До редакции добралась минут на пятнадцать раньше. Покурила и стояла бы ещё, ожидая неизвестного мне благодетеля, да уж больно народ удивлялся моему экстерьеру. Пришлось спрятаться. Прикрываясь полиэтиленовым пакетом, просочилась мимо нарядного охранника — он только спросил, кто я и куда. Разумеется, я — к главному редактору. Кто ещё мог разговаривать со мной по телефону, принадлежащему главному редактору? Только он сам. Охранник кивнул, равнодушно пощупал ногтями мой полиэтиленовый пакет, что-то записал и уткнулся в телевизор. А я, значит, отправилась в путешествие по коридорам. По очень красивым зеркальным коридорам с искусственными пальмами и кожаными диванами в каждом углу. Это никогда не было для меня показателем чего-то. Только показателем процветания. А успех в кругу моих друзей по общежитию расшифровывался как воровство, криминал и блат. Поэтому я не возбуждалась. Мне неинтересен криминал, блат и воровство.
У приоткрытой двери с указателем «Лев Петрович Волк. Гл. редактор» я немного потопталась, стесняясь войти.
— Ой, не говори… Мой совсем с ума сошёл! Сегодня говорит — ты, говорит, снова опоздала, завтра же, говорит, уволю… Всё время не замечал, а тут вдруг прям взбесился. Всю неделю злой, народ от него шарахается, а он только орёт…
Я вежливо поскреблась, покашляла и заглянула внутрь. Так и есть, сидит платиновая секретарша с полутораметровыми ногами и болтает по телефону.
— Минуту подожди, — секретарша нерадостно посмотрела в меня. — Вы к кому?
— К главному, — я заулыбалась, пряча пакет за спиной. — Я вам звонила, по этому номеру. И со мной, судя по всему, разговаривал сам, э-э-э… Лев Петрович… Пригласил сегодня подойти, просил не опаздывать. Моя фамилия Степанцова. Я на пять минут раньше. Мне подождать?
— Вас Лев Петрович пригласил? — секретарша очень удивилась, даже трубку повесила. Потом долго сверяла разные записи в разных еженедельниках, наконец, объявила:
— Вас нет!
Я, конечно, была готова с ней спорить и доказывать, что я есть, и лет двадцать шесть в этом не сомневаюсь. Но тут сзади зашумело-загремело и уже знакомый мне по историческому телефонному разговору голос «Льва Петровича» озвучил текст:
— Здорово, девоньки! Всё бездельничаете? На кухню бы вас или в поле, хоть какая-то польза.
Я обернулась и обнаружила в дверном проёме молодого наглого красавца со связкой ключей на указательном пальце. Красавец был смугл, чернобров, волосат, небрит, белозуб, неспокоен, сексуален и одет в чёрное кожаное. И вот этот чернобровый навалился плечом на дверной косяк и бесцеремонно рассматривает меня! Я пяткой отодвинула пакет подальше.
— Ну, и где ты шатаешься? — запричитала секретарша. — Тебя час ждут, обзвонились совсем. Волк на меня орёт, типа это я тебе всё неправильно объяснила…
— Конечно, неправильно! — молодчик, вращая ключи на пальцах, по-хозяйски протопал к двери в конце комнаты. Дверь была чёрная и тяжёлая, и за ней однозначно прятали того, кого называли Волком.
Красавец по-хозяйски подёргал ручку и удивлённо обернулся к секретарше:
— Ну, и где Петрович?
— Не знаю, не выходил.
Они вдвоём подёргали ручку, потом секретарша долго названивала по внутреннему, и было слышно, что за чёрной дверью похрипывает телефон. Но трубку никто не снимал.
— Шустрый парень, этот наш Петрович, — красавец выгрузил из карманов кожаного тёртого пиджака маленькие аккуратные пакетики и бросил на секретарский стол. — Передашь лично. А я пошёл обедать. И завтракать. И ужинать. Организм иногда просит разнообразия. Это только ты у нас можешь трудиться круглосуточно без еды и пива. День и ночь на посту, у тела шефа.
Всё это время я стояла у стены, прикрывая телом полиэтиленовый пакет.
— И девушку захвати, — сказала секретарша, никак не реагируя на «тело шефа». — Покажи, где у нас выход.
— Девушку? — красавец снова обдал меня вниманием. — А я думал, она к тебе пришла. Потрещать о сложной бабьей доле.
— Ага, — секретарша лицом дала понять, что «такие» к ней потрещать не заходят.
Я вышла в коридор, красавец легко обогнал меня и, обернувшись, вежливо махнул рукой:
— Выход там! Приятных ощущений!
— Постойте, — я собрала в кулак остатки воли, тактичности и умения бегать на каблуках. — Это я! Мы с вами разговаривали по телефону главного редактора! Вы мне назначили встречу! Вы ещё интересовались моим самосознанием, помните?
Через десять минут мы сидели в редакционном баре и красавец хлопал по карманам в поисках сигарет.
Я чувствовала себя прескверно, но уходить просто так, ничего не выяснив, не собиралась.
— Тебя как зовут? — красавец закурил и рукой помахал официанту.
— Наташа.
— Хорошее имя, редкое. Я — Макс.
— Хорошее имя. Редкое.
Макс весело поиграл чёрной бровью:
— Выпендриваешься, девчонка?
— Это ты выпендриваешься… Мальчишка.
— Два кофе! — крикнул Макс официанту. — Чего будем делать, выпендрёжница?
— Ты мне назначал встречу. Ты и думай.
Макс весело поприветствовал кого-то за соседним столиком.
— А что тут думать. Я нетрезв был… Наблюдал за порядком в кабинете начальника. Тут звонит какая-то красавица (Макс замолчал на мгновение, видимо, «красавица» в моём случае звучало неестественно). Кричит, что она хочет работать и на всё готова. Что мне оставалось делать? Только вызвать огонь на себя. Я, кстати, даже подождал тебя сегодня у входа в условленное время.
— Я была уже внутри.
— Ну да. А я решил, что ты сменила профессию и больше не хочешь быть членом-корреспондентом. Такое часто случается. Спасибо, Лёх, и будь ласков — супу мне какого-нибудь и котлет побольше. Есть хочу, как волк.
Официант, принёсший кофе, кивнул и утопал.
— Волк — это и есть главный редактор, к которому я ехала навстречу?
— Точно, — Макс прополоскал горло. — Боги, всё утро мечтал вот так вот сидеть рядом с тобой и пить… Что-нибудь. Но ты не огорчайся. Волк бы тебя не принял в любом случае. Даже если бы ты дозвонилась до него. Обругал бы и отослал. Жалкая, ничтожная личность… Без страха и упрёка… Злой, как волк… А благодаря мне ты хотя бы прогулялась и имела разговор с приятным молодым человеком.
Внутри меня всё пузырилось от возмущения, но я сдержалась:
— Значит, я ехала зря за полсотни километров? Главного редактора я не увижу? И ты меня ни с кем, кроме официанта, не познакомишь?
— Точно! — Макс с нетерпением высматривал свой обед. — Я тебя даже с официантом не познакомлю! Он жуткий мерзавец. К тому же — гомосексуалист.
Я встала и пошла к выходу.
Я ненавижу, когда меня унижают. Я лавировала между столиками, натыкаясь на стулья, цепляясь за чьи-то локти… Оптика в моих глазах затуманилась от горячего слёзного испарения. Мне пришлось поднять подбородок выше, чтобы на обедающих не хлынули потоки моей тоски и горя. Дело даже не в том, что меня вот так взяли — и мордой об стол… Этот мерзавец перечеркнул одним махом мою судьбу… Здесь моя судьба была, где-то здесь она намечалась, я чувствовала, а что чувствовал этот человек, когда развлекал свой молодой организм шутками? Мне было плохо, плохо, плохо, больно, горько, обидно, жалко себя, я ненавидела этого пижонистого красавчика — мажорного, сытого мальчика. Я — неудачница, провинциальная корова, наивная дура, я… Стоп!
В барах всегда есть тайные угловые столики, прикрытые ширмами и стенками, за которыми отдыхают особые посетители. Туда официанты причаливают чаще, и блюда там поувесистее. Этот бар не был исключением. В полутёмной нише гнездился кто-то, я заметила его, несмотря на своё тяжёлое душевное состояние. Более того, чем ближе я подбиралась к столику, тем отчётливее я понимала, что иду не МИМО, а К НЕМУ. Потом сидящий персонаж включил настольную лампу — декоративный элемент барного интима, — и я тупо плюхнулась на стул напротив этого маячка.
— Приветствую, — сидящий нежно улыбнулся. — Только не вздумай курить.
Я рассматривала его, даже не удивляясь своему коматозному состоянию. И как-то вдруг оказалось, что я уже никуда не спешу.
— Нормально себя чувствуешь? — он разговаривал со мной, как со старым боевым товарищем. — Я тебе сейчас шницель закажу.
Хорошая мысль, просто прекрасна эта его идея со шницелем.
— Тебе не стоило так одеваться. Я всё исправлю, но так неправильно.
Не стоило. Не стоило. Не стоило.
— Ты почему молчишь? — он с тревогой посмотрел мне в глаза, и я почувствовала лёгкий приступ разума. Опа! Что это со мной? Что я здесь делаю? Кто это? Вероятно, он меня с кем-то…
— Слушаю, — неторопливо сказал он в тренькнувший мобильник. — Да, слушаю… Привет…
Теперь я совсем оправилась и меня вторично парализовало от ужаса и смущения. Боже! Ещё один ненормальный! Какого чёрта! Я ведь уходила! Зачем я здесь сижу!
— Цветоделением пусть занимаются Собако и Павловский… Нет, связывайся с редактором номера. Я не могу решать всё за всех, и им я деньги плачу не за присутствие.
Я попыталась встать, но он показал ладонью — сядь. Жест был негрубый, но решительный. Сгорая от стыда и возмущения, я села и посмотрела по сторонам. Мало того, что я обнаружила два десятка хорошо одетых, стильных, блестящих, перспективных, актуальных людей, — а я-то, я-то хороша в своих сельмаговских кружевах! — я увидела ещё и ненавистного Макса! Мой чернобровый дружок внимательно меня рассматривал, откинувшись для удобства на спинку стула. Перехватив взгляд, улыбнулся и помахал чашкой. Судя по его лицу, я только что совершила смертельную ошибку.
Ломая наклеенные когти, я полезла в пакет за сигаретами.
— Не кури! — тихо сказал мой сосед по столику, не отвлекаясь от телефона.
О господи! Да кто он такой!
Ему было не больше тридцати пяти. А волосы уже с сединой «перец с солью» называется такая масть у миттельшнауцеров. Пальцы длинные, ногти перламутровые, мягкий чёрный гольф под пиджаком, часы и кольца. Лица не рассмотреть из-за мобильного. Курить я не стала. К тому же принесли шницель и все силы пришлось направить на разрешение вопроса — есть или не есть.
— Ешь, не стесняйся, — наглый «перец с солью» бросил мобильник на стол и уставился на меня.
Теперь я могла осознанно рассмотреть его. Хорошее, мужественное, красивое лицо взрослого мужчины. Нос такой слегка орлиный, белые зубы. Глаза. Один глаз голубой, второй — жёлто-коричневый.
— Мы знакомы? — вежливо спросила я.
— Нет, не знакомы. Но сейчас познакомимся.
Полный бред.
— Извините, но я не совсем понимаю… (он кивнул, соглашаясь). Вы со мною разговариваете так, как будто знаете меня полжизни…
— Ну, — он элегантно начал пилить свой шницель, — Считай, что я тебя знаю полжизни (по-киношному отправил деталь шницеля в свой красивый, мужественный рот). Хорошо, что ты, наконец, изволила появиться… Ты, кстати, откуда приехала?
Я уже взяла себя в руки и выбрала для беседы тактику «циничная уверенность».
— Если вы всё обо мне знаете, зачем спрашивать?
Он задумчиво жевал шницель, глядя куда-то мимо.
Выглядела я глупо, терять было нечего, я подвинула к себе тарелку. Видимо, ему это понравилось.
— Лев, — представился он. — Лев Петрович Волк. Ты слышала обо мне?
— Очень приятно, меня зовут Наташа, — сказала я, стараясь сосредоточиться на ноже и вилке. (С ума сойти можно! На ловца и Волк бежит! Я искала его, а он сам нашёлся. И что мне теперь делать? Стараться понравиться? Казаться неприступной?) — А приехала я сюда по делам. У меня много дел. Я — самостоятельная девушка, сама зарабатываю на жизнь, ни в чём не нуждаюсь, хотя никогда не отказываюсь от интересных предложений… (что я несу?)… Порядочных предложений…
Лев Петрович тихо улыбался шницелю.
— А оделась я так, чтобы не привлекать внимания, слиться с толпой. Привлечение внимания, на мой взгляд, идеологическая ошибка. Важно то, что человек делает, а не то, во что он одет…
Лев Петрович покачал головой, не соглашаясь. Я окончательно смутилась и сосредоточилась на еде.
— Я приехала сюда специально, чтобы познакомиться с кем-нибудь… из руководящего звена и… э-э-э… заключить на взаимовыгодных условиях… Я думаю о будущем, вы понимаете, как это важно — думать о будущем? Не плыть по течению, а самому лепить свою жизнь. А для этого нужно твёрдо знать, кем ты хочешь быть через полгода. И даже послезавтра. Да что там! Энергичный человек должен знать, что с ним будет завтра!
Он молча всё впитывал, но даже не пытался переварить. В конце концов, я самым естественным образом угасла, и вот тут он снова подал голос.
— Я думаю, Наташа, что через месяц ты сделаешься очень известной персоной. — он говорил с интонациями вокзальных гадалок и не смотрел на меня. — Послезавтра изменится погода. А завтра ты станешь настоящей красавицей.
???
— А сегодня? — с вызовом спросила я. В то же время меня начали терзать сомнения насчёт психического здоровья моего собеседника.
— Сегодня? — Лев Петрович Волк наконец, вернулся взглядом ко мне, Сегодня, ты будешь моей любовницей…