Двенадцать месяцев неловких моментов

Глава 1

21 августа

Будучи маленьким ребенком, вы верите, что драмы — это неотъемлемая часть семейной жизни. У каждого человека есть эксцентричный дядя, который не может сам о себе позаботиться, или отец, которому нужны лекарства с труднопроизносимыми названиями. Вы представляете себе детей, которые могут ездить на велосипедах в течение нескольких часов или играть в лесу без взрослых, контролирующих, где они или с кем они общаются. Все дети немного сумасшедшие. Это совершенно нормально. Верно? Нет. Шокирует, когда вы входите в дом друга, видите величественный декор, едите вкусную домашнюю еду и понимаете, что ваша жизнь не похожа на их. В этот момент вы хотите все изменить.

Звонит мой сотовый. Дезориентированная, я вылезаю из спутанных простыней и смотрю затуманенным взглядом на экран. От понимания, что еще нет и девяти утра, у меня вырывается стон.

Мама. Мне не нужно видеть номер, чтобы знать это. Она единственная, кто звонит мне так рано. Я сплю в одном доме с ней. Заметьте, у нас не гигантский особняк, а обычный двухэтажный домик в пригороде. Три кровати и одна ванная — это все, чем мы богаты. Уверена, сейчас мама внизу, на кухне, в трех с половиной метрах подо мной. Она легко могла бы подняться на один лестничный пролет. Но нет, она звонит, чтобы разбудить меня.

— Что? — спрашиваю я после того, как отвечаю на звонок. Мои первые за день слова выходят более сердитыми, чем предполагалось, но, эй, она только что меня разбудила.

— Послушай, Дани, я понимаю, что ты собиралась поехать в колледж позже, но в десять нам нужно быть в кабинете врача, а потом встретиться с дядей Эдом за ланчем. Он хочет попрощаться, прежде чем ты вернешься в центральный штат (примеч.: Central State, «центральный штат» — прозвище штата Канзас, действительно занимающего более или менее центральное место среди штатов по местоположению).

— Хорошо. — Я выпрямляюсь, убирая с глаз вьющиеся пряди кофейного оттенка с крашеными светлыми концами. — Скоро спущусь.

Это ее удовлетворяет. Я бросаю телефон на тумбочку и отбрасываю одеяло.

С другого конца кровати доносится вой.

— Привет, Битси. — Я нахожу в своей постели длинношерстного терьера, завернутого в кокон из простыней. — Ты огорчена. Думаю, ты тоже хорошо спала. — Эти слова заставляют ее вилять хвостом.

После быстрой процедуры поглаживания живота, я поднимаю Битси с кровати и позволяю ей выскочить за дверь. Сегодня утром я готова начать последний год обучения в Центральном государственном колледже Коннектикута. Все лето я провела с семьей. Возвращение домой было прекрасным, хоть и немного скучным, поэтому отъезд заставляет меня нервничать. Вчера я собирала вещи и размышляла о возвращении в колледж, отчего перед глазами все расплывалось, а дыхание перехватывало.

— Сегодня все будет по-другому, — утешаю я себя, потягиваясь и готовясь к встрече нового дня. Мне нужно ненадолго выкинуть из головы мысли о возвращении в колледж.

Я сажусь за стол перед маленьким зеркальцем и начинаю наносить макияж. В наушниках играет песня группы The Red Hot Chili Peppers. Здесь легче собираться, чем в ванной, которую я делю с мамой и Бобом. На столе стоит моя фотография, на которой я в школьной кепке и мантии стою в окружении своих немногочисленных друзей. Я смотрю прямо в камеру, в то время как мои друзья делают глупые лица или губки уточкой. Фотография кажется далеким воспоминанием после трех лет колледжа. В зеркале я также вижу свои любимые романы, сложенные на коричневом буфете. Никак не могу от них избавиться.

Я фокусируюсь и наношу жидкую подводку на веко, у меня карие глаза цвета ирисок с зелеными и серыми крапинками. Облаченная в дневной макияж-броню с глазами Клеопатры и вишнево-красными губами, подчеркивающими мою бледную кожу, я натягиваю черные узкие джинсы и коричневые ботинки, дополняющие бежевую футболку. Прежде чем спуститься вниз, я расчесываю свои кудри, пытаясь укротить их.

— Как ты? — Мама внимательно смотрит на меня, когда я вхожу на кухню. Она бросает французский тост (примеч.: французские тосты — это ломтики хлеба, которые обмакивают в смесь из яиц и молока и обжаривают на сливочном масле до золотистой корочки) на плиту, даже не оглядываясь. Ее волосы с проседью коротко подстрижены, и при росте метр шестьдесят пять она выглядит ниже меня. Она пухленькая, и ее джинсы подчеркивают это. Но, в целом, она в довольно хорошей форме.

Мой желудок урчит от запаха жареного масла, хлеба и яиц.

— Я в порядке. Не сожги еду.

Я говорю это по привычке. Мама печально известна в семье тем, что уничтожает невинные блюда, превращая питательные съестные припасы в окаменелые угольные брикеты.

— Не буду. — Мама поджимает губы. — Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — Под ее утренней бодростью скрывается намек на беспокойство.

— Я в порядке.

В голове вспыхивают воспоминания о вчерашнем вечере… тот момент, когда она зашла ко мне пожелать спокойной ночи. Будучи болтливой благодаря слишком большому количеству вина, она попыталась рассказать мне историю о своем книжном клубе, но я отмахнулась от нее, сказав, что мне нужно побыть одной, чтобы закончить сборы в университет. Это было важнее. Когда я наконец-то легла в свою кровать, то часами смотрела в потолок, мучаясь чувством вины.

— Прости, что нагрубила вчера вечером.

— Я знаю, это просто твоя… — она подыскивает слово, которое, как ей кажется, не обидит меня, — природа, дорогая. Помни, я живу с тобой долгое время. — Она протягивает мне тарелку с французскими тостами и обнимает меня.

— Пожалуйста, нет, — говорю я как капризный трехлетний ребенок.

— Тебе же нравится. — Она смеется над моим дискомфортом и прижимает крепче к себе.

— Да, но в этом году мы уже обнимались миллион раз. — Я держу тарелку с едой в одной руке.

— Еще раз не повредит. — Как всегда, она права.

Я сжимаю ее в ответ, и мои глаза немного слезятся. Я моргаю пару раз, виня в своей излишней чувствительности переутомление.

Ее улыбка становится печальной, когда она отпускает меня.

— Давай поболтаем. — Она садится на один из четырех потертых стульев с жесткой спинкой.

Я сажусь на свободное место рядом с ней. Намазываю свой французский тост сиропом и режу его на кусочки.

— О чем? — спрашиваю я с набитым ртом.

— Нам нужно поговорить о лекарствах, — говорит она.

— А что с ними? — спрашиваю я, пытаясь избежать неприятного разговора.

— Ты не хочешь начать принимать их снова, хотя бы на некоторое время? Это лето выдалось не самым удачным. И я подумала, что было бы неплохо возобновить курс после всего, через что тебе пришлось пройти из-за отца. Мне жаль, что я не могу помочь тебе большим, но судебный запрет и все…

— Нет! Я же сказала, с медикаментами покончено. — Я сажусь прямо и засовываю вилку в тост. Он сочится сиропом.

Тревога изменила мою жизнь. Живя в браке в течение многих лет, моя мама понимает, как такие изменения, как возвращение в колледж или проблемы с отцом, влияют на меня. Вот почему я хожу к врачу. Психотерапевту, если быть точной.

— Просто спрашиваю. — Она не смотрит мне в глаза. — Не откусывай мне голову.

— Прости, мам.

— Не извиняйся, все будет хорошо. — Беспокойство чувствуется в каждом ее слове. — Тогда пошли. Сначала встреча с доктором, а потом перекус с дядей Эдом.

— Кофе нет? — спрашиваю я, отдавая свою полупустую тарелку. Я больше не голодна.

— Мы можем купить его по дороге.

Мы обе держим в руках два больших стакана кофе, когда входим в неприметный офис в неприметном комплексе. В приемной около белой стены стоят коричневый кожаный диван с бежевой подушкой и диспенсер (примеч.: диспе́нсер (англ. dispenser — дозатор) — устройство для выдачи чего-либо в определённой дозе, количестве) для горячей и холодной воды. На соседнем столике выставлены чашки, чайные пакетики, сахар и заменитель молока. Единственное яркое пятно — это ваза, которая украшена яркой цветной нитью, сплетенной вместе. Она в форме песочных часов и стоит на боковом столе. Пластмассовые желтые нарциссы выглядывают из нее.

Сандра Пикколо, мой терапевт, позирует у входа в свой кабинет. Ее предыдущий пациент вышел через заднюю дверь.

— Норма, Дани. Как вы? — интересуется Сандра, пока мы идем ей навстречу.

Ее темно-русые волосы до плеч собраны в высокий хвост, на лице сияет доброжелательная улыбка. На мой взгляд, она слишком молодая и чересчур задорная для психотерапевта. Но я не жалуюсь. После суровых мужчин, глядящих на меня из-за очков в роговой оправе, и старых женщин, которые должны были уйти на пенсию много лет назад, Сандра кажется приятной альтернативой. Могу сказать даже больше она — единственная причина, по которой я позволила маме тащить меня к врачу перед отъездом.

— Вместе или порознь сегодня? — спрашивает Сандра.

— Только я.

В большинстве случаев я провожу сеанс в одиночестве, но время от времени моей маме нужно поговорить об этом столько же, сколько и мне, если не больше.

Мы с Сандрой входим в ее кабинет, который оформлен в той же манере, что и приемная, за исключением полок с игрушками. Лего лежит рядом с мелками и маркерами, чучелами животных и куклами. (примеч.: Лего — марка конструкторов для детей).

Сандра работает со многими детьми.

Я немного старовата, чтобы быть здесь, но это не мешает мне сесть на один из диванов и обнять руками подушку. Это позволяет мне немного успокоить нервы.

— Как дела? — спрашивает Сандра.

Я знаю ее достаточно, чтобы предугадать, что если скажу «хорошо», она спросит, что мешает мне сказать «отлично». Я стараюсь быть более конкретной.

— Я нервничаю по поводу возвращения в колледж, но сборы не такие тяжелые, как в прошлые три раза.

Я пожимаю плечами. Волны напряжения в животе вызывают у меня тошноту.

Я мысленно возвращаюсь к своему полному провалу на первом курсе, который я хотела бы изменить. Я постоянно была в своей комнате в общежитии, за исключением занятий. Боясь войти в переполненные студенческие столовые, я питалась в «Данкин», «Домино пицца» и «Сабвее» в течение первого семестра и набрала почти 7 килограмм. Изоляция и асоциальное поведение способствовали заметному отсутствию друзей и даже заставили мою соседку по комнате, общительную бывшую баскетболистку средней школы медленно отдалиться от меня. В итоге, в конце первого курса она отказалась дальше делить со мной комнату.

Зато потом на уроке современной литературы я встретила свою лучшую подругу Таню. Наша дружба началась с того, что я предложила ей свою помощь с расшифровкой тем и символов. Тогда-то она прилипла ко мне как жвачка к ботинку и не отлипла, даже когда я ей рассказала про бардак в своей жизни. И вот я здесь. Если бы я только могла вернуться в то время и изменить некоторые вещи. В такие моменты я всегда вспоминаю мантру Сандры: «Никогда не возвращаться назад! Учись на прошлых ошибках, двигайся вперед и стремись сделать настоящее лучше».

— Это хорошо, — говорит Сандра.

Ее слова возвращают меня в настоящее.

— Ага.

На коленях у нее лежит блокнот, и она вертит ручку между пальцами.

— Я почувствовала «но» в конце твоего предложения. Ты думаешь о Джейсе?

На минуту я погружаюсь в воспоминания о прошлом годе и своем сумасшедшем бывшем парне в шарфе.

— Думаю, рана еще свежа.

Сандра встречается со мной взглядом.

— Вы оба перестали звонить и писать друг другу, да?

Я отвожу взгляд.

— Это то, что я пыталась сделать в конце прошлого года, но я видела Джейса повсюду. По крайней мере, мне так казалось. Это было страшно.

— Он связывался с тобой летом? — Она поворачивается ко мне.

— Нет. — Я избегаю ее взгляда. Эта ситуация такая неловкая.

— Тогда пришло время изменить привычный уклад твоей жизни. — Сандра смотрит на меня с искренним волнением.

Я тупо пялюсь на нее.

— Прошу прощения?

— Двигайся вперед. Это выпускной год! Время, чтобы повеселиться.

— Это то, что я хочу сделать, но возможность столкнуться с ним в кампусе заставляет меня волноваться. — Мои плечи опускаются, когда я думаю о предстоящем учебном годе. Может быть, Джейс — причина моего беспокойства? — Он такой напряженный. Или, по крайней мере, был, когда все закончилось.

Сандра вытягивает ноги и скрещивает лодыжки.

— Это единственное, что волнует тебя?

Я рада сменить тему.

— Нет. Меня также беспокоит, что я в будущем буду делать со степенью по зоологии. Что произойдет, если я не смогу найти работу в конце года?

— Ты много работала и отлично умеешь планировать свое будущее. Мы уже предприняли много шагов, чтобы убедиться, что ты готова. Мы обновили твое резюме и написали сопроводительное письмо, — говорит Сандра. — Хотя ты не сможешь контролировать все, что уготовит тебе жизнь, я уверена, ты будешь планировать каждую мелочь на случай непредвиденных обстоятельств. Как работает твой список за/против? — Она оценивает меня.

— Список — это хорошо. — Я действительно могу улыбнуться, довольная своей необходимостью составлять списки. Я использую список за/против как один из способов для контроля своего беспокойства. Любой тип списка заставляет меня чувствовать себя более организованной и все контролирующей. Мы говорим об этих и других способах, а затем разговор переходит на более личные темы.

— У тебя были свидания? — спрашивает Сандра. В ее глазах загораются искорки.

Я смотрю на свои руки и чувствую необходимость сжать пальцы вместе. Мне стыдно, хотя для этого нет никакого повода. До Джейса у меня были отношения с Богданом, и они закончились в конце того года.

— Я планирую сделать свидания более приоритетным делом в этом году, но ненамного.

— Почему бы не сделать их главным приоритетом? — спрашивает она. Ее улыбка искренняя.

— Я все испорчу, как с Джейсом и Богданом. — Мои руки извиваются как змеи.

— В разрыве отношений всегда виноваты оба. — Сандра говорит мудрые и зрелые слова, не то, что я.

— Понятия не имею. — Я жду мгновение, а потом слова срываются с моих губ. — Я пыталась встречаться с другими после Богдана. Это было ужасно. После каждого свидания я не спала всю ночь, ворочаясь с боку на бок, переживая каждое мгновение раз за разом, гадая, как он ко мне относится после этого, молясь, что не выставила себя дурой. Потом появился Джейс, но все закончилось хуже, чем я могла себе представить.

— Ты должна понять, — Сандра делает паузу, чтобы убедиться, что я слушаю, — что у всех бывают ужасные свидания, и все говорят глупости. Это часть процесса. Это часть человеческого бытия.

На рациональном уровне я понимаю, но это не важно. Я не родилась под счастливой звездой. Я не Золушка, и мне нужно много работать над собой.

— Но неужели все бодрствуют ночь напролет, сомневаясь в своей способности ходить на свидания? Могут ли люди сосредоточиться на следующий день на занятиях, потому что они не получили ответа от парня, и все эти ужасные мысли кружат в голове? — Я качаю головой. Эти мысли заставляют меня нервничать и чувствовать себя неловко.

— Ты более нормальная, чем думаешь. — Сандра придвигает стул поближе. — Тревога на начальных этапах отношений может стать проблемой, но есть способы, чтобы справиться с чувствами так же, как ты делаешь это в других областях твоей жизни. Что самое худшее, что может случиться?

— Я могу все испортить, прежде чем отношения вообще начнутся, — говорю я. — А что, если я снова и снова буду совершать одни и те же ошибки и в итоге останусь одинокой старой леди с сотней кошек?

— Я гарантирую, что с тобой этого не случится, — смеется Сандра.

— Встречаться с кем-то так трудно. Если я действительно взволнована предстоящим свиданием, то в голове постоянно крутятся мысли, что парень в любую минуту может отменить встречу или уйти на середине. Я становлюсь зацикленной на своем телефоне и в течение нескольких часов неотрывно смотрю на него, ожидая сообщения о том, что все было фарсом. Я всегда все порчу. — Я вскидываю руки в отчаянии.

— Ты меня слушаешь? — Сандра задает вопрос с улыбкой, чтобы я поняла, что она не осуждает меня. — Никогда не виноват кто-то один. В отношениях вас двое. Об этом ты постоянно забываешь.

— Я просто чувствую, что никто не захочет связываться с человеком с таким количеством проблем и такой странной семьей, как у меня. Он должен быть святым или что-то в этом роде.

— У многих семей есть проблемы. Вот почему мой бизнес процветает. — Смех Сандры теплый и дружелюбный, как ласковое солнце, светящее в окно. — Но ты заботливая, красивая молодая женщина. Не надо себя недооценивать.

Я фыркаю, на самом деле фыркаю, и мое смущение растет.

Сандра замечает мой дискомфорт.

— Какой-то парень будет считать, что это просто восхитительно. Помни, что ты чья-то родственная душа. И вообще, каждый в этом мире имеет свои недостатки. В этом смысле ты не особенная. Ты достаточно хороша собой.

— Ладно. — Я соглашаюсь с ее словами, но не уверена, что верю им. Есть так много вещей, которые я хочу изменить. Если я не могу быть совершенной, может быть, мне удастся поработать над тем, чтобы приблизиться к этому.

— Так трудно быть уверенной, что все пойдет хорошо, когда ты начинаешь встречаться с кем-то. Каждое сообщение должно быть совершенным и правильно сформулированным. Затем начинается игра «в ожидании ответа».

— Остановись. — Сандра поднимает руку. — Дыши. — Она делает глубокий вдох, чтобы продемонстрировать, что я должна сделать. — Ты не можешь сомневаться и переживать обо всем, что будешь делать ты или другой человек. Это сведет тебя с ума. Ты не сможешь узнать человека после одного свидания. Некоторые мужчины будут замечательными, но другие — нет. Тем не менее, каждый раз нужно пытаться снова. Это часть процесса, который проходит каждый, чтобы найти правильного партнера. Я верю в тебя. И ты должна верить в себя.

— Как мне это сделать? Я так боюсь встречаться с кем-то. Как только я совершу ошибку, уверена, что парень бросит меня и найдет кого-то получше. У меня в голове сидит злой голос. Он всегда на повторе… говорит мне, что ничего не получится. Никогда.

— Тебе, очевидно, нужно успокоить этот голос. — Сандра листает блокнот. — Я не увижу тебя до зимних каникул, верно?

— Да, если только не случится что-нибудь действительно плохое. — Я морщусь, когда думаю, что такое вполне возможно.

— Не случится. Я верю в твою способность справиться с любой возникшей ситуацией. Но тебе нужно домашнее задание. В дополнение к практике всех методов успокоения, над которыми мы работали до сих пор, я хочу, чтобы ты ходила на свидания.

— Что? — Это совсем не похоже на мою домашнюю работу после сеанса терапии. Обычно задание Сандры включает в себя составление списков, ежедневное повторение перед зеркалом вещей, которыми я горжусь, и тренировки по контролю дыхания. Сегодняшнее домашнее задание кажется мне страшным и трудным.

— Да, свидания! — Сандра выглядит гораздо более счастливой, чем я. — Когда ты вернешься домой на каникулы мне нужен отчет о трех разных мужчинах, с которыми ты встречалась. И мне все равно, положительный или отрицательный результат будет у этих свиданий. Важно попытаться.

Что я еще могу сказать?

— Хорошо.

В данный момент я клянусь не использовать антидепрессанты, которые Сандра назначает мне в конце сеанса, даже если рецепт действует как подстраховка.

Я покидаю кабинет Сандры, полная решимости быть нормальной, сильной.

После сеанса мы забираем дядю Эда, который одет в потрепанную камуфляжную куртку и запачканную шляпу. Мы направляемся в закусочную «Нептун». Снаружи она украшена рыболовными сетями, плотами и спасательными кругами, внутри — серебряными статуями греческих богов и богинь. Как только мы садимся, я сразу начинаю изучать меню, стараясь не обращать внимания на то, что как дядя Эд бормочет себе под нос. Уверена, он как всегда рассказывает всем вокруг, какая у меня странная семья.

Я пытаюсь выбрать между жареным сыром и макаронами с сыром, задаваясь вопросом, что более калорийно. В итоге я выбираю салат, но втайне счастлива, что мама заказала жареный сыр. Я смогу украсть у нее кусочек.

— Как университет? — спрашивает меня дядя Эд. Его неопрятная седая борода похожа на гнездо, поэтому каждый раз, когда он говорит, я представляю, как птицы вылетают из больших промежутков между его зубами.

— Мне нравится. Я буду работать со спутниками для моей дипломной работы.

— Я когда-то делал что-то подобное. — Он никогда не помнит вещи ясно, поэтому смотрит на мою маму, ожидая, что она подтвердит или опровергнет его слова.

— Ты был лаборантом, — говорит она.

— Почему тебя больше не называют Даниэль? — спрашивает он меня. Случайный вопрос подчеркивает его колеблющиеся умственные способности.

Я пожимаю плечами, не помня, когда люди начали сокращать мое имя до Дани. Просто так получилось.

— Как поживает твой друг? Тот, которого я встретил. — Он двигает руками, как будто этот жест поможет мне вспомнить моих друзей.

По очевидным причинам я не представляла многих людей моей семье, поэтому я сразу понимаю, о ком он говорит.

— У Кайла все хорошо. Он на последнем году обучения, так что совсем скоро парень станет инженером. У него уже есть предложение от United Boat (примеч.: United Boat — это компания, занимающаяся строительством лодок).

Его разум перескакивает на другую мысль.

— Мне нужна новая машина, — сообщает маме дядя Эд.

— Я чувствую ответственность за то, что ты лишился прав, — говорит она Эду. — Мне следовало быть рядом, чтобы помогать тебе по хозяйству.

— Ты можешь подвезти меня сегодня? — спрашивает он. Ее вина его не волнует.

— Конечно, — говорит мама. — Куда тебе нужно?

— В Уолмарт (примеч.: Уолмарт — сеть продовольственных магазинов, распространенная в Америке). — Он с тоской смотрит в окно, как будто магазин волшебным образом появится перед ним.

— Идеально. Дани нужны кое-какие припасы, прежде чем она отправится обратно в центральный штат. В любом случае, я хотела заскочить туда ненадолго. — Она замолкает, когда официантка ставит на стол мой салат. Мамин жареный сыр пахнет гораздо лучше. Даже мясной рулет моего дяди выглядит аппетитней, чем мое блюдо. Она замечает, что я разглядываю ее еду, и улыбается.

— Хочешь кусочек?

— Только если ты съешь мой салат, — говорю я.

— Только если ты поедешь с нами в Уолмарт.

— Это мой штраф?

Мы обмениваемся едой.

Эд шумно и неаккуратно поглощает свою еду. Мне следовало бы привыкнуть к его детскому поведению, но меня все еще шокирует, что этот взрослый человек совершенно не замечает взглядов, обращенных на него. Мы быстро расправляемся со своими блюдами и, как только мама съедает свой последний кусок сэндвича, встаем, чтобы расплатиться. Затем мы все вместе направляемся к машине и едем в Уолмарт, расположенный в нескольких кварталах от отеля. На переднем сиденье дядя раскачивается взад-вперед в предвкушении нового приключения.

Когда подъезжаем на стоянку, оказывается, что она забита битком, так что нам приходится сделать несколько кругов вокруг здания. Наконец, мы находим место в конце одного из последних рядов. Эд выходит из машины и, не останавливаясь, чтобы перевести дух, на всех парах мчится к магазину. Нам с мамой не остается ничего другого, кроме как бежать за ним. Нам все-таки удается его поймать у самого входа в здание, где он остановился, чтобы поговорить с продавцом.

— Где скутер «Харлей Дэвидсон», который продается за сто девяносто девять долларов?

Не дожидаясь никого, я захожу в Уолмарт. Не могу стоять около входа, он всегда подавляет меня.

Внутри все светится, причиняя боль глазам. Вокруг слишком много вещей и слишком много людей. Узел в животе затягивается, кожу покалывает, мозг сжимается от перегрузки. Из-за этой слишком хорошо знакомой реакции я стараюсь избегать больших магазинов и торговых центров каждый раз, когда это возможно.

Я смотрю на маму, боясь спросить дядю Эда о скутере.

В конце концов, я не выдерживаю и говорю:

— Какой скутер тебе нужен?

Он не отвечает, а вместо этого бежит в направлении, указанном леди. Мы следуем за ним.

— Он направляется в заднюю часть магазина. Поторопись. — Мама смотрит на меня через плечо.

Его хаотичный ум зациклился на велосипеде. Одна мысль доминирует, делая его слепым и глухим ко всему остальному.

Чувствуя себя неуверенно на людях и стараясь не привлекать лишнего внимания, я то и дело прибавляю шаг, чтобы не отставать от них.

— Где скутер «Харлей Дэвидсон»? — спрашивает Эд другого продавца.

— Отдел игрушек, — отвечает молодой прыщавый парень.

— Отдел игрушек? — спрашивает меня мама.

Я пожимаю плечами. Ничего не могу на это сказать. К сожалению, такие события нормальны для моей семьи. Он начинает хныкать, что привлекает внимание людей. Все начинают сторониться нас.

Мы бродим по магазину несколько минут, прежде чем я понимаю, что дядя Эд потерялся. Я как раз собираюсь сказать маме, чтобы она помогла ему, как он находит другого сотрудника Уолмарта и прерывает его, когда тот пытается разобраться с недовольным клиентом. Сотрудник на грани срыва и отчаянно звонит кому-то по интеркому (примеч.: интерком — средство для связи)

— Где скутер? — спрашивает Эд.

Вопрос повисает в воздухе, пока Билл — так написано на его бейдже — говорит по телефону. Он поднимает палец, сигнализируя Эду подождать, но дядя, конечно, не понимает этого жеста. Спеша по проходу, Эд несется дальше по магазину и находит второго, еще менее приятного продавца.

— Я хочу посмотреть на скутер, — требует дядя.

Он устраивает сцену. У меня по коже бегут мурашки, когда люди смотрят на меня. Я ненавижу это, ненавижу то, какие чувства это вызывает во мне.

Я уже намереваюсь уйти с Эдом или без него, когда моя мама вмешивается, чтобы помочь.

Она улыбается осуждающему сотруднику.

— Не могли бы вы помочь нам найти электрические скутеры?

Парень трет нос.

— Скутеры, вероятно, будут рядом с велосипедами.

— Спасибо.

— Это здорово. — Дядя улыбается, как ребенок на охоте за сокровищами.

Интересно, вспоминает ли он прошлое?! Верит ли, что все еще молод, что у него есть жена и дети?!

Мы идем по главному проходу к игрушкам, избегая посетителей с переполненными тележками. Я только начинаю расслабляться, как Эд неожиданно поворачивается к охотничьему снаряжению и загоняет в угол другого продавца, который охраняет ящик, полный ножей, охотничьих принадлежностей и боеприпасов.

Мне хочется плакать, когда он снова спрашивает дорогу. Слава богу, в этот момент я уже вижу отдел игрушек и могу подсказать ему, куда идти.

Мама благодарит мужчину за стойкой и пытается оттащить Эда. Он смотрит на охотничьи ножи слишком радостно.

Я беспокоюсь.

Моя мама, наконец, привлекает его внимание, говоря, что велосипеды через два прохода. Эд снова бежит трусцой. Велосипеды выстраиваются в линию, балансируя на металлических полках, а под ними стоят разнообразные скутеры и автомобили на батарейках. В конце ряда Эд замечает трехфутовый черный «Харлей», с руля которого свисают красные кисточки. Видно, что игрушка сделана из дешевого пластика и предназначена исключительно для детей.

Эд смотрит на него с любовью.

— Это лучше, чем идти пешком, — говорит он, пока мы стоим и смотрим.

— О чем он думает? — спрашиваю я маму, пока дядя осматривает скутер.

— Думаю, он не понимает, что этот скутер сделан для детей, — говорит она.

— Боже. — Я подношу руку ко рту.

Взволнованный продавец подходит, чтобы помочь нам, прежде чем моя мама успевает что-либо объяснить Эду. Дядя просит брошюру о скутере, которой, конечно, нет. Поэтому я читаю ему вслух информацию, которая указана на табличке под «Харлеем».

— … рекомендуется для детей от трех до восьми. Требуется наблюдение взрослых…

Мой дядя слушает описание, а затем спрашивает пожилую женщину-продавца:

— Как работает скутер?

— Он работает на батарейках, — отвечает женщина, щелкая жвачкой.

— Может ли он также использовать топливо?

— Нет?! — Женщина выглядит слегка шокированной. — Это для детей. Вы не можете наполнить детскую игрушку бензином.

— Тогда он мне не нужен. Мне нужно то, что я могу заправить на заправке. — С этим заявлением охота за сокровищами окончена. Печальная маска скрывает его неопрятные черты. Плечи Эда поникли, глаза уставились в пол.

Мы выходим из магазина с пустыми руками. Разочарование Эда повисло в воздухе между нами.

— Мы всегда можем достать тебе обычный велосипед, Эд, — говорит мама, когда мы садимся обратно в машину.

— Неужели? — Он оживляется, отвлекаясь от своей разбитой мечты о скутере.

— Конечно, почему бы нам не запланировать это на следующую неделю? — спрашивает мама.

Эд выглядит таким счастливым всю дорогу, пока мы везем его домой, что мое сердце болезненно сжимается, когда мы высаживаем его у квартиры.

— Это было странно, — говорю я, когда мы заворачиваем к нашему дому. — И я не купила ничего из того, что мне нужно.

— Психические заболевания могут передаваться по наследству. Кажется, это случилось с нашей семьей, — говорит она. Раздражение проскальзывает в ее обычно спокойном голосе.

Мы въезжаем на подъездную дорожку.

Психическое заболевание. Мой худший кошмар. Что-то еще, на чем можно зациклиться в университете.

— Ну и дела, а я-то думала, что наша семья супернормальная. Никогда бы не догадалась. Спасибо за новости, мам.

Она улыбается, радуясь, что я еще могу иронизировать над этой ситуацией.

Когда мы подъезжаем, я выскакиваю из машины и направляюсь к дому. Оказавшись в своей комнате, запираю дверь и снова просматриваю календарь, чтобы проверить дату, когда я покидаю это место. Два дня кажутся такими далекими.

#людивуолмарте

#любимаясемья