Савелий рассказал Марье. Она представила свои лохмотья, полуголодную жизнь, богатство соседа, но особенно ей по сердцу Катерина,-- не сноха будет, а дочь.
И вымолвила:
-- Гоже бы так. Не девка, а золото и Митю, кажись, любит. Только вот с венчанием -- согласится ли Митя?
Дождались прихода сына, заговорил отец взволнованно.
-- Митя, голубчик, много я вам зла сделал, так много, кажись, и смерти мало...-- Двинулся на лавке, схватился за грудь.-- Но может, потому я и пью, что чувствую свою вину, не дает она мне покою, жгет сердце огнем. Эх, если бы мне удалось искупить вину, оправдаться перед вами!-- протянул руки к сыну, застонал.-- Митя, голубчик, пожалей старика, не откажи мне в просьбе!
Митрий подозрительно глянул на отца -- не пьян ли он, потом на мать -- она тоже смотрела умоляюще, и удивленно раскинул руки.
-- О чем просишь? Говори толком.
Савелий глянул на жену, она вздохнула, вздохнул и он.
Митрий -- к нему:
-- Что же молчишь?
Савелий набрался духу.
-- Я знаю, Митя, противен тебе сосед. Но ведь не с ним жить-то, а с Катериной. Она -- редкостная девка, не найти во всей округе. Вот я и говорю -- если бы ты пожалел нас с матерью, эх, какое бы счастье было!
Митрий вновь раскинул руки.
-- Отец, что ты волынку тянешь?
Савелий заторопился, передал предложение Пузырева. Митрий вскинулся, в глазах вспыхнул гнев.
-- Вот оно что! Но этому не быть!
Родители толкнулись к нему разом.
-- Митя!
-- Сынок!
Мать охватила его за шею, отец упал на колени. Митрий отвел руки матери, усадил ее на лавку, отодвинулся от стоящего на коленях отца, нахмурился, взмахнул кулаком.
-- Что же вы хотите? Чтоб я продался гаду? Повернулся к плачущей матери.
-- Нет, мать! Как бы я ни любил тебя, как бы ни сознавал твою тяжелую жизнь, но не могу. Да ты сама не знаешь, что не там счастье. Если мы будем стойки, сумеем поставить дело,-- погрозился в сторону соседа,-- то не жить этому гаду! Вырвем мы кулацкий бурьян!
Сунулся к матери.
-- Не плачь, мать, не оставлю я тебя, найдется и тебе угол.
Повернулся к отцу.
-- А ты встань, стыдно отцу перед сыном стоять на коленях.
Но отец не встал, мать заголосила. Митрий не выдержал, хлопнул дверью, вышел на улицу.
Ночь теплая, тихая. В темноте затемнела женщина, захлюпали галоши по мокрому снегу.
Катерина узнала Митрия, бросилась к нему.
-- Митя, ты куда?
Взял ее за руку, оглянулся по сторонам, заговорил тихо:
-- Катя, что за чепуха? Отцы к попу нас хотят.
Она не поняла.
-- К попу?
-- Ну да, разве ты не знаешь?
-- Нет. Что такое?
Митрий усмехнулся, обнял ее, но послышались шаги. Она потянула его к себе в дом.
-- Идем к нам, наши уехали.
Пришли. Она отпустила работника, задернула занавесками окна, осветила горницу. Сели. Он продолжал.
-- Чорт знает, комедия какая-то! А все от твоего отца.
Рассказал ей. Она закрыла ладонями лицо, потом откинулась, возмущенно вскричала:
-- Как ему не стыдно! Ну, это чорт знает что! Без согласия...
Вновь закрылась ладонями, затряслась от стыда и обиды. Митрий охватил ее за шею, отнял руки от лица, увидел блеск слез, пылающее лицо, спутанность мягких волос и стиснул ее, целовал, шептал:
-- Успокойся, пусть его, от него всего можно ожидать.
Она жалась к нему.
-- Митя, ну что же теперь? Как же мне быть?
-- Не волнуйся, Катя, теперь скоро... Вот наладим артель...