Дракон и Король Подземья

Глава 41

Джим шел в Большой зал, охваченный восторгом и счастьем, хотя в глубине души и ощущал груз ответственности за данное им слово не оставлять своими заботами людей Маленконтри. Отступать от данного слова было не принято. Джим нисколько не сомневался, что весть о его обещании разлетится по замку с быстротой молнии.

Он привык думать о своих людях как об отдельных личностях, индивидуумах. До разговора с Мэй ему не приходило в голову, что они являются и неким сообществом, объединением лиц, имеющих одни стремления и общие цели. Это сообщество пополнялось — рождались дети, хотя об их появлении на свет слуги умалчивали. В замке даже была скрытая от хозяйских глаз детская, в которой мамаши ходили за новорожденными. Молчаливое согласие господ на воспитание детей в замке, который давал младенцам и стол, и кров, в полной мере устраивало обитателей Маленконтри.

Неудивительно, что Мэй Хизер связывала судьбу своего будущего потомства с Анджелой и Джимом. И все-таки суть была не в расчете слуг на доброту и снисходительность хозяев. Джим ощутил с полной несомненностью, что слуги любят его. Он ускорил шаг: его так и подмывало рассказать жене о своем открытии.

В буфетной на Джима не обратили никакого внимания — слуги разогревали пищу к столу. В Большом зале его встретил голос Энджи:

— Джим, посмотри, кто у нас!

Слева от Анджелы сидела Кинетете, на следующем стуле устроился Каролинус. Маг был бледен, однако глаза его лукаво поблескивали. Зато Кинетете окинула Джима проницательным взглядом. По его спине пробежал холодок.

— Кинетете, я пытался связаться с тобой, но ты не откликнулась, — пролепетал Джим. — Ты не уделишь мне пару минут? Я хочу поговорить с тобой наедине.

— Нашел время секретничать! — ответила Кинетете, — Может быть, ты разделишь нашу компанию? Садись рядом с Каролинусом, только не докучай своему учителю.

Джим поплелся к столу. Брайена, Геронды и Дэффида все еще не было, зато к Джону Чендосу присоединились молодые рыцари из его свиты. Они усердно налегали на еду, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что сидят за одним столом с двумя магами самого высокого ранга.

Джим подсел к Каролинусу. Ответив кивком на его приветствие, маг перевел взгляд на Анджелу и, продолжая разговор, начатый до прихода Джима, мечтательно произнес:

— Собираюсь вернуться в свой домик. Отдохну в тиши, без сумятицы, в кругу книг и милых сердцу вещей.

— Это так понятно... — в полной мере посочувствовать Каролинусу Энджи не успела: над ее ухом склонился слуга. Выслушав сообщение, Анджела обвела глазами гостей, извинилась и торопливо пошла в буфетную.

Джим даже не проводил ее взглядом. Слова Каролинуса повергли его в смущение. Он вспомнил о чаше, изъятой из домика мага.

Джим помялся, вздохнул и сказал с тоской в голосе:

— Каролинус, когда я был в королевском дворце, мне понадобился магический кристалл, а в Святой Земле я видел, как один маг смотрел в чашу с водой, чтобы получить нужные ему сведения. У меня не оказалось под рукой подходящего сосуда, и я воспользовался твоей чашей, которую переправил с помощью магии из твоего домика во дворец.

Каролинус задвигал бровями вверх и вниз и хмуро спросил:

— Какой чашей?

— Да совсем невзрачной на вид. Я был уверен, что ты не станешь...

— Какую чашу ты забрал без спросу из моего домика? — громыхнул маг.

— Глиняную, зеленоватую...

— Мою китайскую чашу цвета морской волны! Да знаешь ли ты, что этой чаше три тысячи лет? Ее изготовили во времена Иньского царства. Где она?

Джим оторопел. Он опустил глаза и тихо пробормотал:

— Я точно не помню.

— Не помнишь? — взревел Каролинус.

— Я тогда закрутился, у меня было много дел, — пролепетал Джим, затем неожиданно встрепенулся, поднял голову и громко проговорил:

— Гоб, если ты слышишь меня, скажи, не знаешь ли ты, где чаша из домика Каролинуса.

— Прошу прощения, милорд, — раздался тоненький голосок.

Из камина выплыла струйка дыма. На ней сидел гоблин. Он подлетел к Джиму, спрыгнул со струйки и уселся на стол, держа за спиной руки.

— Прошу прощения, милорд, — повторил Гоб. — Ты оставил чашу без присмотра, а я... ой! — Гоблин прикрыл рот ладошкой, заметив сердитый взгляд Каролинуса.

— Ты потерял мою чашу? — вскричал маг, повернувшись к Джиму.

— Не беспокойся, милорд Каролинус, — прощебетал гоблин. — Я подумал, что твоя чаша понравится детям, которых я катаю на струйке дыма, и, когда она попалась мне на глаза, я припрятал ее. Вот она! — Гоблин вытащил из-за спины руку, в которой держал глиняную посудину. — С ней вовсе ничего не случилось. Возьми ее, милорд маг.

— Она вся в саже, — недовольно проворчал Каролинус, рассматривая чашу со всех сторон.

— Я отчищу ее, — пискнул гоблин.

— А заодно поцарапаешь, — буркнул маг. — Все! Она уже чистая.

Чаша заблестела как новенькая.

— И стоило волноваться из-за такой ерунды, Каролинус! — подала голос Кинетете. — Ты не бережешь себя. Повеселились и хватит.

Оба мага исчезли и через мгновение появились снова.

— Нет мы останемся! — воскликнул Каролинус.

— Ты что, хочешь убить себя?

— Я хочу провести этот вечер здесь, со своими друзьями.

— Если ты еще раз распалишься, то доконаешь себя, — поучительно сказала Кинетете. — Ладно, оставайся, но только с одним условием: из Маленконтри мы отправимся вместе ко мне домой, и ты останешься у меня до тех пор, пока полностью не поправишься. Иначе я умываю руки.

— Из Маленконтри я отправлюсь в свой домик, — упрямо ответил маг.

Кинетете испытующе посмотрела на Каролинуса и нехотя согласилась:

— Пусть будет по-твоему.

— Вот и прекрасно, — просиял маг. — Но раз ты так обо мне печешься, я могу поначалу нанести тебе короткий визит.

— А сегодня, здесь, ты больше не разбушуешься?

— Можешь не беспокоиться.

— Ты даешь слово?

— Если ты того хочешь... — Каролинус замялся, затем глубоко вздохнул и решительно произнес:

— Хорошо. Я даю слово.

Кинетете удовлетворенно кивнула и перевела взгляд на Джима.

— А у тебя, Джеймс, оказывается, короткая память, — сказала она. — Ты совсем забыл, что сделал чашу невидимой и повелел ей следовать за тобой.

— А как она оказалась у Гоба? — смущенно спросил Джим.

— Я думаю, Гоб сам расскажет об этом. — Киненете поощрительно взглянула на гоблина.

— Милорд, эта чаша сама мелькнула перед моими глазами, — защебетал Гоб. — Там, в подземелье, как раз перед тем, как Хилл начал драться со своим дядей. Чаша падала сверху на пол, милорд. Я побоялся, что она разобьется, поймал ее и сунул под войлок. — Гоблин потупился и жалобно произнес:

— Я подвел тебя?

— Наоборот, Гоб, — ответил Джим. — Ты меня выручил.

Личико гоблина расплылось в улыбке. Джим повернулся к магу.

— Извини, Каролинус, — сказал он, — если бы я знал, что эта чаша так тебе дорога...

Маг не слушал, он умильно смотрел на чашу и любовно ее поглаживал. Джим поднялся на ноги.

— Прошу прощения, — громко сказал он, обводя глазами гостей, — я оставлю вас ненадолго. Мне надо поговорить с миледи.

Джима все еще подмывало рассказать жене о своем разговоре с Мэй Хизер. Он торопливо пошел в буфетную и в дверях чуть не налетел на Анджелу. Она удивленно подняла на мужа глаза и отступила на шаг.

— Пришлось взглянуть на пудинг, — сказала Энджи. Заметив, что Джим сияет от радости, она спросила:

— Ты улыбаешься, как чеширский кот. Что случилось?

Джим обвел глазами буфетную. Комната была полна слуг, а над пудингом хлопотала сама Гвинет Плайсет, вставшая на время из-за праздничного стола.

— Выйдем на лестницу, — шепнул Джим жене. На площадке у ступенек винтовой лестницы можно было не опасаться посторонних ушей.

— Зачем ты взял без спросу у Каролинуса чашу? — спросила Анджела.

— Расскажу тебе после, — ответил Джим. — Дело не в этом. Как мне было ни трудно, я дал слово Мэй Хизер. А Каролинус за столом тоже дал слово.

— О чем ты толкуешь? — удивилась Энджи.

— Мне надо о многом рассказать тебе, но не сейчас и не здесь, — смущенно ответил Джим. — Дело в том, что я дал слово Мэй Хизер обеспечить безбедное будущее всем нашим людям в том случае, если мы с тобой их покинем.

— С чего ты взял, что мы их покинем? — возмутилась Энджи.

— Я не исключал такую возможность. Мы могли бы оставить Маленконтри Брайену и Геронде. Но это не самое главное.

— Да разве Маленконтри для нас не главное? — воскликнула Энджи и, немного помедлив, спросила:

— Когда ты успел поговорить с Мэй?

— Я зашел к ней по пути в Большой зал. Подумал, что ты захочешь узнать, как она себя чувствует.

— И как она?

— Ничего страшного, отделалась синяками. Энджи, я поговорил с Мэй, как ты советовала. Оказалось, что я ошибался. Слуги не испытывают к нам неприязни. Они любят нас и не мыслят жизни с другими хозяевами. Так сказала Мэй. — Лицо Джима разрумянилось, глаза сияли.

Энджи еле сдерживала улыбку. Она видела, что Джим счастлив, а значит, была счастлива и сама.

— Я же говорила тебе, — сказала Энджи. Джим обнял жену и поцеловал.