НОЯБРЬ
— Ты нервничаешь?
— Да. Нет. Да. Черт. Нет. я не знаю, — моя бессвязная речь отвечает сама за себя. Я дергаю себя за галстук и поправляю пиджак, наверное, в двадцатый раз. На улице не жарко, но мне чертовски жарко. Почему здесь так жарко? — Мы женимся слишком поздно.
Кто-то хихикает, и я окидываю взглядом шеренгу из пяти мужчин, стоящих рядом со мной. Один быстрый взгляд на Хэнка, Эммета, Адама, Гаррета и Джереми говорит мне, что это мог быть любой из них. Они все придурки.
Дублин скулит у моих ног. Он не придурок. Он хороший мальчик в щенячьем смокинге.
— Вы знаете друг друга всего одиннадцать месяцев, и это поздно? — Гарретт мотает головой. — Разрази меня гром, если однажды я буду зависеть от киски, как ты…
Я смотрю на Адама, и он делает именно то, что мне от него нужно: тычет в Гаррета локтем. Я прячу улыбку при виде того, как он сгибается, держась за бок, но тут начинает играть музыка, и у меня, возможно, что-то вроде приступа паники, когда процессия красивых женщин начинает двигаться по проходу.
— Успокойся, черт возьми, — бормочет мне Дженни, проходя мимо, и Гаррет хихикает гораздо громче, чем нужно, из-за чего мы с сестрой удивленно поднимаем брови. Он прочищает горло, и Дженни показывает на свою шею, выпучив на него глаза.
Что? — он говорит ей одними губами.
Она продолжает дергать за какой-то воображаемый галстук, широко раскрыв глаза и бросая многозначительные взгляды на его шею.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — говорит он ей в ответ, активно жестикулируя руками, как бы показывая, насколько он на самом деле этого не понимает.
— О, черт возьми… — Дженни на мгновение прячет лицо за своим букетом. — Твой галстук! Поправь галстук!
— Что? О, — Гарретт опускает взгляд, его лицо становится ярко-красным, когда он замечает свой перекошенный галстук.
Этот день начинается фантастически, что только усиливает мое беспокойство. По крайней мере, мне удается улыбнуться, глядя, как Аланна танцует вдоль прохода, и бросает лепестки цветов в ничего не подозревающие лица. Джем проходит половину пути, прежде чем решает лечь и начать жевать один из лепестков.
— Джемми! Нет! Джемми, вставай! — Аланна пытается соблазнить его еще большим количеством лепестков, медленно пятясь к алтарю. — Да ладно тебе, Джемми. Давай. У меня тут для тебя еще много лепестков, малыш.
Оливия сказала мне, что так и будет. На самом деле, она со мной поспорила. Теперь я должен ей массаж ног и брауни.
— У ребенка такой же фокус внимания, как у его мамы, — бормочет Джереми.
Я фыркаю от смеха, потому что так оно и есть. Хмурый взгляд Кристин говорит о том, что она тоже с этим согласна.
В конце концов Аланна подхватывает своего брата на руки и несет его к алтарю.
— Отдай кольца дяде Картеру, Джемми.
По какой-то счастливой случайности маленький пузатик улыбается мне, держа маленькую коробочку в своем пухлом кулаке.
— Спасибо, приятель, — тихо говорю я ему, прежде чем расцеловать его в обе щеки. Мои пальцы крепко сжимают коробочку, и я делаю глубокий, неровный вдох, когда музыка затихает. — Святые, блять, угодники, — выдыхаю я, когда начинается следующая песня.
«Миллионер» Криса Стэплтона. Оливия думает, что я выбрал ее, потому что я миллионер. Оливия думает, что я выбрал ее, потому что я долларовый миллионер. Но я самый богатый человек на свете, потому что у меня есть она и ее любовь.
Все беспокойство рассеивается секунду, когда эта потрясающая женщина входит в двери, все ее пять футов и один дюйм в кружеве и атласе, и из комнаты исчезает весь до последней капли кислород.
Возможно, именно поэтому с моих губ слетает «Твою мать».
— Опиши мне ее, — шепчет Хэнк.
— Она… она… — я на мгновение зажмуриваю глаза, потому что не хочу пропустить ни секунды из этого. — Я не могу. Извини, — у меня нет слов. Оливия… похожа на рождественское утро в три года, когда ты наконец понимаешь всю эту праздничную суету. Она похожа на тот самый момент, когда прекращается дождь и выходит солнце, окрашивающее небо в яркие цвета, и в воздухе чувствуется аромат свежести и обновления. Она похожа первое катание на коньках по замершему озеру в окружении заснеженных гор, сосен и самого свежего воздуха. Она, в конце концов, это то чувство в моей груди, которое возникает, когда она посреди ночи переворачивается, прижимается ко мне своим теплым телом, обвивается вокруг меня и я понимаю, что все на своих местах. — Она просто… она просто…
— Совершенство, — тихо заканчивает Хэнк.
Чертово абсолютное совершенство. И она вся моя.
Наверное, поэтому я позволяю ей пройти только три четверти пути по проходу, прежде чем срываюсь с места и бегу к ней, в то время как наши гости ахают от удивления.
Но Оливия? Она не удивлена. Ни капли.
— Импульсивный и нетерпеливый, — бормочет она прямо перед тем, как отец отпускает ее руку, и я поднимаю ее на руки, кружу, прижимаю к груди и целую изо всех сил.
— Вот почему ты выходишь за меня замуж.
— М-м-м, — она наклоняет голову, морща нос, делая вид, что размышляет. — Помимо прочего, да.
— Ты так чертовски красива, — я хочу запустить пальцы в ее волосы, но она, скорее всего, убьет меня. Ее прическа такая миленькая.
— Эй! — Кара щелкает пальцами со своего места у алтаря. — Кончайте целоваться, тащите сюда свои задницы и женитесь!
Оливия хихикает, и я протягиваю ей руку. Я уверен, что никогда так широко не улыбался, когда спрашиваю ее «Готова выйти замуж?».
Она вкладывает свою руку в мою, наши пальцы переплетаются, и одаривает меня той нежной улыбкой, которую я так люблю.
— Готова.
— Вы просто великолепны сегодня вечером, миссис Беккет.
Ее платье сливочно-идеального цвета из великолепного сложного кружева поверх атласа, украшает ее идеальную попку нежным бисером, и поднимается к полностью обнаженной спине. Этот оттенок называется «Краснеющий клен». Мне все равно, как, черт возьми, это называется, моя жена сегодня — чертово произведение искусства.
Я кружу свою сногсшибательную невесту по банкетному залу, как учила нас моя сестра, и замечаю ее в углу, как она прижимает руки к лицу, будто нервничает, что мы в любую секунду можем облажаться, и беззвучно подсчитывает каждый шаг.
— Ты говоришь это каждую ночь.
— Это потому, что так оно и есть. Голая, разодетая, в спортивных штанах и с растрепанным пучком или в одной моей футболке, ты — самое прекрасное, что когда-либо видели эти глаза. Но сегодня вечером… — я провожу пальцем вниз по ее боку и обхватываю рукой ее бедро.
— Мое платье слишком облегающее.
Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на ее надутые губы, и ухмыляюсь.
— Это не так.
Это платье идеально на ней сидит. Мне не нужно в него вглядываться, ведь я пялился на Оливию в нем всю чертову ночь. Она еще и подловила меня, когда я украдкой пытался взглянуть на него в одном из шкафов ещё пару недель назад. Оливия шлепнула меня так сильно, что пришлось приложить лед к запястью. Правда, я сделал это, чтобы она почувствовала себя виноватой. Это сработало, пока она не поймала меня на том, что я смеюсь. В ту ночь она спала в пижаме и заставила меня держать руки при себе.
— Я едва дышу, Картер, и я определенно не могу наклониться.
— О, нет, — в последнее время, когда я пытаюсь ее успокоить, мне удается зайти довольно далеко. — Что ж, тогда нам, вероятно, следует вытащить тебя отсюда как можно скорее. — Я демонстративно оглядываюсь в поисках выхода или, может быть, уборной. Чем дольше я смотрю, тем меньше это похоже на шоу. Я отведу ее в какое-нибудь уединенное место прямо сейчас, черт возьми. — Давай пойдем куда-нибудь, где я смогу сорвать это с тебя.
— Это платье стоило непристойную сумму денег. Ты не сорвешь его с меня. Никогда.
— М-м-м, — это мы еще посмотрим. Я заплачу за то, чтобы его сшили обратно, если понадобится. — Планируешь надеть его снова, не так ли?
На лице Оливии появляется эта дерзкая ухмылка, когда ее руки обвиваются вокруг моей шеи, она притягивает меня ближе.
— Да. Когда я выйду замуж за своего второго мужа.
— Непослушная девчонка, — я провожу ладонью вниз по ее спине, обхватывая нежную округлость ее попки, слегка сжимая ее.
— Вы понимаете, что все двести с лишним гостей могут видеть вашу руку на моей заднице прямо сейчас, верно, мистер Беккет?
— М-м-м. Мне это нравится, миссис Беккет. Пусть они знают, что вы моя.
Оливия фыркает моим любимым смешком.
— Думаю, в этом и был смысл свадебных клятв, свидетелями которых они сегодня стали.
— Мои руки по всему на твоем сочном теле — это лучше. Еще лучше, если на твоем лице. Ты знаешь мой девиз: делай все по-крупному или вали домой.
Голова Оливии запрокидывается назад, ее веки закрываются, когда она сотрясается от смеха.
— Не могу поверить, что люблю тебя так сильно, — говорит она мне с тихим вздохом, прежде чем прикоснуться к моим губам.
— Думаю, что я не могу любить тебя больше, чем сейчас, но завтра ты докажешь, что я неправ, как делаешь это каждый день.
— Ты слишком милый, — ее губы касаются моего уха. — Когда ты не ведешь себя как маленький говнюк.
Я мягко смеюсь, прижимая ее к себе, шепчу ей на ухо последние несколько слов нашей песни и коверкаю последнее, потому что мне нравится быть с ней маленьким говнюком время от времени.
Мы занимаем свои места за главным столом, и Оливия вытирает глаза на протяжении всех поздравлений, когда мы слушаем речи наших друзей и семьи. Когда Хэнк произносит лишь половину своей речи, она уже совсем не контролирует свои эмоции.
— Картер, сынок, я знаю, что в тот день, когда мы встретились… ну, я знаю, что это был, вероятно, худший день в твоей жизни. И, черт возьми, я бы так хотел, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. И все же, встреча с тобой — одно из лучших событий в моей жизни. Я искренне верю, что нас свели Ирландия и твой отец, за что я благодарю их каждый чертов день. У нас с Ирландией не было детей, и, возможно, именно поэтому я встретил тебя, когда уже прожил половину жизни. Когда ты вошел в мою жизнь, я понял, что ты особенный. Ты заполнил пустоту в моем сердце, чего не мог сделать никто другой. Я знаю, что Ирландия полюбила бы тебя, и твой отец с небес смотрит на тебя, и чертовски гордится тем, каким человеком ты стал. Oливия… мой Бог. Я рад, что ничего не вижу. Я слышу, как ты рыдаешь, и, увидев это, мое старое сердце разбилось бы вдребезги.
Оливия со смехом наклоняется, и я опускаю руку ей на спину, поглаживая ее гладкую, теплую кожу.
— В ту секунду, когда я услышал новость о том, что Картер пригласил даму потанцевать в баре, я понял, что он нашел ту единственную. Сразу. Два глаза на моем лице, возможно, работают не так хорошо, но третий глаз вот здесь, — он постукивает пальцем по точке между бровями, — работает очень хорошо. Этот парень был очарован тобой с тех пор, как ты вошла в его жизнь. Я никогда не встречал пары, более идеально подходящей друг другу. То, как вы усердно работаете, чтобы стать лучше, чтобы быть вместе становится лучше, становитесь настоящей командой, это вдохновляет. Я не обязан желать тебе всего счастья на свете, потому что я знаю, что ты уже нашел его, — Хэнк поднимает свой бокал. — За любовь, которая с возрастом становится только сильнее и никогда не заканчивается.
Оливия вскакивает со своего места прежде, чем я успеваю оттолкнуться от стола, врезаясь в Хэнка с такой силой, что я на мгновение беспокоюсь, как бы они вдвоем не свалились на пол. Но я поддерживаю их, присоединяясь к ним и наслаждаясь каждой секундой этого группового объятия.
Когда тарелки с ужином опустошается, а болтовня достигает небывало высокой громкости, я наклоняюсь к уху своей жены.
— Почти пришло время для нашей речи. Хочешь сбежать отсюда на пять минут?
Она знюще приподнимает одну бровь.
— На пять недолгих минут или на быструю пятиминутку?
— Я бы предпочел долгие два часа, но быстрых пяти минут вполне хватит.
— Ты никогда не бываешь быстрым, и уж точно никогда не укладываешься в пять минут, — и все же она все равно встает, складывает салфетку рядом со своей тарелкой и поднимает меня со стула.
В ту секунду, когда Оливия оказывается за запертой дверью, я набрасываюсь на нее, прижимая спиной к раковине в уборной.
— Я люблю, когда ты плачешь.
У нее на лбу появляются морщинки.
— Что за странные вещи ты говоришь.
— Ты чертовски красива, когда плачешь. Твои глаза становятся мягкими и тают, и в них появляются самые красивые блики зеленого и золотого, — я задираю ее платье так деликатно, как только могу, стягиваю с ее ног белые кружевные трусики и сажаю ее на столик. — К тому же, ты такая мягонькая, и я получаю огромное удовольствие, наблюдать за этим. Такой контраст с той крутой девчонкой, которой ты прикидываешься.
— Я крепкий орешек, — ее голова склоняется набок, язык облизывает верхнюю губу, пока она наблюдает за тем, как я достаю свой член, сжимаю его у основания, и провожу им по ее складочкам и по клитору. Такому влажному клитору.
— Такой крепкий орешек, — я притягиваю ее к себе, прижимаюсь губами к ее ключице и погружаюсь в нее. — В тот вечер, когда мы встретились, ты посмотрела всю рекламу с щеночками с благотворительного проекта лишь бы не встречаться со мной взглядом.
— Это была пытка, — говорит она со стоном, прижимаясь ко мне бедрами. Она начинает дергать меня за галстук, возиться с пуговицами. — Снять. Я хочу это снять.
— А-а-а, — цыкаю я, накрывая ее руку своей. — Быстро, — напоминаю я ей. — Пять минут.
Боже мой, никто так не дуется, как Оливия — она вся хмурая и выпячивает нижнюю губу. Смеясь, я целую ее лицо.
— Я так сейчас стараюсь не испортить тебе прическу, — ворчу я, набирая скорость. — Но все, что я хочу сделать, это засунуть туда руку, вытащить все эти чертовы булавки и крошечные цветочки и, блять… трахнуть тебя. Я хочу трахать тебя так сильно и долго, что ты не сможешь вспомнить, каково это, не чувствовать меня внутри себя. Я хочу уложить тебя на нашу кровать, сорвать с тебя это гребаное платье и поклоняться каждому дюйму этого тела, пока ты не узнаешь, каково это, когда каждая частичку тебя так безмерно любят.
Оливия хнычет, наклоняясь вперед, сжимая мою рубашку в кулаке, когда я тру ее клитор.
— Я уже знаю… уже знаю, каково это.
— Да? — я прижимаюсь лбом к ее лбу, вглядываясь в эти глаза цвета мокко, и наблюдаю, как она оргазмирует на мне, ее тело дрожит в моих объятиях, когда я ввожу член еще раз, еще два, а затем я кончаю вместе с ней.
— Да, — выдыхает она, прикасаясь своими губами к моим. — Если твоя любовь, это единственное, что у меня будет на всю оставшуюся жизнь, мне этого будет более, чем достаточно.
Мне чертовски нравится этот ответ, мы приводим себя в порядок, и возвращаемся в банкетный зал.
Моя сестра останавливает нас как с выражением чистого отвращения на лице.
— О, фу. Вы вдвоем только что занимались сексом.
— Мы этого не делали, — настаивает Оливия в то же самое время, когда я восклицаю: — Еще как.
Дженни закатывает глаза и смеется, направляясь к своему месту.
— Мы готовы к тосту с шампанским, мистер Беккет, — говорит наш организатор, когда мы возвращаемся к нашему столику. — Вы хотите, чтобы мы подали его сейчас или подождем до десерта?
— Сейчас самое подходящее время. Спасибо вам.
Как только раздают шампанское и у меня в руке оказывается микрофон. Оливия говорит, что он мне не нужен, потому что я достаточно громкий, но, пф-ф-ф. Мы занимаем свои места перед нашими друзьями и семьей. Мимо проходит официант с последним подносом, предлагая Оливии бокал шампанского.
— О, нет. Никакого алкоголя для нее, — я заботливо кладу руку ей на живот. — Разве это не так, маленькая мамочка?
— Картер! — Оливия ахает, и опасный прищур ее глаз и поджатые вишнево-красные губы говорят мне, брачная ночь и все такое, эта девушка убьет меня прямо здесь, прямо сейчас.
— Что? — я спрашиваю так невинно, как только могу, потому что я не хочу умирать сегодня ночью, но я, очевидно, совершил огромную ошибку, которую не осознаю.
Мой взгляд скользит по ее лицу, выражение которого, кажется, с каждой секундой становится все более возмущенным, к моей руке на крошечном выпуклости ее маленького живота, который по-настоящему можно увидеть, только когда она обнажена, от которого я, кажется, никогда не могу отвести глаз, когда мы дома, и, наконец, к толпе, нашей семье и друзьям, к их потрясенным, но счастливым лицам.
Потому что я только что сказал всем двумстам пятидесяти гостям, что моей жене нельзя алкоголь.
Каким-то образом моей прекрасной леди удается прищуриться настолько, что это кажется невозможным. Она вообще все еще видит меня?
— Одно правило, — отчитывает она меня своим учительским голосом, похожим на шепот, от которого съеживаются все мои шесть футов четыре дюйма роста. — Сегодня у тебя было одно правило.
Я знаю. Одно правило.
Никому не рассказывать о ребенке, которого я случайно заделал в свою жену этим летом.
И я думал, что смогу это сделать. Правда, я так и сделал.
Кара и Дженни хихикают, потому что знали, что я не справляюсь. Я замечаю, как Адам вздыхает, протягивая купюру Гаррету и Эмметту, которые самодовольны, каким обычно бываю я.
Хорошо. Я облажался.
Я копаю глубже, так глубоко, как только могу, и показываю свою самую очаровательную улыбку с ямочками на щеках, ту, которая, как известно, выручает меня из бед. Я наблюдаю, как гнев рассеивается, как он тает на чертовски красивом лице Оливии.
И совсем не невинно пожимаю плечами.
— Упс.
КОНЕЦ
Дорогие наши читатели, благодарим за любовь к нашему каналу и поддержку!
Если у вас возникли вопросы или пожелания — свободно пишите нам t.me/ecstasybooks
Notes
[←1]
прим. — видеоигра-шутер от первого лица и продолжение Call of Duty. Он был разработан Infinity Ward и опубликован Activision.
[←2]
прим. рекламные ролики SPCA направлены на популяризацию животных из приютов.
[←3]
прим. 193.04 см
[←4]
прим. 45.72 см
[←5]
прим. Netflix and Chill — посмотреть нетфликс и заняться интимными делами.
[←6]
прим. 160.02 см
[←7]
прим. 154.94 см
[←8]
прим. 154.94 см
[←9]
[←10]
прим. День памяти павших — памятный день в странах Британского содружества наций, отмечаемый ежегодно 11 ноября.
[←11]
прим. игра на выпивание алкогольных напитков
[←12]
прим. быстрое потрясение кистями рук с открытыми вперед ладонями и растопыренными пальцами. Иногда используется вместо аплодисментов там, где они запрещены.
[←13]
прим. 18,33 градусов в Цельсиях
[←14]
прим. 193.04 см
[←15]
прим. 154,94 см
[←16]
прим. 9.44 С
[←17]
прим. 22.22 °C
[←18]
прим. — Защитное стекло у хоккейной коробки.
[←19]
прим. 182,88 см
[←20]
прим. 36,29 кг
[←21]
прим. 102,06 кг
[←22]
прим. пер. — Английская аббревиатура DILF, в переводе означающая «Папочка, с которым я бы хотела переспать» (Dad I´d Like to Fuck)
[←23]
DILFW — Dad I’d like to fish with
[←24]
прим. с англ. «жизнь до заката»
[←25]
прим. примерно 30 кг
[←26]
прим. — 15,24 см
[←27]
прим. — 177.8 см
[←28]
Это игра слов. «Even the cake is in tiers». Потому что «tiers» — ярусы торта, созвучны с «tears» — слезы. Прим. перевод «на свадьбе плачет даже торт».