Малафей почувствовал свободу, напился очищенной, завернул в мелочную, накупил баранок, перекинул связку через плечо и пошел улицей, заорал во всю глотку:
-- Отца поминаю, Пузырева!
Собаки взбудоражились от его крика, выскакивали из подворотень, катились к его ногам.
Он рвал с себя баранки, бросал в собак, выкрикивал:
-- Нате, поминайте Пузырева!
Собаки хватали баранки, замолкали, но на смену им катились другие, и Малафей бросал вновь.
Так он дошел до избы Килана. Тот увидел его, рад пьяному, позвал.
Малофей дернулся к нему, вскинул мутные глаза, прохрипел:
-- Отца поминаю, Пузырева!
Килан похвалил.
-- Хорошее дело, Малафей Савостьяныч. А у меня самогон удался,-- не самогон, а мед!
Малафей качнулся к дему, икнул.
-- Врешь?
-- Что мне врать? Выпей иди.
Вошли. Килан поставил бутылку. Малафей хлебнул и скривил губастое лицо, отодвинул стакан,
-- Гадость! Очищенная лучше.
Килан обиделся.
-- Что вы, Малафей Савостьяныч, хлебный самогон, а там вся дрянь, в очищенной-то.
Малафей стукнул по столу кулаком.
-- Врешь ты! Мошенники вы с Пузыревым!
Килан оторопел.
-- С каким это Пузыревым?
Малафей встал, качнулся к нему.
-- С отцом, с Савостьяном!
Килан всплеснул руками.
-- И не стыдно тебе! А говоришь -- поминаешь?
Малафей рванул с плеча остальную связку.
-- Поминаю! Вот они, полпуда раскидал! Килан усомнился.
-- Врешь! Кому?
Малафей швырнул сушки ло избе.
-- Собакам!
Килан не поверил. Малафей повторил. Шишковатое лицо Килана потемнело, двинулся на Малафея.
-- Врешь, негодяй! Малафей ударил себя в грудь.
-- Я -- вру?!
Килан взбеленился, толкнул его к двери.
-- Ты! Ты!
Малафей не устоял, открыл головою дверь и растянулся в сенях.