Двенадцать месяцев неловких моментов

Глава 7

8 февраля

Взрослея, вы не понимаете, что секс может быть мощным наркотиком, и однажды пристрастившись к нему, вы уже не сможете его бросить. Разве Бланш Дюбуа не сказала, что смерть — противоположность желанию (Примеч.: Бланш Дюбуа (англ. Blanche Dubois) — героиня пьесы Т. Уильямса «Трамвай «Желание»)? Если это так, то я хочу жить.

Брайс — третий человек, с которым у меня был секс. Первым был Богден, наши отношения длились всего девять месяцев, а затем у меня был интенсивный роман с Джейсом. Но секс с Брайсом не похож на все мои предыдущие студенческие опыты. Не хочу, чтобы это закончилось. Несмотря на множество свиданий между моими занятиями и его работой, у нас не так много времени, чтобы реально побыть наедине. Я никогда не была в его квартире, хотя Брайс добрался до моей. В общем, мы напрягали свою фантазию и смелость. Я стала фанаткой офиса, после того как все сотрудники уходили домой. Однажды я даже согласилась на внедорожник Брайса, но он оказался слишком тесным.

В эти выходные все по-другому. Брайс и я направляемся в Мидлтаун, штат Вермонт, на весь уикенд, и мне с трудом верится, что это реально.

Отель небольшой и шикарный, номера полны роскошных предметов, таких как шоколад, вино и полотенцесушители. Но Брайс игнорирует все эти блага — он сосредоточен лишь на мне и нашей кровати.

Первый час нашего отпуска проходит в менее расслабленной, но полностью приятной форме. А потом я лежу в гостиничной постели, обливаясь потом. Тепло разливается по моим усталым конечностям. Да уж, Брайс энергичный любовник.

— Ты уверена, что хочешь покататься верхом? Мы можем не вылезать из кровати весь день, — говорит он.

Я обдумываю его предложение. Звучит как хороший вариант, но я хочу, чтобы эти выходные были больше, чем секс.

— Мы можем вернуться сюда после, — предлагаю компромисс.

— На улице холодно. — Рука Брайса находится на внутренней стороне моего бедра, соблазняя меня остаться с ним под одеялом.

— Неплохо для февраля. Около пяти градусов и солнечно. Я сегодня утром уточнила погоду. Кроме того, я взяла с собой грелки для рук и ног.

Брайс смеется, но не спорит.

— Хочешь сначала принять душ?

Я киваю и встаю с кровати. Голой я чувствую себя одновременно застенчивой и сильной.

Брайс жадно смотрит на мою наготу.

— Могу я присоединиться к тебе?

Я снова киваю и, взяв его за руку, тащу нас обоих в ванную.

Выхожу из душа, вытираюсь полотенцем и смотрю, как одевается Брайс. Затем я нахожу свои джинсы и натягиваю их. Обычно я такая застенчивая: обдумываю каждое решение, часами гадая, не совершила ли я какую-нибудь глупость, которую случайный человек запомнит на долгие годы. Но сегодня все в порядке. Мне комфортно с Брайсом так же, как комфортно с Кайлом. Надеюсь, этот эмоциональный подъем никогда не закончится.

На вершине холма находится ранчо «J&J». Сверху открывается вид на поля, на которых полно лошадей, пасущихся на траве. Большой домик обдувают ветра. Рядом несколько маленьких деревенских домиков, с креслами-качалками, расставленными на верандах.

— Ты когда-нибудь каталась на лошадях? — спрашивает Брайс, когда мы едем к конюшне. Я удивлена его беспокойством.

— Я ездила верхом, когда была подростком. Программа конной терапии, о которой мама вычитала в каком-то журнале. Мне понравилось, и я продержалась пару лет, но страх перед суровым инструктором окончательно пересилил любовь к лошадям.

— Для меня это впервые, — говорит он.

— Уверена, у тебя получится. Ты очень хорош во многих вещах.

— Например?

— Ты хороший физиотерапевт.

— Что-нибудь еще? — Появляется намек на улыбку.

— Может быть, в том, что мы делали утром?

Я счастлива, что Брайс сосредоточен на дорожных выбоинах, и мне не нужно скрывать свое смущение.

— А что мы делали? — шутливо уточняет он.

Я игриво похлопываю его по бедру.

— Ты точно знаешь, что именно.

— На самом деле, было несколько вещей.

— Та, что была веселее, — говорю я.

Брайс смеется, паркуя машину. Мы выходим, укутавшись в теплые вещи. Мои перчатки, шляпа и шарф в одном зеленом цвете.

Для того, кто никогда раньше не был в седле, Брайс ездит верхом довольно хорошо, если не считать один страшный момент, когда лошади побежали рысью. Тогда он схватился за луку седла обеими руками, отчего поводья упали на землю. К счастью, лошади были хорошо натренированы, да и тренер не скучал.

После прогулки мы направляемся в бар, расположенный в главном доме ранчо. Интерьер выполнен из темного дерева, светильники расположены низко. Бар переполнен посетителями, наслаждающимися счастливым часом (Примеч.: в «счастливый час» подают двойную порцию выпивки по цене одной). В нишах мы находим маленький липкий столик.

— Расскажи мне о себе больше, — говорит Брайс и делает большой глоток пива из бутылки.

— Что ты хочешь знать? — Я переживаю, что пахну лошадью, но Брайс пахнет также.

— Какой ты была в школе?

— Я училась в маленькой частной католической школе и была хорошим ребенком.

— Как изменились времена, — улыбается он мне.

Мне нравится эта улыбка.

— Остановись. Один священник уговаривал меня стать монахиней.

— Серьезно?

— Да. Кто-нибудь просил тебя стать священником?

— Никогда. Ты меня подловила, но мой школьный психолог порекомендовал мне стать автомехаником.

— Неужели? — Я внимательно рассматриваю его со всех сторон. — Думаю, тебе бы пошла эта профессия. Ты любишь работать руками.

— Я бы хотел поработать над тобой своими руками, — говорит Брайс.

Я краснею и продолжаю:

— Я знала, что не хочу быть монахиней. Каким-то чудом к выпускному классу я наконец выросла. В том же году у меня появился первый настоящий парень, но это продолжалось всего несколько недель. Он был младше, перешел в нашу школу, когда его отца наняли управляющим по техническому обслуживанию. Он не был свидетелем моего замедленного развития в средней школе и знал меня только как старшего редактора, которая загнала его в угол ради школьной фотографии в ежегоднике, а затем начала расспрашивать о личном.

— Да ты совратитель малолетних, — смеется Брайс.

— Кто бы говорил, — отвечаю ему со смехом.

— Я недостаточно стар, чтобы быть твоим отцом, и это все, что имеет значение.

После Брайс заказывает текилу у официантки.

— Еще и пяти нет, — бурчу я, когда нам приносят шоты.

Брайс сует мне один в руку. Приходится выпить. Мы заказываем еще по одной.

— А как насчет тебя?

— В школе я был типичным футболистом-шпаной. Однажды играя на каникулах в баскетбол, я получил травму, и физиотерапевт, буквально спас мою лодыжку. Вот тогда я понял, что хочу делать со своей жизнью, и взялся за ум.

— А сколько тебе лет? — спрашиваю, хотя у меня уже есть ответ. Я говорила об этом с другим администратором на работе.

— Разве это имеет значение?

— Ты настолько чувствителен к этому?

— Тридцать три. — Брайс хватает мою руку и заказанное пиво. — Давай найдем укромное место, где можно целоваться.

Мы обходим домик, полный укромных уголков и закоулков, огибая старинную мебель, украшающую узкие коридоры. Игровая комната, телевизионная и бассейн полны детей, но в маленькой библиотеке пусто. Свет тут не горит, комната скрыта ленивой зимней темнотой. Небольшой поток света из открытой двери освещает два ряда полок с пыльными романами и настольными играми. Если кто-то пройдет мимо и заглянет внутрь, эти полки создадут барьер. Мы сидим на полу в дальнем углу. Брайс делает последний глоток из своей пивной бутылки, наклоняется и целует меня. Я хихикаю над абсурдностью ситуации, и мы целуемся в библиотеке под громкие звуки фильма «Терминатор», доносящихся из коридора.

— Кто включает «Терминатора» для маленьких детей? — спрашиваю я, оторвавшись от поцелуя, когда крики из фильма особо резко доносятся сквозь темные стопки книг.

Мое дыхание прерывистое. Брайс расстегивает пуговицы на моих джинсах. Я нервничаю, но не останавливаю его.

Он наклоняется ко мне, пытаясь устроиться поудобнее на ковре, большой и теплой рукой скользит под мой пушистый свитер и ласкает грудь.

— И что ты думаешь о фильме? — спрашивает Брайс, прежде чем снова начать целовать.

Звуковые эффекты из фильма вносят помутнение в мою голову. С трудом отрываюсь от его губ. Я слышу рыки, крики, выстрелы и драматическую музыку, когда Терминатор стреляет в полицейский участок, и наступает хаос.

— Он довольно хорош.

Брайс смотрит на меня. Его рука ласкает кожу под свитером, щекочет. Он утыкается носом в мою шею, а затем целует там, где было его дыхание.

— И становится намного, намного лучше. — Брайс поцелуем ласкает мои губы.

Я дрожу и просто киваю, не в силах говорить. Руки Брайса снова на пуговице моих джинсов. Я отодвигаю их.

— Давай насладимся моментом. — Его голос мягкий и соблазнительный.

Я подчиняюсь. Теплая сильная рука Брайса снова на моей груди. Он проводит по линии лифчика, задерживаясь там лишь на мгновение. А потом начинает спешить: рука торопливо движется под лифчиком, а мои джинсы каким-то образом съезжают до колен и застревают в ковбойских сапогах, которые я купила на эти выходные. Трещины, скучный потолок дома, паутина по углам. Я так боюсь, что кто-нибудь нас застукает, что не могу полностью сосредоточиться на движениях Брайса внутри меня и на его шепчущем дыхании рядом с моим ухом, говорящем, как это удивительно. Мне очень страшно, но какой-то части меня нравится, что сердце пытается катапультироваться из моего тела.

После Брайс возится с презервативом и избавляется от него. Я так счастлива, что даже не поняла, что он надел его.

Мы возвращаемся на главную улицу городка и до ужина прогуливаемся по магазинчикам. День уходит в жужжащее пятно, пока я размышляю о том, что только что сделала. Это ведь что-то означает — то, что я готова заниматься сексом на публике с Брайсом? Это особая связь?

Когда мы возвращаемся в отель, я задаю вопрос:

— Что мы делаем?

— Что ты имеешь в виду?

— Мы пара?

— Нам обязательно сейчас об этом говорить? — голос Брайса мягкий и сдержанный.

— А ты не хочешь?

— Нет, давай поговорим, — говорит он. — Просто мы прекрасно проводим время. Я не хочу все испортить.

— А этот разговор все испортит? — я настаиваю на ответе, потому что Брайс старается увильнуть.

— Надеюсь, что нет.

Брайс останавливается у детской площадки. Земля покрыта идеальным слоем снега, освещаемого уличным фонарем. Он сверкает, как волшебный.

— Мне нужно сделать снежного ангела, — говорит Брайс, уходя от нашего разговора.

Он лежит на спине, двигая руками и ногами. Закончив, встает и отскакивает от своего творения.

— Эй, сколько тебе лет? — спрашиваю я.

— А тебе сколько, что ты не можешь наслаждаться снежным ангелом? — Брайс бросает в меня снежок.

Мы прогуливаемся последние несколько кварталов до отеля.

— Ну? — Я настойчива.

— Ну, что?

— Мы пара?

— Мы — пара людей, отлично проводящих время. Ну же. Давай выпьем в баре.

К одиннадцати мы уже в отеле, наслаждаемся нашей последней ночью. Но не высыпаемся.

Утром Брайс встает с кровати, принимает душ и спускается вниз за кофе. После его ухода я прокрадываюсь в ванную, чтобы освежиться и почистить зубы. Когда Брайс возвращается, мы сидим в уютной тишине, пьем кофе, и он на планшете, просматривает новости.

Брайс ловит мой взгляд.

— Позавтракала?

— Я бы предпочла, чтобы ты поцеловал меня. — Мои щеки вспыхивают.

Он с отчетливым стуком ставит чашку на стол.

— Вот тебе и спокойное утро. Ты слишком вкусная.

Брайс целует меня, и мысли исчезают. Его губы пробуют мои на вкус, а руки сжимают спину. Я наклоняюсь, наклоняюсь и наклоняюсь. Падаю. Закидываю руки Брайсу на шею, когда он опускает меня на кровать. После он опускается на колени. Я смотрю на Брайса, пока он распахивает халат, который я позаимствовала из шкафа. Нервничаю, когда он видит мою наготу. Он смотрит, и каждая секунда кажется часом. Потом Брайс наклоняется и начинает губами ласкает мой пупок, двигаясь все ниже и ниже.

Позже, когда мы возвращаемся в Коннектикут, и рука Брайса лежит на моей, я задаюсь вопросом: на что похожа любовь? Уверена, что она существует. Я люблю Брайса, как запах листьев под тающим снегом, или полуденное солнце, проникающее через окно аудитории, чтобы согреть серые холодные парты.

В пятницу у меня снова запланирован визит к Сандре, моему терапевту. Я приехала чуть пораньше, поэтому сейчас вынуждена сидеть и слушать, как мальчик выкрикивает ругательства в адрес матери. Ожидая, пока Сандра закончит с этим «милым» пациентом, размышляю о последних событиях в моей жизни, о том, почему я здесь сегодня. Я должна быть благодарна отцу за то, что он вырастил меня, но после развода родителей я стала его опекуном. Всякий раз, когда что-то идет не так, я это исправляю. Мама не хочет иметь с ним ничего общего, а сестра живет слишком далеко, чтобы помочь. Я буфер, посредник. Но все больше и больше все идет не так, и я не уверена, что смогу с этим справиться.

Через несколько минут Сандра зовет меня в свой кабинет, она выглядит слегка измотанной.

— Трудный случай? — спрашиваю я.

— Не все они такие замечательные, как ты. — Ее улыбка искренняя, хотя она и пытается шутить.

Я не могу не улыбнуться ей в ответ.

— Спасибо. Мне уже лучше, и я планирую оставить тебя. Посмотри на это, я твой первый мгновенный успех. Ты должна стать следующим доктором Филом (Примеч.: Филипп Кельвин «Фил» Макгроу — американский психолог, писатель, ведущий телевизионной программы «Доктор Фил»).

Мои слова вызывают у нее смех.

— Я знаю тебя почти три года. — Сандра усаживается напротив меня и поправляет длинные каштановые волосы, выпавшие из заколки на макушке. Она готова к работе.

Сандра берет свой блокнот в руки, и сеанс начинается.

— Как дела? Как колледж?

— Хорошо, но я не думаю, что смогу продолжать это, — говорю я ей.

— Колледж? — Сандра обеспокоена. — Что происходит?

— Не колледж. Папа, — уточняю я, теребя концы рукавов свитера. Они длинные и прикрывают мои ладони. — Он становится все более и более сумасшедшим, и я единственная, кто может с ним справиться. Погоди, я могу здесь сказать «сумасшедший», или это унизительно?

— Ты можешь говорить все, что хочешь. — Сандра делает какие-то заметки.

Я достаю телефон.

— Просто послушай сообщение, которое он прислал мне в прошлом месяце. — Я читаю вслух: — «Спасибо за то, что ты такая замечательная дочь. Я могу только фантазировать о том, как удивительна твоя жизнь теперь, когда ты идешь к своей мечте. Не позволяй маме или ее безумной семье разрушить все. Они всегда думали только о деньгах. Они лишили меня всего, но не лишат меня твоей любви. Она свежая, безусловная и чистая. Большое объятие и поцелуй от меня. Увидимся на выпускном».

— Что в этом плохого? — спрашивает Сандра.

— Звучит жутковато. Серьезно жутко.

Я решаю не говорить ей о других анонимных записках. Одна проблема за раз. Я хлопаю телефоном по ладони, отчего кожа начинает печь.

— Он пытается понять, как стать частью твоей жизни.

— Если бы это было так просто, но дело не только в этом. В последнее время у него проблемы с оплатой счетов. Я не хочу в конечном итоге делать все для него. Я едва могу управлять собственной жизнью.

— Давай обсудим варианты, потому что, если найти решение для него, это поможет тебе. — Сандра протягивает мне ручку и бумагу. — Есть ли какие-то социальные программы, которые могут ему помочь?

— Я уже записала его на некоторые и понятия не имею о других. — Мои плечи поднимаются и опускаются в поражении.

— Зато я знаю о них. Возможно, у меня даже есть литература. — Сандра встает и уходит за стол, открывает ящик и начинает перебирать бумаги. — Вот они. — Она вручает мне брошюры о еде на колесах, общинном центре, социальном жилье, и центре для престарелых.

— Что мне с ними делать? Его возраст достаточен для центра престарелых?

— Забери их домой и прочитай. Может, позвонишь по номерам и узнаешь, не могут ли они помочь твоему отцу.

— Отлично, еще одна работа. — Я морщусь, думая о времени, которое потребуется на это.

— Не переживай. Немного усилий сейчас спасет тебя от большой работы и боли позже.

Остаток часа мы проводим, придумывая разумный план. Я буду каждый день немного заниматься делами отца. Надеюсь, это удержит его от падения в кроличью нору, а меня избавит от необходимости идти за ним. Что касается Тани и моего преследователя, я буду ждать и молиться, чтобы все это было большим недоразумением.