей голове, который я почти упустила из-за его безупречного обнаженного тела.
— Не-а. На мне колпак.
— Ага… — я не смотрю на колпак.
— Я вижу, ты пялишься на мистера Невероятного.
— Какой же ты самовлюбленный.
Он одаряет меня ухмылкой, которая, клянусь, становится все более самодовольной. Картер опускает на мои колени поднос с едой, берет мое лицо в свои руки и тянется ко мне в медленном, мягком поцелуе.
— Как я и сказал: Мистер Невероятный.
— Что это? — что-то в моем сердце теплеет, когда я, моргая, смотрю на него. — Ты приготовил мне завтрак?
Он кивает и гордо проводит ладонью по своей груди.
— Ага, — он берет ломтик бекона с тарелки, на которой, похоже, по меньшей мере целый фунт этого самого бекона, и кладет половинку мне в рот, а другую часть съедает сам. — Бекон, потому что ты его любишь. Фрукты и йогурт, потому что они сладкие, как ты. Черничный рогалик с корицей, потому что Кара сказала, это твой любимый. И чай, потому что от кофе у тебя болит живот.
— Я л-л-л… — о боже. Вот дерьмо. Черт. О, черт. Я чуть не сказала это. Вслух. Что, блять, со мной не так?
Картер в удивлении вскидывает бровь. Он выглядит самодовольнее, чем когда-либо.
— Ты л-л-л?
— Я… — машу рукой, — не знаю, что я хотела сказать, — это все, что я могу придумать? — Я просто в шоке от того, как ты продумал завтрак. Я проснулась одна, а теперь ты здесь, и ты поешь, и ты…. — я показываю на его тело. — Голый.
Картер ставит руки на бедра и крутит ими. Ему определенно нравится вертеть этой штукой.
— Моя нагота тебя смущает?
— Я не смогу выговорить ни слова, если ты спросишь меня о чем-то в таком виде.
— М-м-м, — он берет с тарелки немного корицы и проводит ей по моим губам, глаза следят за моим языком, который я высовываю, чтобы слизать ее. — Мне нравится, когда я лишаю тебя дара речи.
— Не привыкай к этому. Я могу поесть в кровати? — простыни такие белые и идеальные. Вполне возможно, что я это исправлю.
— Ага. И когда ты закончишь, будет моя очередь есть в кровати, — в его лице читается голод, и мои внутренности от предвкушения скручивает. Не могу дождаться, когда стану его едой.
Картер разваливается рядом, хрустит беконом, наблюдая за тем, как я ем. Он подпирает голову рукой, локти на матрасе, и очень напоминает позирующую для съемки модель. Корица на рогалике теплая и тает, когда я откусываю его. Она стекает по моему подбородку и капает с края челюсти, оставляя след на округлости моей левой груди.
Он смотрит на меня, и когда я собираюсь вытереть ее, он хватает меня за запястье.
— Не смей, — шепчет он с рычанием. — Мое.
Он вскакивает на ноги, стаскивает поднос с моих коленей, ставит его на пол, пикирует на кровать и пожирает меня, четыре раза. Когда мы наконец возвращаемся к завтраку, еда уже остыла, мой рогалик твердый, и меня это совсем не волнует. К тому моменту, когда Картер подвозит меня к арене на хоккейный матч моих девочек, я уже испытала три оргазма и заслужила завтрак в Макдональдсе. И похлопывание по заднице, когда вылезала из машины.
— Это был Картер Беккет? — шепчет Аланна, когда я встречаю ее у входной двери, глаза в удивлении расширены, она машет руками на щеки, высматривая выезжающий с парковки внедорожник Картера. Он улыбается и машет, и Аланна подпрыгивает, размахивая руками, когда машет в ответ. — Это он, это он, это он! — кричит она отцу, яростно сотрясая его.
Джереми едва сдерживается, чтобы не закатить глаза.
— Это он, это он. Ю-ху.
— Джереми, прошу, держи себя в руках, — оборачиваясь к Аланне, я достаю из сумки подарок и ухмыляюсь. — Это тебе, от Картера.
Она разворачивает маленькую майку. Челюсть отвисает, когда она рассматривает ее.
— Для Аланны. Старайся изо всех сил, следи за бедрами еще внимательнее. Картер Беккет, — она не моргая смотрит на меня. — Боже мой, Боже мой, о мой Бог!
Джереми все еще не впечатлен, но, как ни странно, протягивает мне руку.
Я вскидываю бровь.
— Могу я тебе помочь?
— Где моя?
— Что?
— Моя… моя майка, — он таращится на меня. — Ты… ты не… ты не…
— Расслабься, — говорю я с самодовольной ухмылкой, доставая его майку. У меня голова кружится от предвкушения. Возможно, то, что написал Картер на майке Джереми, продиктовала я.
Пока он читает надпись, он держит майку перед лицом, что отстойно, ведь я не вижу выражения его лица.
— Джереми. Не будь засранцем со своей сестрой. Картер Беккет, — он опускает майку, показывая свое лицо, которое… в экстазе. — Боже мой. Он подписал мою майку. Картер Беккет подписал мою майку!
О, черт возьми.
Когда я сюда входила, я весила меньше, на фунтов пять так точно. Зашла я сюда примерно семь минут назад. Но, как это возможно? С Карой возможно все.
— Нам нужны все эти закуски? — коробка «Milk Duds» почти что выпадает из кармана моего пальто, я ударяю себя локтем по бедру, пытаясь запихнуть ее обратно, и продолжаю ковылять по нашему ряду. В другом кармане у меня банка пива, в заднем кармане джинсов упаковка «Twizzlers», в правой руке еще одно пиво, а в левой пакет с попкорном. — Кажется, мы переборщили.
— Что за глупый вопрос? — ворчит Кара. — Да, Оливия, нам нужны все эти закуски. Не порти мне жизнь.
Честно говоря, я понятия не имею, как это все помещается в Каре. Она невероятная сладкоежка, но она одна из тех худых от природы женщин, которых все обычно проклинают. Мне, например, приходится каждым утром сорок пять минут отрабатывать шоколадные «изыски» с «Пинтереста», которые я готовлю на выходных.
— Картер рассказал Адаму, что произошло прошлой ночью?
Я киваю.
— Бедный парень. Он так запутался, и хочет видеть ее лучшие стороны, но он просто больше не уверен.
Картер поговорил с Адамом о Кортни, когда я была на игре свой команды сегодня. Он сказал, что Адам расстроился, но не за себя, а из-за нас.
— Кортни сказала, что была пьяна и ничего не помнит, а когда он продолжил разговор, она попросила его успокоиться и научиться понимать приколы.
Кара словно рычит. Она явно не против поставить Кортни на место.
— Лив, ты знаешь, что я не разбрасываюсь словами, но выпустить бы на эту женщину улей злющих пчел…
Я смеюсь, и Гарретт резко останавливается перед нашими местами, от его лезвия лед крошится, а его глаза скользят по нашим закускам. Он выплескивает воду в рот и поднимает брови.
— Голодна сегодня, Олли?
Я хмурюсь на Кару.
— Я хотела только попкорн.
— Что ж, если ты не съешь, я к твоим услугам.
Картер врезается в него.
— Я ее мужчина.
Гарретт ударяет Картера в грудь.
— Я хочу ее еду!
Картер отпихивает его назад.
— Никто не получит ее еду, кроме меня!
— На что я смотрю? — спрашиваю я вслух, наблюдая за тем, как два взрослых мужчины дают друг другу пощечины, вместо того чтобы разминаться перед своим хоккейным матчем, в который они профессионально играют.
— Ты смотришь на то, с чем я сталкиваюсь ежедневно, — Адам останавливается перед сидениями, чтобы попить воды, и одаривает меня смущенной улыбкой. — Дети.
— Еда моя! — кричит Картер, обхватывая голову Гаррета руками.
Гарретт вырывается из его хватки.
— Я не подведу тебя, Олли!
В этот момент я понимаю, что Эмметт облокотился на бортик и подмигивает, а Кара агрессивно водит языком по внутренней стороне щеки.
— Боже мой. Вы двое… — прерываются мои слова в момент, когда мне кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из горла. Прямо передо мной тело Картера врезается в перегородку. — Картер, ради всего святого. Ты напугал меня.
Он снимает перчатки, прикрывает рот с двух сторон и дышит на стекло. Кончик его пальца рисует сердечко, и когда он пишет «К + O», мое сердце, как бы неловко это ни было, будто взлетает. Прежде чем откатиться, он подмигивает мне, напоминая об обещании совместной ночи после игры.
Кара бросает в рот горсть «Скитлс» и «M&M's».
— Боже, этот мужчина по уши в тебя влюблен.
Я морщу нос, и бросаю укоризненный взгляд на ее руку с двумя разными лакомствами.
— Это отвратительно и бессердечно. Их нельзя смешивать, — я с тихим вздохом возвращаю взгляд ко льду, и любуюсь медленно исчезающим сердцем на стекле. — И он не влюблен в меня. Но, может быть, однажды, будет. Я надеюсь. Было бы здорово. Или типо того.
Кара фыркает.
— Лив. Посмотри на этого мужчину. Я никогда не видела такого влюбленного дурилу.
Я окидываю взглядом лед в поисках того, о ком идет речь, и вижу, что его глаза уже прикованы ко мне, пока он параллельно этому играет с шайбой и болтает с другими игроками. Его улыбка сияет, когда он поднимает руку и машет мне.
— Привет, тыковка! — кричит он, прежде чем бросить шайбу Адаму.
Мои щеки пылают.
— Он только что назвал меня тыковкой на глазах у пятнадцати тысяч человек?
— Нет. Пока еще идет разминка. Люди все еще покупают закуски и пиво, — Кара запихивает в рот горсть попкорна. — Думаю, сейчас тут где-то тысяч двенадцать.
Но Картер твердо намерен опозорить меня перед всеми пятнадцатью, потому что, когда он забивает гол на шестой минуте первого периода, он проносится мимо скамейки запасных и кричит: «Это тебе, тыковка!». Когда он забивает гол в третьем периоде и посвящает его своей принцессе, он смотрит на мое красное лицо на большом экране, кладет руки в перчатках на сердце, а затем делает вид, что падает в обморок.
Какой же он показушник! И все же, когда он выходит из раздевалки и проходит мимо репортеров, заметив меня, у меня в животе порхают бабочки.
Когда мы возвращаемся домой, опускающееся солнце окрашивает небо в невероятные оттенки розового, оранжевого, и каплями фиолетового, а темные сосны и возвышающиеся горы ярко контрастируют с этим прекрасным фоном.
Картер подводит меня к барной стойке и ставит передо мной небольшой поднос с сыром, вяленым мясом, кешью и виноградом.
— Ужин сегодня будет поздно, так что пока перекуси этим, — он целует меня в лоб. — Я вернусь через несколько минут.
Его шаги глухо отдаются по лестнице, а мои ноги радостно раскачиваются на табурете, пока я перекусываю, при этом напевая. Когда он через десять минут возвращается, на его лице самая очаровательная, слегка застенчивая улыбка. Он сменил свой костюм на спортивные штаны и футболку.
Картер переплетает наши пальцы и притягивает меня к себе, робко обращаясь ко мне.
— Пойдем со мной.
Он буквально вибрирует от нетерпения, и я чувствую, что он изо всех сил старается быть нежным, привыкнуть к моим коротким ногам и идти со мной рядом, когда он ведет меня в свою спальню.
Ванная комната тускло освещена теплым пламенем свечей на краю ванны и сиянием звезд, проникающим через мансардное окно. В колонках тихо играет Джон Мэйер, а на табурете рядом с большой ванной лежит книга, которую я сейчас читаю. Вода красивого пурпурного оттенка, усыпана лепестками роз, а Картер буквально подпрыгивает на ногах.
— Там бомбочка для ванны. Вот почему вода розовая. Дженни ее выбирала, — он почесывает голову. — Эм, там есть…
Я делаю глубокий вдох, и аромат ударяет мне в нос.
— Лаванда?
Лицо Картера озаряется.
— Да! Лаванда. Она расслабляет и все такое.
Я сдерживаю смех. Это совершенно очаровательно.
— Но лепестки роз — это все я. И свечи, — говорит он с гордым видом.
— Для меня?
— Для тебя, — он касается моих губ, прежде чем стянуть с моих бедер джинсы, прихватив трусики с носками. Картер стягивает с меня футболку, снимает лиф гораздо нежнее, чем когда-либо, и помогает мне войти в теплую, как парное молоко, воду. — Я хочу, чтобы ты расслабилась, пока я организую нам ужин и накрою на стол, хорошо? Ты должна оставаться здесь в течение сорока пяти минут.
— Сорок пять минут? Это так долго. А что, если я соскучусь по тебе?
— Тогда ты можешь ласкать себя, думая обо мне, — он хмыкает, затем его взгляд становится жестким. — Если ты это сделаешь, мне нужно видео. Добавь это в священную библию материалов для дрочки в моем телефоне.
— Картер…
— Залезай в воду, Лив.
С улыбкой и вздохом я погружаюсь в рай, руки плывут по воде и перебирают лепестки роз. После его ухода меня не хватает надолго — я убираю книгу и, закрывая глаза, подпеваю музыке. Не успеваю я опомниться, как теплые руки Картера оказываются на моем лице, пробуждая меня ото сна.
— Сонная малышка Олли, — шепчет он. — Я понял, что за тобой надо подняться, когда пошла сорок шестая минута.
Я зеваю и потягиваюсь. Картер протягивает мне пушистое полотенце. Он укутывает меня и ведет меня к одной из своих футболок и к чистой паре нижнего белья из моей сумки. В это же время он сливает воду из ванны, собирает лепестки и задувает свечи. Картер так много делает для меня. Его преданность и внимательность к деталям, когда дело касается меня, бесподобны. Когда он возвращается, я обхватываю его руками и прижимаюсь к нему.
— Спасибо, Картер. Я так счастлива с тобой и не могу дождаться, когда мы будем меняться вместе.
— У нас будет самый лучший расцвет в отношениях, — он хмурит брови. — Эмоциональный расцвет. Потому что мы оба чертовки сексуальны, — он прижимается губами к моему лбу и отстраняется с громким «муа». — Давай. Не могу дождаться, чтобы показать тебе, что я сделал.
Он не дает мне шанса сделать шаг вперед, и вместо этого поднимает меня на руки, несет вниз по лестнице. Картер останавливается в гостиной, и, если это до сих пор еще не произошло, мое сердце разрывается на части. Я чувствую, как, не переставая, бьется его сердце, рядом с моим ухом, лежащим на его груди, и я прижимаю ладонь, будто могу дотронуться до него, почувствовать, как оно бьется.
Я извиваюсь в его объятиях, соскальзываю с его тела, и когда вхожу в комнату вскидываю руки ко рту.
На телевизоре включен «Дисней+» с классическими мультфильмами. Диван… разобран. Подушек нет, хотя я догадываюсь, где они могут быть. Я огибаю белые украшающие комнату простыни, закрепленные в виде палатки, и нахожу внутри подушки под кучей одеял и еще подушки. Их больше, чем я когда-либо видела. Внутри палатки мерцает гирлянда, а на журнальном столике коробки с китайской едой.
Мой взгляд останавливается на удивительном мужчине, которого, слава богам, я могу называть своим. Он тянется ко мне, но, вдруг одергивает себя, почесывая затылок.
— Я подумал, мы можем устроить вечер кино. Тебе… тебе нравится?
Нравится ли мне это?
Я пробегаю через всю комнату, прыгаю в его объятия и прижимаюсь к его губам.
Картер смеется.
— Я расцениваю это как «да, еще как». Блять, да я просто лучший бойфренд!
Мы лежим и обнимаемся в импровизированной палатке. Сначала включаем «Короля Льва». Картер подпевает каждое слово пока мы ужинаем. Когда вся еда заканчивается, он исчезает и возвращается с кухни с пирожными, и клянусь, я вот-вот лопну, но все равно съедаю два.
— «Холодное сердце»? — он слизывает глазурь с большого пальца, перебирая мультфильмы. — Или «Моана»? Я подпою обоим, если тебе любопытно.
Натянув одеяла, я прижимаюсь к нему.
— «Холодное сердце». Хочу услышать, как ты поешь «Отпусти и забудь».
Картер смотрит на меня, когда нажимает кнопку «Воспроизвести».
— Ты точно не уснешь, пока дойдет очередь этой песни?
— Пф-ф. Я бодра и весела. Вздремнула в ванне.
Уголок его рта приподнимается, прежде чем он целует меня.
— М-м-м. Ну, на всякий случай… — он берет меня на руки, прижимает к своей груди, упирается подбородком в мою голову и проводит пальцами по моим волосам.
Проходит всего десять минут мультфильма, когда Картер проводит ладонью по моей спине и шепчет мое имя. Когда я встречаю его взгляд, он нежный и теплый.
— Мама всегда говорила мне, что такое не дается легко, что я должен работать над своей жизнью и любовью, которые
хочу. Да, нам порой сложно, но мы справляемся с этим, а все остальное с тобой кажется таким естественным, и я… я хочу работать с тобой. Я хочу построить жизнь, которую мы полюбим.
Я засыпаю, прокручивая его слова в голове, до того, как он споет свою песню. Не совсем понимаю, который час, когда Картер укладывает меня на подушки и прижимается ко мне. Мой живот согревает тепло его ладони, она скользит под футболку, а его мягкие губы касаются моего подбородка, поднимаясь к уху.
— Ты — мое любимое все, Олли.