8 мая
Время играет с тобой злые шутки. Некоторые моменты длятся целую вечность, а другие — мимолетны, как приход весны. Некоторые похожи на хлопанье двери, тогда как другие тише, чем звук вздоха. Время не заботится о тебе. Оно не останавливается. В конце концов, весь мир — это сцена и прочая шекспировская несуразица.
Это произошло за два дня до моего выпуска в колледже, назначенного на десятое мая — день моего рождения…
Я наслаждаюсь редким выходным днем. На работу я хожу только в «компьютерные дни», но в остальном взяла отпуск до того дня, пока не закончу учебу. Я позволяю себе выспаться и направляюсь в «Данкин Донатс», чтобы получить свою утреннюю дозу кофе.
Вхожу и спотыкаюсь о крошечную ступеньку, и, как назло, дверь за мной захлопывается с грохотом. Внутри меня встречает освежающая прохлада. Аромат кофейных зерен и сахара витает в воздухе, а очередь людей закручена в змееподобную линию. Мое сердце бьется немного быстрее в предвкушении. Я же не подсела на кофе? С интересом наблюдаю, как посетители, с остекленевшими от нехватки кофеина глазами, медленно продвигаются вперед. Это моя работа и учеба подпитывают потребность в бесконечных чашках кофе.
Я протискиваюсь сквозь толпу и становлюсь в конец очереди, надеясь избежать пристального внимания после моего не очень изящного входа. Ожидание становится физически болезненным, когда мужчина передо мной делает заказ для всего офиса. Бедная женщина за прилавком пытается собрать заказ из семи различных сортов кофе и пяти сэндвичей и рогаликов. Почему большинство людей не могут просто попросить обычный кофе, легкий и сладкий?
Внезапно волоски на затылке встают дыбом. Я машинально смотрю на вход, ожидая, что мой преследователь ворвется в дверь держа пистолет, чтобы завершить свое дело и убить. Но на меня смотрит мое недавнее прошлое.
Брайс.
«О, нет», — мелькает у меня в голове, пока я ищу туалет, чтобы спрятаться.
Почему я? Оглядываюсь, чтобы убедиться, что не обозналась.
Но Брайса нет.
Я сплю? Может ли быть что-то хуже? Интересно, могут ли паранойя и галлюцинации вызываться сильной нехваткой кофеина. Безумие прибыло на четырех лошадях (Примеч.: четыре всадника Апокалипсиса — персонажи из шестой главы Откровения Иоанна Богослова.).
Решаю, что утром можно взять большую порцию кофе и два пончика. Подхожу к стойке и делаю заказ, боясь воображаемого монстра позади. Немного опечаленная и озадаченная своим гиперактивным воображением, я ухожу, еле удерживая пончики и кофе, и безуспешно пытаюсь не наступить на развязавшиеся шнурки кроссовок.
И в эпический момент — прямо как в кино, — за пределами магазина появляется Брайс. Солнце раскрывает свои объятия, показываясь из-за небольших облаков, тротуар сверкает, и дизельные пары грузовика расплываются на всю округу.
— Привет, помнишь меня? — говорит Брайс.
Меня не впечатляет его оригинальность. Я дрожу, несмотря на то, что майское солнце светит в полную силу. Я поднимаю руку, хотя в ней пакет с пончиками, и подношу к глазам, чтобы защитить их от солнца… или от Брайса, или от того и другого.
— Конечно, помню.
Глядя на него, я осознаю, что нахожусь на грани психического срыва. Я ничего не забыла.
«Брайс, Брайс, Брайс», — мысленно повторяю его имя.
— Как поживаешь? — спрашивает он.
— Хорошо, — говорю я, не в силах придать нотки радости своему блестящему разговору.
Я щурюсь на яркий свет, а Брайс светится под лучами, будто он — Божье знамение. Его сияющее выражение лица пробуждает воспоминание, что сегодня утром я вышла без макияжа, без укладки, в мешковатой — надеюсь чистой, — футболке и без лифчика. Мой день начинается супер-особенно.
— Ты не изменилась, — говорит он.
— Благодарю.
Я смеюсь про себя, отмечая, что этот разговор не является стимулирующим крещендо (Примеч.: креще́ндо — музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука). Мы действительно в прошлом общались? Мы сидели вместе на работе и смеялись во время перерыва? Могли ли мы на самом деле общаться друг с другом, если сейчас с трудом складываем предложения?
Брайс все еще заставляет меня нервничать, а может, у меня все еще есть чувства к этому мужчине. Это возможно после того что он сделал? Я крепче сжимаю хрустящий пакет с пончиками и направляюсь к своей довольно неопрятной машине.
— Машина тебе подходит, — замечает Брайс, пока я ставлю кофе и пончики на крышу и ищу ключ.
Что он имеет в виду: немытую машину, невзрачный серебристый цвет или ему нравится марка «Тайота»?
Я роюсь в кармане шорт и нахожу ключ. Открываю дверь и ставлю пончики и кофе на сиденье. В кармане шорт за мое кольцо зацепилась какая-то нитка. Я использую это как предлог, чтобы отвести взгляд, и закручиваю ее на палец, пытаясь снять.
Но собственное кольцо напоминает, что у Брайса тоже должен быть такой же аксессуар. Я смотрю на его ладонь — золотой ободок украшает его палец.
— Ты теперь женат? — спрашиваю я, зная ответ.
— Да, — отвечает он.
Я снова отворачиваюсь, заглядывая в машину, чтобы убедиться, что кофе не пролился, и замечаю беспорядок на заднем сиденье. С тех пор как вышла на новую работу, у меня стало меньше времени на организацию, и я начала оставлять сменную одежду, бюстгальтеры и трусики в машине.
«Господи, не дай ему заглянуть внутрь, — умоляю я про себя и удваиваю свои молитвы: — Боже милостивый, я обещаю прийти в церковь в воскресенье, если Брайс не заглянет в мою машину».
Мои «бабушкины» трусы и другие неприличные вещи умудрились выпасть из сумки и стратегически расположиться в четком поле зрения задних окон. Хотела бы я иметь больше стрингов.
Совсем неожиданно Брайс наклоняется и, щурясь, смотрит в салон. Я тут же закрываю ему обзор, вдыхая запах мыла и… его собственный. Он все еще опьяняет.
— Чем ты сейчас занимаешься? — спрашиваю я, хотя не хочу слышать ответ.
— Все так же в клинике. Мистер и миссис Маклафлин скучают по тебе.
— Они хорошая старая пара, — говорю я, но сосредотачиваюсь на относительной близости его тела. Я напоминаю себе, что он сделал. — Мне надо идти.
— Я скучаю по тебе. — Брайс достает из кармана листок бумаги и ручку. — Напиши мне, — просит он, дрожащими руками записывая адрес электронной почты. Наклоняется, тепло обнимает меня, садится в свою машину и уезжает, так и не купив кофе.
Может быть, — просто может быть, — я напишу ему по электронной почте.
Тут вспыхивает мое самоуважение, наполняя меня заслуженным отвращением к его продолжающимся путям измен. Бумага в моей руке тяжела, как его предательство, и я понимаю, что никогда не свяжусь с ним. Я заслуживаю лучшего. Бумага хрустит, когда я комкаю ее и бросаю на землю.
#сделано.
Во время выпускного все места на трибунах заняты. Я вхожу в большой куполообразный павильон, но в толпе никого из своих не вижу. Этого и следовало ожидать — семьи более тысячи студентов с факультетов сельского хозяйства, здравоохранения и природных ресурсов образуют толпу. Мои ладони влажные, платье плотное, а ряды тел заставляют меня потеть, несмотря на дуновение вечернего бриза.
Я выравниваю кисточки, свисающие с моей квадратной академической шапочки. Я поправляю саму шляпу, но она снова медленно сползает на лоб. Жаль, что у меня нет булавок.
Я располагаюсь ближе к сцене. Президент университета, вице-президент, заведующие кафедрами и приглашенные ораторы — все они хотят сказать что-то важное. Приглашенные спикеры — два гея, которые управляют какой-то модной компанией, но живут на ферме. Интересно, насколько они актуальны.
Вверх-вниз, вверх-вниз, — моя дрожащая нога отказывается успокоиться. И тут наступает момент. Заведующие кафедрами начинают вызывать своих студентов. Я слушаю Таню, которая идет передо мной. Кайл уже получил диплом инженера, и его церемония закончилась в половине второго.
— Даниэль Росси.
Я встаю и переминаюсь, боясь споткнуться, хотя на мне удобные черные туфли. Путь от моего места занимает десятилетие, может быть, больше. Профессор Кауфман улыбается мне, его шляпа тоже слегка сдвинута, и мне становится лучше. Он пожимает мне руку, и я подхожу к другим преподавателям, которые делают то же самое. Я беру диплом и цепляюсь за картонный квадрат, как за спасительное лекарство. Наступаю на большой кусок ленты, отмечающий нужное место, и фотограф делает снимок.
Я не спотыкаюсь. Яркая вспышка оставляет искры в моих глазах, пока я следую обратно на свое место.
Несмотря на то, что диктор еще вызывает остальных студентов по алфавиту, церемония для меня закончена. И я обещала отцу выпить кофе, перед тем как встретиться с мамой, Бобом и бабушкой с дедушкой за ужином.
После того как прозвучала последняя фамилия и стихли аплодисменты, я расстегиваю мантию, снимаю шапочку и отправляюсь на поиски Антонио.
Я встречаюсь с отцом после церемонии в «Джава Джем». Добираюсь туда первой, хотя по дороге захожу в свою квартиру, чтобы оставить мантию. Через час мне еще встречаться с семьей за ужином.
Я делаю заказ для папы. Куда бы мы ни пошли, он всегда заказывает кофе. Когда мы идем в «Данкин Донат» — от пончиков никуда не деться, на ужине в закусочной, возможна пицца, в «Дружелюбном» — другие варианты. Пока его еда меняется в зависимости от места, кофе является единственным постоянным спутником отца. В его кофе всегда ни капли молока, ни сливок, ни сахара. Темный и горький, варево из промышленных кофеварок, нагретое и разогретое, с привкусом паленых зерен. Я одержима тривиальным кофе, и не могу отказаться от него. Горький кофе — часть дисфункциональной жизни отца, он не может от него освободиться. Я только что закончила колледж и должна быть сосредоточена на этом, но пока не пройдет этот час, мое время — это управление отцом.
— Хватит, — говорю я себе, и как раз вовремя.
Дверь открывается, и входит папа. На нем серый костюм с темно-синим галстуком. Костюм, должно быть, старый, но презентабельный. Надеюсь, это положительный знак. В конце концов, может быть, это будет легкий час.
В руке у папы сверток. Он присоединяется ко мне за маленьким столиком с двумя столешницами, где его ждет кофе и мой латте.
— Как поживает твоя мать? — спрашивает он. — Я не видел ни ее, ни кого-либо из членов семьи на церемонии.
Вот так в лоб! Никаких поздравлений.
— Толпа была довольно большая. Она в порядке. Я встречусь с ними позже, — отвечаю скупо, не хочу делиться новостями или деталями. В конце концов, у него есть запретный ордер против мамы, но он ведет себя так, будто между ними все в порядке.
Отец вертит ложку в кофе, а затем кладет ее на салфетку, оставляя коричневые пятна.
— Хорошая церемония. Ты — молодец. — И вручает мне подарок.
— Благодарю. — Не в силах ждать, я срываю оберточную бумагу. В коробке лежат часы, похожие на те, что носит он, но лучше. — Это так мило. Спасибо.
— Для твоей новой работы, — бурчит он, смотря в свой кофе.
— Я надену их в понедельник.
Я пододвигаю коробку к краю столика и аккуратно складываю смятую оберточную бумагу. Кладу ее под коробку, чтобы все было аккуратно и выровнено.
— Это твоя мама виновата в том, что я теряю дом. После выплат ей я не могу позволить себе ипотеку. Я люблю этот дом. Там выросли вы с Кэти, — жалуется он.
Не могу поверить, что он говорит такое сегодня, особенно после всех прошлых разговоров, когда я твердила ему, что ничего невозможно сделать. Было гораздо умнее продать дом и купить что-нибудь поменьше.
— Папа, оставь это.
— К черту все это вмешательство. — Он, щурясь, смотрит в недопитую чашку кофе, как будто ответы лежат на дне.
Интересно, смотрит ли кто-нибудь на нас, но я боюсь узнать. Я устала быть его рупором, слушать о его сломанном прошлом. Это не моя вина. С меня хватит.
— Думаю, мы закончим, если ты будешь продолжать говорить о прошлом. — Не могу поверить, что эти слова сорвались с моих губ.
Я смотрю на папу, и он первым меняет тему.
Мы говорим о погоде и спортивных командах колледжа. Минуты текут медленно, как капли дождя после бури. Каким-то образом мне удается пережить встречу. Мы расстаемся после быстрого неловкого объятия, и я иду на ужин с мамой, Бобом, бабушкой и дедушкой.
#действительнозакончено.
Выпускной вечер заканчивается так же быстро, как и закат. Меня напрягает, что нужно покинуть свою квартиру в кампусе менее чем через неделю, и я не знаю, что делать дальше. Я не могу вернуться домой, потому что добираться до работы будет трудно. В своей комнате одеваю боксерскую форму и собираю вещи, выбрасываю старые заметки по учебе и переживаю о своем ближайшем будущем в качестве независимого человека. Как всегда, на помощь приходит Кайл.
— Я снимаю очень хорошую квартиру в Уэст-Хейвене. Приходи ко мне посмотреть на этот комплекс. Я уверен, что там есть варианты в аренду, — предлагает он.
— Как ты это делаешь? Почему после твоих слов все проблемы выглядят просто? — спрашиваю я.
— Разве ты не знаешь, что я Супермен? Я даже помогу тебе переехать, когда ты будешь готова.
Я ловлю его на слове.
#ялюблюсупермена.
Я подписываю договор аренды, Кайл и Таня помогают мне запаковать и распаковывать вещи. Я приглашаю маму в новую квартиру, хотя большая часть вещей все еще живет в коробках. Это нужно было сделать. Я имею в виду ее визит.
Я иду за мамой, пока она осматривает комнаты, открывает ящики на кухне, проверяет, работают ли холодильник и плита, осматривает кладовую. Потом идет в гостиную. Я опускаюсь на подержанный диван, пока она изучает пространство.
— Так. Теперь ты будешь жить здесь. — Она продолжает внимательно осматривать все, кроме меня.
Ответ на это утверждение очевиден, но я полна решимости действовать зрело, я отпустила свое предыдущее саркастическое отношение к ней. Встречаюсь взглядом с мамой, привлекая ее внимание, прежде чем заговорить:
— Мне нравится. Кайл помог мне найти квартиру. Он живет в соседнем здании.
В какой-то соседней квартире слишком громко играет классическая рок-музыка, и мама смотрит на входную дверь. Потом направляется к ней, и я думаю, что она собирается открыть ее и что-нибудь крикнуть в соседний коридор. Но она просто убеждается, что все три замка работают должным образом. Потом смотрит на меня.
— Хочешь я помогу тебе с расстановкой?
— Нет, я в порядке.
Я планирую сделать все сама и сделать это место своим. Теперь я действительно взрослая. Я преуспела: получила высшее образование, работаю полный рабочий день, поддерживаю себя.
Я немного нервничаю, понимая, что пришло время поговорить, но жду подходящего момента. Слова, которые крутятся в моей голове, не хотят выходить наружу, но я все равно их выдавливаю.
— Не думаю, что тебе нужен ключ от моей новой квартиры. Я могу жить самостоятельно. Сейчас у меня все хорошо. — Я смотрю на свои бледные колени, виднеющиеся сквозь большие рваные дыры в потертых джинсах.
Когда я украдкой бросаю взгляд на лицо мамы, смущение и печаль борются за доминирование. В прошлом у нее был открытый доступ к моей жизни. У нее находились ключи от моей квартиры с тех пор, как я поступила в колледж. Несколькими словами я лишаю ее связи со своей жизнью. Кажется, что все может измениться для нас после этого разговора, но, возможно, это к лучшему. Мама больше не нужна мне в качестве подстраховки.
— Прости, мам. — Теперь, когда первые слова вырвались наружу, остальные вываливаются без контроля. — Мне пойдет на пользу независимость. У меня есть работа, на которой я путешествую, новая квартира, и у меня давно не было серьезных срывов.
— А если я тебе понадоблюсь?
Мама держит себя в руках, но с трудом. Это важно, но я не хочу говорить ничего, что могло бы вывести ее из себя. Слезы или гнев могут ослабить мою решимость.
— Я всегда буду нуждаться в тебе, — заверяю я, — но это не значит, что я не могу иметь личную жизнь и независимость.
— Как я смогу тебе помочь, если ты внутри, а я снаружи? Что если наступит крайний случай, и мне нужно будет попасть внутрь? Что если ты захочешь, чтобы я покормила кошку, когда тебя не будет? — Я вижу, ей тяжело отпускать меня.
— Как насчет компромисса? Мы найдем место для хранения запасного ключа, но давай сделаем его запасным ключом, а не твоим. — Я всегда могу переложить его, если понадобится.
— Мне это не нравится. — Мама стоит, выпрямившись, а я жду, когда она произнесет речь.
Я начинаю смягчаться, но потом вспоминаю, как я преуспела за последний год, особенно с новой работой, с которой я и не мечтала справиться. Она требует переездов и разговоров, много разговоров, но я чертовски хороший планировщик встреч, даже если ненавижу работать с Мэдди. Я не позволяю маме остановить меня. Ее отношение больше не беспокоит меня.
— Я люблю тебя, мама, и я действительно ценю все, что ты сделала для меня, но пришло время самой контролировать свою жизнь. Ключ для тебя всегда будет под ковриком у входной двери, но…
Мама обрывает меня:
— Каждый ненормальный и незваный гость будет искать ключ под ковриком!
— Хорошо. Мы найдем хорошее укрытие для ключа.
Мама вздыхает.
— Я просто хочу сказать, что тебе здесь всегда будут рады, но я хочу быть независимой, по-настоящему независимой. — Надеюсь, я смогу внушить ей, насколько это важно. — Я знаю, что всегда могу положиться на тебя, но если я буду продолжать возвращаться к старым привычкам и слишком полагаться на тебя, я никогда не изменюсь и не вырасту. Мне нужно научиться быть сильной одной. Я полагалась на Таню, на тебя, на Кайла. Теперь мне нужно самой справляться с жизнью. Это единственный способ измениться. И я хочу. Больше всего на свете я хочу быть нормальной и цельной.
— Мудрые слова от такой юной леди.
У мамы слезятся глаза. Она подходит ко мне, раскинув руки.
Я обнимаю ее, удивляясь слезам. Она всегда была сильной, способной поддержать меня. В последнее время, она оберегала меня, даже когда мне это не было нужно. Интересно, становлюсь ли я для нее опорой? Может, ей нужно новое хобби? Еще одна собака? Надеюсь, между ней и Бобом все в порядке.
— Мы в порядке? — спрашиваю я.
— Абсолютно. Я горжусь тобой. И ты всегда можешь прийти домой и постирать белье, как в колледже.
Я смеюсь.
— Спасибо, мам, но у нас тут прачечная.
— Но это может быть дорого.
Я сдаюсь.
— Иногда я буду приходить домой с грязным бельем. Обещаю.
Тут раздается стук в дверь.
— Не знаю, кто бы это мог быть, — удивляюсь я.
Приоткрываю дверь, и Кайл просовывает голову внутрь. Он машет моей маме.
— Привет, Норма. Я увидел твою машину и решил заглянуть.
Мама широко улыбается.
— Я так рада, что ты это сделал. Я благодарна, что ты будешь рядом с моей конфеткой.
— Всегда.
Кайл одними губами произносит слово «конфетка», когда мама в четвертый раз осматривает столешницы, и перебирает немногочисленную, менее впечатляющую кухонную утварь.
Я пожимаю плечами. Могло быть и хуже. Если ей не нравится то, что она видит, уверена, мы можем исправить это с помощью нескольких поездок по магазинам. Может быть, это ее новая роль, помочь мне получить, все что нужно в этой новой жизни. Кто знает, может это будет весело.
— Сегодня мы не успеем прибраться на кухне. — Мама смотрит на Кайла. — Не хочешь присоединиться к нам за ужином?
Кайл смотрит на меня, молча спрашивая разрешения.
— Почему бы и нет, — отвечаю я.
В итоге, я благодарна Кайлу за присутствие за ужином. Он умело отвлекает маму от мыслей о том, что у нее нет ключа.
Это хорошо. Все хорошо.
Впервые в жизни я по-настоящему счастлива.
#всехорошо.