Двенадцать

Глава 1

Мне светило большое журналистское будущее в районной газете. Я заочно доучивалась и числилась корреспондентом при «Транспортнике села». Сначала фиксировала письма в отделе писем. Потом получила задание отмечать на них. В общем, карьера «шла в гору». Ещё я раза два в неделю каталась на электричке в столицу — в театр и в музеи. Чтобы быть в гуще событий.

Ко мне, кстати, никогда не пристают в пригородных электричках. Сегодня тоже не приставали. В Северном посёлке вошли три румяных студента с пивом, сели напротив, и я отвернулась к окну, притворилась спящей — а они не пристали… Я для них не существовала — это, в целом, неплохо. Но только не сегодня. Сегодня, по моим предположениям, я должна была сражать мужчин наповал.

Собирали меня сегодня всем этажом. Девицы-парикмахерши из 108-й комнаты ещё вчера вечером принесли проект причёски, особенно актуальной в этом сезоне. Я не очень разбираюсь в традиционно женских штучках — в причёсках, косметике, — я не крашусь, мне жаль тратить на это время. Но сегодня я доверила себя и своё малофотогеничное тело «жрицам» красоты. Парикмахерши были в восторге от возможности «что-то со мной, мужеподобной и неженственной, сделать». Разрисовывали в четыре руки, клеили лохматые чёрные ресницы, сыпали на меня что-то блестящее, долго мучились вопросом, куда пристроить «мушку». Пристроили под бровью. Сказали, что так — «пикантно»…

Сложнее всего было найти пристойный костюм. Лучше прочих одевалась аэропортная повариха из 95-й. И она даже была готова спонсировать вещами мой поход. Вот только размер не совпал. У неё — 58, у меня — 46… Утягивали, складывали вдвое. В конце концов, всё те же парикмахерши добыли где-то чёрное кружевное платье с золотыми пуговицами и настояли на том, чтобы я его полюбила. Туфли на каблуке (12 см! Фашизм!)… Что касается сумочки… Обычно я таскаю за собой джинсовый рюкзак, в него вмещается всё необходимое, это удобно. Но с кружевным платьем рюкзак не стыковался, а в предлагаемые со всех сторон мелкокалиберные сумки-кошельки мог поместиться только проездной билет.

— Ещё помада и презервативы! — весело убеждали парикмахерши.

А мне нужно было взять с собой папки с газетными вырезками, диплом, блокноты и ещё дочитать Джойса, его тоже не мешало бы захватить.

Парикмахерши повертели килограммовую книжечку в руках, потом покрутили пальцем у виска. В конце концов, я купила в палатке чёрный полиэтиленовый пакет и сгрузила своё хозяйство туда. Пакет я могу всегда спрятать под стол, правильно?

— В принципе, съедобно, — подвела итоги повариха, обойдя меня и рассмотрев со всех сторон.

Парикмахерши прошлись лаком по моим тугонаверченным локонам… И вот я в электричке. На меня никто не обращает внимания…

Так вот. Началось всё с того, что в конце лета я решила сделать карьеру. Все пять университетских лет я провела в библиотеках и мудрых разговорах на чужих кухнях. Конечно, я что-то упустила. Приятельницы в это время осваивали чужие спальни. Однокурсницы вышли замуж, некоторые даже не во второй раз. Я же общалась с мужиками исключительно в рабочей обстановке. Ещё в курилке иногда, мужики меня не стеснялись, мы трепались о разном, в основном о начальниках и политике. Был даже один человек — учитель физики из местной школы, женатый, неглупый, — иногда заходил ко мне и оставался на ночь… Нам обоим это не мешало, было удобно… А для нежной любви у меня, по всем «синечулочным» законом существовало милое создание. Старый кастрированный кот, ласковый до жути, сиротка. Его и звали так — Сиротка. Хотя внешне он если и был похож на сиротку, то на сильно вспухшую от голода… По вечерам в дни зарплаты мы с ним лопали эклеры, шоколадные пирожные и хачапури. В будни — кильку с чёрным хлебом или омлет. То есть поровну. Но он толстел, а я нет. Ещё мы с ним очень любили кефир! По бутылке на душу! И батончик свежий, влажненький ещё под корочкой — вот где натуральное счастье!

Мне хочется понять, что изменилось-то? Я просто пришла как-то домой, поставила чайник, и вдруг в мозгу моём вспыхнуло «СРОЧНО! БЫСТРЕЕ! НЕМЕДЛЕННО!», и я босиком помчалась к парикмахершам за столичным телефонным справочником.

Сначала обзвонила скромные, малоизвестные газеты. Пригородный корреспондент никого не интересовал. Кое-где предлагали выслать факсом резюме и что-то ещё… Поскольку факса не было, ничего не высылалось. То есть высылалось обычной почтой. Безответно.

Потом я начала тревожить издания посерьёзнее — происходит адаптация, уровень наглости в крови повышается, становится даже интересно. Секретари серьёзных изданий были повнимательнее, много расспрашивали, в результате — настаивали на факсе. А я настаивала на личной встрече.

Однажды — когда уровень наглости начал зашкаливать, — я набрала номер «Женского журнала».

Это такой толстый, хорошо пахнущий журнал с фотографиями. Тексты тупенькие, конечно, — как найти любовника, как приготовить тридцать новых блюд из репы и так далее. Но в том, что журнал популярен, сомневаться не приходилось. Я набрала номер, указанный в графе «гл. редактор». Я ожидала интимно-вежливое алекание секретарши. Звонила просто так, со стандартным набором предложений.

— Алло! — ответила трубка после десятого гудка. Голос не то чтобы интимный. Даже не вежливый. Мужской.

— Это редакция «Женского журнала»? — я отчего-то занервничала.

— Абсолютно верно, — обрадовался голос.

— Видите ли… Я звоню вот с какой целью… У вас есть минута?.. — в общем, я, как всегда в таких случаях, стала нести чепуху, мысли меня скоропостижно покинули, но весёлый товарищ из «Женского журнала» вдруг страшно заинтересовался моей персоной. Расспросил обо всём — о любимых книгах, о взглядах на урожай в нашем регионе и о моём ощущении себя. Мне некогда было раздумывать, я просто честно отвечала. Как только случилась пауза (собеседник, кажется, что-то себе наливал. Во всяком случае, булькало), я робко поинтересовалась, могу ли я заехать и привезти материалы, которые наилучшим образом отразят мои взгляды на меня и урожай.

— Валяй, — сказал вдруг голос. — Только не опаздывать! В понедельник ровно в шесть вечера жду у входа.

Он назвал адрес. Больше я не перезванивала. Нужно было бы, конечно, кое-что уточнить, но не хотелось казаться навязчивой. В той старой жизни я была «своим парнем», решительным и в штанах, а в этой нужен другой имидж. Почему? Интуиция подсказывала, что нужен, а почему — не уточняла. Я заставила себя сконцентрироваться на вторичных половых признаках — подготовилась, как смогла. Надо приехать и ввязаться в бой. А там посмотрим. Если что, я не только обматерю его по полной программе. Я и в челюсть смогу… Жизнь учит, я тут ни при чём…

И вот электричка. Сидящие напротив студенты не испускали никаких мыслей в мою сторону. Выходили мы вместе, кто-то из них автоматически убрал плечо, избегая прикосновения. Выскочили и ушли. А я ковыляла сзади на своих каблуках и чувствовала себя хреново. Но непонятный мощный моторчик внутри сам управлял моими мыслями, руками, ногами, и только каблуки действовали самостоятельно. Всё, что я смогла сделать для их усмирения, — это идти на полусогнутых, пока никто не видит. А если появлялись потенциальные свидетели моего позора, я просто останавливалась и делала вид, что остолбенела от внезапно нахлынувших мыслей, хотя злилась на свидетелей жутко. Но такой у меня характер — чем хуже мне, тем глубже я вкручиваюсь в неприятности.