Две дороги

ЧТО ЗАДУМАЛ ПУЗЫРЕВ.

Пузырев ткнул руки в колени, уперся глазами в крашеный пол, вздохнул шумно.

Не клеится с мельницей, лежит ярусом лес, не может он его пустить в дело, зашуметь над рекой своей властью, затопить комсомольский огород, наживать деньги на помоле.

Уничтожил Железнова, думал -- не будет помехи, ан -- нет, молокососы поднялись, организовали они артель, мутят село трактором. Тянется к ним беднота, уходит из-под его власти. Повстречалась вчера Дарья, усмехнулась ведьмой. "Ну, как,-- говорит,-- Савостьян, не собираешься ли к нам в артель?"

При последних мыслях Пузырев вскочил с дивана, рванулся по горнице, перекосился злобой, прошипел:

-- У, подлая, подожди ты!..

Набил табаком нос, хотел было вновь на диван, но думы беспокоили. Проговорил вслух:

-- Как же так? Неужто и этот в него пошел? Неужто пропадать?

Обвел горницу жадным взглядом. Мелькнула узорная скатерть, белые чехлы кресел, дивана. Наклонился над диваном, отдернул угол чехла, провел ладонью по желтому бархату, пощупал.

-- Доброта!

Вспомнил голодное время, о цене за добро, улыбнулся самодовольно.

-- Дарма отдавали, скоты! За десять пудиков обставился.

Вновь окинул горницу. Блеснули крашеные стены, зеркало до потолка, шкаф под орех; блеснул фарфор в шкафу, стаканчик с ручкой, графин с очищенной.

Тяжелые думы потянули к шкафу. Наполнил стаканчик, выпил, вышел за закуской в кухню. Увидел в дверях Катерину. Она хлопнула дверью, вышла во двор.

Пузырев озарился мыслью, морщинистое лицо зарябилось лукавством, и бросился за дочерью, приказал:

-- Катерина, Савелия позови!

Дочь остановилась удивленно. Он подчеркнул повелительно:

-- Сейчас же!

Пришел Савелий Кирюхин, стал собачонкой. Пузырев хлопнул его до плечу:

-- Хочешь выпить?

Тот заскулил от радости.

-- Савостьян Потапыч!..

Пузырев наполнил стаканчик, ухмыльнулся иронически.

-- Советская.

Кирюхин выпил, облизал губы. Пузырев продолжал.

-- Николая ругали, а сами-то... Савелий поддакнул:

-- Лицемеры.

-- Вот-вот!

Пузырев положил руку на его плечо.

-- Знаешь, зачем я тебя кликнул?

Савелий расширил мутные глаза.

-- Невдомек, Савостьян Потапыч.

Пузырев сунулся к его уху.

-- Хочешь быть родней?

У Кирюхина вспыхнула заветная мысль. Он вскрикнул:

-- Как не хотеть, Савостьян Потапыч!

Пузырев откинулся, в глазах мелькнула злоба, подумал: "У, шантрапа, туда же лезет!"

Но вспомнил намеченный план, взял себя в руки, нагнулся к уху Кирюхина, зашептал ему приятельски.

-- Хошь значит? Так слушай. Катерину хочу за твоего обормота. А ты знаешь, одна у меня дочь... Озолочу!

Савелий задрожал от радости, лепетал:

-- Савостьян Потапыч, что вы говорите! И во сне не снилось.

Пузырев уставился ему в лицо.

-- Значит рад?

-- Как не рад, господи!..

Пузырев отошел, улыбнулся лукаво, достал табакерку, набил нос, предложил Кирюхину. Откинул лысую голову, загнусавил.

-- Только вот что. Ты знаешь ведь, что не терплю я стервецов, а обормот твой с ими. Вот тут и загвоздка.

Восторженная улыбка сошла с лица Кирюхина. Пузырев продолжал.

-- Вот мои условия: ежели ты вразумишь сына, ежели он согласится венчаться по-христьянски, то Катерина будет его.

Савелий окоченел с испуга. Пузырев тряхнул его за рукав.

-- Слышишь? Ответил чуть внятно:

-- Слышу, Савостьян Потапыч.

Кирюхин хотел что-то сказать, но Пузырев заторопил:

-- Иди, иди да помни, счастье в руки идет.