Когда в село входила новая вражеская часть, это было очень страшно. Но слухи, которые ползли сейчас из хаты в хату, были еще страшней. Опять скоро начнется охота на людей. Опять их погонят по дорогам Украины в далекую Германию, в рабство.
Через несколько дней в Покровское вошли фашисты. И по селу пошли полицаи с повестками. Село замерло.
Из окон каждой хаты украдкой глядели люди и ждали — войдут к ним или не войдут?
Семья Степана Топчия, как и другие, жила в страхе перед повесткой и в надежде, что, быть может, каким-нибудь чудом их минует эта беда.
И вот настал день, когда они увидели, что к дому их идет полицай Тимашук и с ним немецкий солдат.
— Где Варька? — спросил Тимашук, не здороваясь.
— В Артемовск пошла, — угрюмо ответил Степан.
Жена его сидела тут же, недвижно глядя в пол.
— Я ее вроде недавно видал, — сказал Тимашук. — Да и как это она пошла, коли из села никого не выпускают? Чудеса! — И он поглядел на немецкого солдата, который с равнодушным видом стоял у дверей, держа в руках автомат.
— Вы дурака не валяйте! — продолжал полицай. — Вот повестка вашей Варьке.
Они ушли, а Степан с женой долго смотрели на белый листок, одиноко лежащий на темном деревянном столе.
Когда вернулась Варя, ночевавшая на сеновале, ей не пришлось ничего объяснять — она сразу же увидела повестку.
Потом Степан встал и вышел на улицу. Лицо у него было хмурое, решительное, и жена и дочь посмотрели ему вслед с надеждой.
Через час он вернулся.
— Тимашук не соврал. Все село оцеплено. Муха не пролетит, — сказал он угрюмо.
Родителям казалось, что Варя уже где-то далеко, за тысячу верст. Варина мать старалась не плакать, но слезы сами собой застилали от нее и хату, и мужа, и дочь. Варя тоже молчала и только вечером, когда сели за стол, не выдержала и закричала:
— Батя! Неужто последний вечер с вами?!
Мать тоже заголосила, Степан молчал. Что он мог сказать?
В эту ночь, последнюю для Вари ночь в родительском доме, никто из них не спал. Мать собирала вещи, стараясь собрать побольше и понимая в то же время, что Варя пойдет пешком и много ей не унести.
Когда раздался тихий стук в дверь, они испугались, как всегда забыв, что враги входят без стука, громыхая сапогами, тихо стучат только свои. Степан впустил в хату Васю Носакова.
— Чего тебе?
— Дело есть, — сказал Вася, глядя на повестку, все еще лежавшую на столе. Никто к ней так и не прикоснулся. — Дядя Степан, я за Варей пришел.
Топчий смотрел на него, не понимая.
— Надо торопиться, — сказал Вася, — скоро рассвет.
— Да куда идти-то?
Вася молчал.
— В общем, надо уходить — повторил он.
— Чего зря болтаешь? Село оцеплено, никуда ты из него не выйдешь.
— И что ты, хлопец, выдумал? — горько прибавила мать. — Что ты против них можешь?
Варя заговорила не сразу.
— А что мне терять-то? — вдруг спросила она.
— Жизнь, дуреха, потерять можешь! — сказал отец. — А так, может, и жива останешься.
— Жива? Какая это жизнь… — сказала Варя.
Они замолчали.
— Дядя Степан, ей надо уходить, — повторил Вася.
— А куда она пойдет, я тебя спрашиваю? — вспылил Степан.
— Этого я вам сказать не могу.
— Да вас сейчас обоих на улице пристрелят.
— Мы улицей не пойдем. Ведь пришел же я к вам? Никто меня не пристрелил. А Варю мы спрячем, никто о ней и знать не будет.
Степан молчал.
— Вы думаете, она одна? Надя Курочка уже у нас.
Топчий насторожился.
— У кого это у вас?
— Дядя Степан…
Варя поднялась и стала что-то собирать в узелок.
— Я пойду, батя? Все-таки свои.
— Иди, — сказал Топчий угрюмо.
— Только придется ползти, — шепнул Вася, когда они вышли из хаты.
Варе страшно было ложиться на землю, но пришлось. Вася полз легко и быстро, она же передвигалась очень неуклюже. Мальчик остановился, протянул руку и взял у нее узелок. Так, не произнося ни слова, ползли они вдоль огородов. Варя двигалась уже из последних сил, когда Вася прошептал ей:
— А теперь не дыши. Скоро будет часовой.
Немецкий солдат стоял в конце села, недалеко от дома Носаковых. Вася взял вправо. Теперь они двигались очень медленно, еле шевеля руками и ногами. Часовой все еще был близко, а впереди маячил второй. Село и вправду оцепили. «Пропадем», — думала Варя, однако они благополучно проползли мимо часовых. Только сейчас она поняла, что они продвигаются к обрыву, недалеко от речки.
«В степь, — со страхом думала она. — Пропадем мы в степи».
Потом они встали на ноги и пошли вдоль обрыва. Пустынно было здесь. Дул холодный ветер, и Варя совсем закоченела. А Вася все шел и шел вдоль обрыва, заросшего густым кустарником. Варе казалось, что конца не будет этому пути. Она хорошо знала эти места — на несколько километров здесь, вдоль берега, не было никакого жилья.
Вася остановился на том месте, где обрыв поворачивал, и полез прямо в кусты. Варя — за ним.
Минуту назад они одиноко брели по берегу и один только ветер был с ними, а здесь тепло и тихо. Горит коптилка. Пахнет полынью. За грубо сколоченным столом сидят знакомые ребята — свои, покровские, и среди них Надя Курочка, которой сегодня днем тоже принесли повестку.
Сперва Варя никак не могла понять, откуда это ощущение счастья, охватившее ее, как только она вступила под низкие земляные своды. Но потом поняла: здесь нет врагов.
Она знала, конечно, что полной безопасности нет и здесь, что рано или поздно враги могут обнаружить этот ребячий тайник. И все-таки здесь было то, о чем она и мечтать не смела. Здесь была жизнь без немцев.
— Что же это такое! — растерянно воскликнула она.
— Это штаб, — серьезно ответил Борис.