Эдуард Стрельцов

Глава 8 «ТОРПЕДО» — НАВСЕГДА

Эту главу можно было бы назвать «Возвращение». Всё-таки человек вернулся из жизни закрытой, невыносимой, запредельной в жизнь новую, гармоничную, решительно поменявшуюся. Вопрос: какую именно? Про заводскую — рассказ особый. А вот насколько он, Стрельцов, так уж был ожидаем футбольным народом всей страны?

Пять лет — много. Пионеры школу окончили. Мамы средних лет стали бабушками. А их маленькие девчушки, что альбомы с ликом Эдуарда клеили, обзавелись собственным потомством.

При этом посмотреть на футбольном поле у нас в 60-е и так было на кого. Тот же партнёр Стрельцова по клубу и сборной Валентин Иванов не только отметился на Кубке Европы и стал, наряду ещё с пятью нападающими, лучшим бомбардиром чемпионата мира в Чили, но и, что важнее, безусловно подтвердил лидерство в изумительном «Торпедо»-60. Где успел заблистать и один из лучших отечественных хавбеков всех времён Валерий Воронин. А Слава Метревели вынужденно, ввиду ухода из команды старшего тренера В. А. Маслова, оставив Москву, радовал глаз в Тбилиси не одной местной публики. Которая и до той поры потрясалась неповторимым мастерством Михаила Месхи, нашенского Гарринчи (грузин, правда, слева играл), оставлявшего раз за разом защитников в неудобном положении. При этом К. И. Бесков мог предпочесть двум вышеупомянутым виртуозам в составе сборной исключительно трудолюбивых и быстрых Галимзяна Хусаинова из «Спартака» и московского динамовца Игоря Численко.

Так что же, советский народ был способен обойтись и без Стрельцова? Как посмотреть. Вот шёл же в Ленинграде у Товстоногова спектакль «Идиот». И без появления И. М. Смоктуновского зрители оставались довольны. Однако с Иннокентием Михайловичем — выходило что-то невообразимое. Ну так и советское первенство к 65-му обретёт своего Смоктуновского.

До чего при данной ситуации придётся ещё двигаться и двигаться. Потому что в «Волгу», где сердечно примут Эдуарда после освобождения, нам бросаться ещё рановато. Время вернуться к ЗИЛу.

Несомненно, завод в 1958 году не сделал всего необходимого. Да, было в распоряжении защиты письмо заслуженных автозаводцев. Но непосредственное руководство предприятия союзного значения основательно запугали. Как и чем — не столь важно. Серьёзнее иное. Чтобы вернуть Стрельцова, необходим был кто-то из начальников следующего поколения.

Родившийся в 1932 году Аркадий Иванович Вольский лишь на первый взгляд смотрится обычным номенклатурщиком, успешно сделавшим отменную карьеру. В действительности этот белорус, искренне полюбивший Москву, являлся подлинным «шестидесятником». Такое понятие ведь не связано исключительно с музыкой, поэзией, театром или кино. Та эпоха навсегда определила: специальность, должность, происхождение, бедность или богатство — вторичны. Первична сама личность.

Вольский окончил Московский институт стали и сплавов. На ЗИЛе начинал помощником мастера. И его дальнейший карьерный рост не был связан ни исключительно с комсомольско-партийными делами, ни только лишь с производственными достижениями. Безусловно, профессионализм — то, без чего никому о себе заявить не удастся. И безграмотного инженера автозаводский народ отправил бы куда-либо доучиваться. Однако нельзя сбрасывать со счетов и умение вполне толкового специалиста работать с «личным составом». А то, что к двадцати восьми годам он занимает уже упомянутое место парторга ЦК на ЗИЛе, — звучит вообще необыкновенным образом по тем временам. Это уж оценка не только снизу, но и сверху.

Книга Э. Г. Максимовского «Кто заказал Стрельцова?» открывается несколькими предисловиями. У Аркадия Ивановича получилось три с небольшим страницы, настолько ёмких и информативных, что возвращаться к ним придётся часто. Итак:

«После первых двух лет отсидки началась борьба за его освобождение. (Выходит, «непрерывно бороться» стали с лета 1960 года. — В. Г.). Завод страшно переживал эту историю. И, знаете ли, ни одна моя встреча с рабочими — а я быт начальником литейного цеха на ЗИЛе, затем секретарём парткома, — не обходилась без вопроса о Стрельцове. “Ты нам не рассказывай... Когда Стрельцов выйдет?..” Для людей это было главным».

Народ переживает. Редчайший момент наблюдается: единство чиновника (советская специфика ничего не умаляет) и трудящихся. Такое вообще необычайно редко. Взаимное недопонимание властных структур и всех остальных существовало всегда.

А тут случился форменный «прорыв». И «ты нам не рассказывай» — лишь подтверждает то, что Вольский пытался донести до подчинённых нечто необходимое по должностному расписанию. Народ же — не забывая, естественно, о насущном, без чего не проживёшь, — упрямо твердит одно: «Как там Стрельцов? Когда выйдет?»

И в какой-то момент молодой парторг, сам, без преувеличения, обожавший большого футбольного мастера, окончательно проникается простым и ясным вопросом, связавшим его с людьми.

Конечно, нельзя забывать про особенности «зиловской демократии». Не ко всем начальникам, если брать ту же Москву 60-х, можно было обратиться на «ты». Однако исключительность ситуации волнует до сих пор. Выходит, мы получаем новое подтверждение постулата о роли личности в истории. В самом-то деле, Стрельцов в одиночку собирает представителей родного завода, которые ввиду иерархической специфики не так чтобы очень здорово взаимодействовали до того друг с другом. А тут вдруг выяснилось, что автозаводцы вместе — большая и добрая сила.

Хотя, что скрывать, была задействована и артиллерия главного калибра. «Мы писали, — продолжал А. И. Вольский, — о его досрочном освобождении. — Но безрезультатно. Пока однажды к этому не подключился сын Анастаса Ивановича Микояна, бывшего Председателя Верховного Совета СССР. И не подключил своего батю».

Интересный поворот получается в деле. Хотя полностью «безрезультатными» и «бесполезными» усилия заводчан во главе с молодым парторгом считать никак нельзя. Капля камень точит. Два долгих года — с 58-го по 60-й — завод вообще не предпринимал никаких шагов по освобождению Эдуарда. А тут пошла «бомбардировка» инициативами да ходатайствами, на которые трудно не обращать внимания. Рискну предположить: и вмешательство А. И. Микояна появилось тоже не на пустом месте. Ведь одно дело: просто высказать личное, пусть и авторитетное мнение, другое — уже с опорой на письма трудящихся.

Хотя и насчёт авторитетности — всё очень серьёзно. Анастас Иванович Микоян — тогдашний подлинный политический «тяжеловес» в советской иерархии. Он ещё с бакинскими комиссарами в Гражданскую войну взаимодействовал. И Ленина пережил, и Сталина. И Хрущёва забегая вперёд — тоже переживёт. В 1964 году он даже станет председателем Верховного Совета СССР, главой государства, если следовать тогдашней конституции. А позиции Е. А. Фурцевой к началу 60-х как раз пошатнулись. Так что заступничество человека, который к тому же активно участвовал в переговорах по решению Карибского кризиса 62-го, оказалось гигантским подспорьем. Но — ещё раз: без активной дружной работы всего ЗИЛа ничего бы с места не сдвинулось.

Ну а теперь пора вернуться к чёрной «Волге», присланной к воротам колонии, естественно, А. И. Вольским. В ней аж с семи утра ожидали освобождения Эдуарда прекрасный защитник автозаводцев и сборной Союза Виктор Шустиков, торпедовский администратор Георгий Каменский и, разумеется, мама Софья Фроловна.

Когда Стрельцов, наконец, вышел, Шустиков и Каменский рванули ему навстречу. Мать не двинулась с места. Устала.

Потом, когда они помчались к дому, на Автозаводскую, Эдуард вдруг попросил остановить машину. «Он вышел, — писал А. В. Сухомлинов, — снял чёрную, “зоновскую” телогрейку с отпоротой накануне биркой, где было указано “Стрельцов Э. А. № 1311”, и выбросил в сугроб.

— Так лучше будет, — пояснил друзьям».

Это точно. Мрачное, тюремное должно было безвозвратно уйти в небытие. Он и в дальнейшем не любил возвращаться к лагерной тематике. А зачем, действительно? Реабилитации всё равно не предвиделось — её, кстати, и до сих пор не удалось добиться. Оттого, видимо, в книге «Вижу поле...» он заявил почти сразу и вполне откровенно:

«Разочарую, наверное, кое-кого из будущих читателей, сразу их предупредив, что на печальном эпизоде в Тарасовке, где готовилась к чемпионату сборная и откуда я отбыл на милицейской машине совсем в другом направлении, останавливаться здесь я не стану.

Тот, кто ради этого эпизода книгу раскрыл, может её захлопнуть. Не огорчусь. Я человек, в жизни которого в ранней, подчеркну, молодости случилось большое несчастье, а не герой скандальной хроники. Стопроцентно уверен — не должно было такого со мной произойти. Но — произошло, никуда теперь от этого не уйдёшь.

Я не оправдываюсь. И тогда, между прочим, не оправдывался, хотя теперь-то можно сказать, мне подсказывали различные пути к самооправданию.

Я понёс наказание, за всё расплатился сполна. И вернулся в футбол».

Не приглаженный литзаписчиком — во что искренно верю — текст Стрельцова звучит и до сей поры чисто и сильно. Тогда, к моменту появления книги, после освобождения прошло менее двадцати лет. Немало, по-житейски судя, но и не так много, если учесть, что он говорит о себе, лично тот кошмар пережившем. И обратите внимание на горькое достоинство, с которым человек рассказывает о рубежном моменте собственной биографии. Нет обвинений кому-то, проклятий в чей-то адрес, однако нет и признания вины. «Большое несчастье» — и всё. Основное же: я за всё расплатился. И как выход из проклятых лабиринтов судьбы: «... вернулся в футбол». А перед этим остальное меркнет.

Правда, до настоящего возвращения было ещё весьма далеко. Оно, по совести сказать, вообще выглядело бы проблематичным при условии, что у власти остался бы Н. С. Хрущёв. Всё-таки одно — выпустить на свободу, другое — на поле. Статья-то была об изнасиловании. И что с того, что её переквалифицировали? Клеймо-то осталось. И ко всему прочему (если это недопонимал Никита Сергеевич, то уж окружение первого секретаря находилось в теме), возвращение Эдуарда на поле решительно угрожало... престижу лидера страны. Травили этого футболиста, в газетах правительственных полоскали, посадили, наконец, на вредных работах по максимуму использовали, до инвалидности пытались довести — и что? Ничего у товарищей власть имущих не вышло. И как кого называть при таком раскладе?

Кроме того, скорому возвращению на зелёный газон мешали и объективные причины. Действительно, представить себе, что отсидевший пять лет строгого режима игрок бодро сбросил чёрную робу с номером 1311 и, надев белую майку, побежал забивать командам высшей лиги, — практически невозможно.

Нет, период притирки и адаптации был жизненно необходим. А. В. Сухомлинов так описывает возвращение Эдуарда на родное предприятие:

«От дома до заводоуправления идти пятнадцать минут по Автозаводской улице. Поднялся на этаж. Зашёл в приёмную секретаря парткома. Раньше, до минувших пяти лет, он бывал здесь часто. Тогда у секретаря парткома Александра Ивановича Фатеева даже выпивали в кабинете».

Поскольку к фигуре бывшего парторга ЗИЛа возвращаться уже не будем, хотел бы вклиниться в счастливое, как увидим, повествование. А именно: по моему мнению, хвалить Александра Ивановича особенно не за что, однако и делать из него мелкого отступника и труса я бы не стал. Да, он дал показания на следствии, в которых мы ничего хорошего о Стрельцове не найдём. Так ведь и оказаться на месте Фатеева вряд ли найдётся масса желающих. Тем более тогда, в 58-м, он ничего не выдумывал. Бесспорно, хотелось бы, чтобы функционеры не только и не столько выпивали в личном кабинете с народными любимцами, но и не забывали о них при перемене декораций. Что ж, будем надеяться: следующие поколения партийных руководителей будут свято следовать нехитрому пожеланию.

По крайней мере, А. И. Вольский подал отличный пример. Время продолжить про возвращение Эдуарда:

«Молодая незнакомая секретарша, делая строгий вид и глядя поверх очков, спросила у Эдика:

— Вы к кому?

— Меня пригласил Аркадий Иванович.

Секретарша нажала кнопку селектора:

— Аркадий Иванович, к вам посетитель.

По обратной связи Эдик услышал отдалённо-знакомый голос:

— Из какого цеха? Кто?

Секретарша вопросительно посмотрела на Эдуарда.

— Из “Торпедо”, Стрельцов.

Секретарша повторила. Через несколько секунд из кабинета в приёмную буквально ворвался Аркадий Иванович Вольский и на виду у поражённой секретарши, ничего не знавшей ни о Стрельцове, ни о его нашумевшей истории, ни о том, откуда он накануне вернулся, “сгрёб в охапку” Эдика и утащил его в кабинет.

Из этой встречи, состоявшегося разговора понял Эдуард, что хозяин кабинета ему рад и по-прежнему принимает самое горячее участие в его судьбе. В заключение Аркадий Иванович сказал:

— Сейчас иди в отдел кадров. Тебя определят на работу в инструментальный цех. Потом иди в “Торпедо”. Там всё знаешь, учить не надо. Ждёт тебя руководство команды — Шебилов, Золотов, Хренов, ну и, конечно, ребята. Играть будешь пока за клуб, потом разберёмся.

Видимо, и сам Вольский не допускал мысли о том, как трудно и долго будет тянуться это — “разберёмся”».

Справедливости ради в том упомянутом предисловии Аркадий Иванович заметил, что «оформили Стрельцова в отдел технического контроля». Однако никакого разночтения нет: Эдуард потрудился и в инструменталке, и в ОТК. Важнее обратить внимание на краткую фразу Вольского: «Он вкалывал».

Чему, кажется, удивляться: Стрельцов на стройках коммунизма, спасибо советскому суду, уже целую пятилетку отмахал. А всё-таки на ЗИЛе для него — иной расклад.

Что скрывать, все большие советские спортсмены где-то числились. Рабочими — в том числе. При этом, понятно, Иванов со Стрельцовым значительно компетентнее смотрелись бы как слесари, нежели, например, майор Григорий Федотов в качестве командира подразделения. Но сейчас дело даже и не в квалификации.

В лихие 50-е Стрельцов хоть и не прятался никуда от поклонников с улицы Автозаводской, однако существовали неизбежные сборы, календарные игры чемпионата, выступления за сборную, которые были сопряжены с обязательными разъездами. Безусловно, в моменты его праздничного появления народ даром времени не терял. Соседа и земляка тащили на свадьбы и дни рождения, где он вроде как должен был «просто посидеть» как натуральный свадебный генерал — нового, социалистического общества. А одна девушка чуть не сутки провела у стрельцовских окон, чтобы заполучить кумира на проводы брата в армию — и добилась своего.

Однако то происходило в счастливые времена, когда он мог оказаться за одним столом даже с Е. А. Фурцевой. И каждый обрадованный им автозаводский житель понимал: это сегодня Эдик за «нашим столом». Завтра нужно опять приникать к репродукторам, чтобы услышать о настоящих подвигах добродушного увальня на футбольных полях планеты. Проще говоря, вся-то суть Стрельцова в том, что он всегда оставался тем, кем был, — и в малогабаритной кухне, и во время кремлёвского банкета. В этом, кстати, ещё одна причина недопонимания с Е. А. Фурцевой, действительно начинавшей ткачихой.

После отбытия срока и банкеты, и министры с фуршетами закономерно ушли в прошлое. Конечно, за малыми исключениями (вроде секретарши Вольского), никто из тружеников ЗИЛа не забыл: Эдуард — олимпийский чемпион, гордость страны и т. д. Но теперь у него иной статус. Настал момент, когда пришла пора доказывать, что ты вновь чего-то стоишь. Ныне «звезда» должна была спуститься вниз, умудриться не погаснуть и трудиться вместе со всеми так, чтобы вновь подняться и засиять уж навеки.

Наверное, ничего судьбоносного не произошло бы, если бы Стрельцов ошибся или недоработал. Но схалтурь он перед сослуживцами — и потерял бы их уважение. А главное — собственное уважение к себе. Ведь не так давно, по историческим меркам, они восхищались его искусством, и он, несмотря на глубинный демократизм, оставался избранным. Теперь надо было доказывать, что не зря. В сущности, тот же инструментальный цех и ОТК лишь могли подтвердить (и подтвердили): Эдуард Анатольевич был способен работать на крупном предприятии не хуже рядового сотрудника. Однако дар его распространялся выше и шире разных крыш и заборов.

Перейдём к подробностям. А. П. Нилин, пообещав читателю задержаться на «заводских буднях» Стрельцова, уделяет им два неравноценных абзаца. Начну со второго, он побольше:

«В ОТК он сначала тоже работал слесарем, делал то, чему его научили в позабытой жизни на “Фрезере”». (На «Фрезере», вынужден вмешаться, они занимались режущим инструментом. Что предопределяет работу сугубо на одном месте. А не то, о чём Александр Павлович сообщает далее с чрезмерной, на мой вкус, невозмутимостью). «Профессиональные водительские права он получил позднее, а поначалу на испытаниях сидел рядом с водителем. Машины брали с конвейера — Эдик вспоминал, что они испытывали грузовые модели: 130-ю и 157-ю, — разбирали их, рассматривали обнаруженные дефекты. Полигона на ЗИЛе тогда не было. Обычно уезжали в командировки, где и проводили испытания: столько-то ездили по асфальту, столько-то по булыжнику, столько-то по бездорожью».

Теперь напомню, кто такой слесарь ОТК. Он, по определению, — рядовой сотрудник, непосредственно выполняющий контроль качества продукции. В том числе и на промежуточных этапах обработки детали. После обмера и осмотра деталь идёт или в брак, или на переделку. При этом, как правило, такой слесарь имеет право на личное клеймо.

Выходит, Эдуард пошёл дальше: фактически освоил новую профессию — испытатель.

Новая модель — едва с конвейера, свежесобранная. А ежели ошибочки какие, недоделочки на стадии замысла, конструкции, сборки, наконец? Ведь и грузовичок, и дороги — наши. Сейчас-то, кто спорит, полегче в столице и области стало. А тогда в командировку надо было отправляться, чтобы асфальт гладкий искать. Это с булыжниками, выбоинами, ямами, ухабами, беспросветной грязью и круглогодичной распутицей дела нормально обстояли.

Ну а если только что выпущенный экземпляр даже не закапризничает, а просто развалится? Ясно же: упор в принципе не на шоссе делался.

Значит, слесарю ОТК Стрельцову вместе с водителем пришлось бы как-то выживать. И чтобы не допустить сей печальной перспективы, они разбирали и собирали, раскручивали и вновь закручивали, подтягивали и завинчивали так, дабы для начала самим здоровье не потерять (речь шла всё-таки о двигателе: там можно покопаться), а уж потом, чтобы народ забот как можно меньше имел. Предположу: ведь именно тогда право на «личное клеймо» становится нормой?

По крайней мере, Эдуард Анатольевич такое право явно заслужил. Он попозже и за руль при испытаниях сам сел. После того как заново на права сдал. Только теперь другими автомобилями управлять пришлось.

Дело в том, что обе модели — и 130-я, и 157-я — являются, без преувеличения, безусловными достижениями лихачёвского завода. «ЗИЛ-130» — машина подлинно народная, «устаревшая» через 40 лет, а к 1962 году лишь подготовленная к комплексным испытаниям. Уже в 1964-м 130-й пошёл в производство. А вот «ЗИЛ-157», строго говоря, существовал аж в 50-е годы. И являлся любимцем армии, потому как ей изначально и предназначался. Кузов у него, например, разом в три возможные стороны открывался: прыгать удобнее. Хотя собирались использовать машину, чтобы возить нечто более тяжёлое и опасное, нежели отделение солдат (это, правда, относится и к сугубо мирному 130-му). Так что Эдуард Анатольевич испытывал обновлённую версию — «ЗИЛ-157К». И испытал. Это, кстати, по поводу действенного его вклада в обороноспособность страны.

Теперь вернёмся к первому абзацу от А. П. Нилина:

«Во ВТУЗе он учился на факультете двигателей — и его поставили на работу по специальности в ОТК».

Здесь лаконичность как раз справедлива, потому что о поступлении в институт при заводе было сказано ранее. Интереснее иное. Во втуз поступали, имея, естественно, среднее образование. Стрельцов, мы помним, точно окончил в колонии восьмой класс. Поступил в девятый. Однако завершать обучение пришлось на воле и в вечерней школе. В феврале он вернулся, в мае—июне сдал необходимые экзамены. А десятый провёл без отрыва от производства. Причём любые послабления со стороны учителей были просто невозможны: что ж во втузе-то делать без физики и математики?

Так что же можно сказать, подытоживая разговор об адаптационном периоде? Без сомнения, на проведшего в каторжной, затхлой атмосфере Стрельцова пахнуло могучей волной чистого, свежего, весеннего воздуха. Но волна была так сильна, что непривычный человек мог задохнуться. А Эдуард и был таким «непривычным». В 50-е он тренировался, бился за страну и клуб, мучился с травмами — и при этом платили хорошие деньги, улучшали жилищные условия, да и народ любил его и почитал. А всё-таки многое решалось за него. Он-то выбор давно сделал: ещё когда с фанерным чемоданчиком и в несуразном ватнике очутился перед взором торпедовского руководства. Дальше — режим дня, месяца, года... пятилетки. Как, допустим, с учёбой в данном случае? Так когда же, если игры? И к двадцать одному году выходят семь оконченных классов.

Безусловно, вина в данной ситуации ложится на разнообразное зиловское начальство: талантливый парень должен был заниматься и в 50-е. Однако факт остаётся фактом: к 63-му жизнь делает который уж крутой поворот: мир открывается перед ним совсем по-другому. Но одно остаётся накрепко: не должен он подкачать. Ведь не за одного себя нёс ответственность — за остальных футболистов тоже. Многие же из товарищей по профессии, обладая куда меньшим дарованием, добившиеся несопоставимо меньших по сравнению со стрельцовскими результатов и не пережившие тех испытаний, что выпали на его долю, — ломались, спивались, опускались. Потому и шутки про мастеров кожаного мяча становились даже злее, чем сразу после войны.

Стрельцов же доказал, что мужчина, будучи настоящим спортсменом, способен на серьёзнейшие достижения в нестандартной для него ситуации. Эдуард Анатольевич сумел с потрясающей органикой влиться в жизнь «по заводскому гудку», вновь заработав уважение тех, кто рукоплескал ему исключительно как великому футболисту. Про тех же, кто вопил по поводу его избалованности и развращённости, приходится вспоминать лишь по необходимости. Помнится, записные газетчики взахлёб описывали дремучее невежество Стрельцова, его удалённость от какой-либо реальной жизни. Так как же быть с разобранным, вновь собранным и непосредственно испытанным для будущих поколений зиловским двигателем? Впрочем, С. Д. Нариньяни и И. М. Шатуновский предпочитали, конечно же, другие автомобили.

И во втузе он, между прочим, начал совсем неплохо учиться. Сестра будущей жены Галина, ставшая позже кандидатом физико-математических наук, занималась с Эдуардом и отмечала его несомненные способности к техническим дисциплинам. «ВТУЗ я бы обязательно закончил», — уверял он позднее.

...Так в повествование вновь незаметно вошла женщина. Это потому, что в нашей жизни всё переплетается. Надо сказать, что восстановить отношения с бывшей женой Эдуарду не удалось (хотя некоторые шансы имелись), зато начался новый роман. Со счастливым продолжением.

С Раисой Михайловной Фатеевой Эдуард познакомился вскоре после выхода из колонии. Даже дата знакомства известна: 12 февраля. Девушка была тоже местная, с Автозаводской улицы. Стоит, правда, признать: у него, вышедшего на волю после лагерного кошмара, буквально кружилась голова от того, что можно вообще видеть женщин, вновь общаться с ними, ухаживать, пользоваться их вниманием и благосклонностью. Поэтому будет и ещё одно знакомство примерно в это же время — со скорым, правда, расставанием (к чему вернусь значительно позже).

Весна того года для вернувшегося к нормальной жизни молодого человека получилась бурной и радостной, а отношения с Раисой развивались весьма стремительно. В августе 1963-го было подано заявление в загс, а в сентябре состоялось бракосочетание.

А. П. Нилин, прекрасно знакомый с Раисой Михайловной (у Стрельцова дома книга «Вижу поле...» и писалась), отметил: Эдуарду всегда нравились «крупные — в теле — женщины». Я бы, рассмотрев фотографии как первой, так и второй супруги великого футболиста, добавил: он совершенно точно любил женщин безоговорочно красивых. Так как обе жены именно такой оценки и заслуживают. То есть безупречный вкус проявлялся не только на зелёном поле.

И, конечно, новая семья, где 1 февраля 1964 года родился сын Игорь, очень помогла Стрельцову в предложенных судьбой обстоятельствах. Тут мало сказать обычные банальности (при их абсолютной справедливости): мол, получил крепкий тыл, налаженный быт, стабильность. Немаловажно и то, что Эдуард входил в семью, где не было мужчины. Отец жены и двух её сестёр, Надежды и Галины, скончался в 1958 году, как раз во время того страшного судебного процесса. И вышло так, что Стрельцов оказался в известной мере ответственным за счастливую жизнь не одной, а сразу четырёх женщин — хотя и разного возраста. Не исключено, что той ответственности ему раньше и недоставало. Потому что своеобразный «мужской груз» он пронесёт вполне достойно.

Но это будет позже, когда Эдуард Анатольевич встанет, по расхожему выражению, на ноги. А тогда, в 63-м, весь женский состав принял его с наивозможной душевностью и теплотой. Так Стрельцов разом стал и мужем, и сыном, и братом. Причём старшим братом. Не забудем к тому же такую деталь: Раиса трудилась в ЦУМе, и изрядное время, пока супруг не возвратился в профессиональный футбол, зарабатывала не меньше мужа с его инструменталкой и даже героическими испытаниями при ОТК.

Ведь супруга Эдуарда заведовала складом мужской одежды центрального московского магазина. Потому все в семье были нормально одеты и обуты. И ни о каких конфликтах в семье свидетельств не имеется.

Ко всему прочему, Эдуарда безусловно порадовало немалое количество благоприобретенных родственников. Буквально на первом же общем празднике он с удовольствием встречал объятиями и поцелуями только что полученных дядей и тётей. Они ещё толком и не были знакомы. Однако на него никто, опять же, не обиделся. Видно же было: всё идёт от души. От того, что очень уж он одинок, а те, кто ошивался рядом в «минуту славы», — куда-то делись с приходом нелёгких времён. Что же до Софьи Фроловны, то не может же, согласитесь, здоровый мужчина вечно держаться рядом с подолом матери.

Одним словом, обретение семьи для Эдуарда Анатольевича — большое и важное событие. Разумеется, не всё будет в дальнейшем безоблачно. Семейной жизни без ссор не бывает. Однако главное уже не изъять: у него появился собственный дом. Суть даже не в жилплощади (с которой в 60-е тоже сложится нормально, по заслугам) — имеется в виду духовное понятие, которое квадратными метрами не ограничивается. Такой дом принципиально всегда с тобой, даже если ты бог знает в каком отъезде.

Продвигались потихоньку и футбольные дела. А. И. Вольский, если помните, снарядил Стрельцова выступать за клубную — первую мужскую — команду «Торпедо». Но не мог же Эдуард при этом пропустить первенство самого автогиганта. Цеха тоже соревновались.

Лучше всего об этом расскажет А. Т. Вартанян:

«Слухи в странах закрытого типа, к коим на протяжении десятков лет относился и СССР, — альтернативные средства массовой информации, восполняющие или корректирующие официальный источник. “Стрельцов вернулся, облысел, погрузнел”, “играет на первенство Москвы, штук по десять-двенадцать забивает”, “народ на него валом валит”... В общем, всё так и было, за исключением количества забитых мячей... Скудная информация просачивалась лишь в ЗИЛовскую многотиражку “Московский автозаводец”, тощую газетёнку, предназначавшуюся для внутреннего пользования... Стрельцов в самом деле играл за заводскую команду в зимнем чемпионате Москвы. Результаты матчей газета сообщала нерегулярно. Побед я насчитал больше, чем неудач. В третьем туре, например, в принципиальном матче с “Динамо” автозаводцы выиграли 1:0. Гол забил Стрельцов. Опубликовала газета и таблицу первенства завода. Первым стал ОТ К, за который играл Стрельцов. Чемпион выиграл 11 матчей из 11 с общим счётом 34:5. Даже если все мячи забил Стрельцов, десять за игру не получается».

Нетрудно убедиться: Аксель Татевосович всегда исключительно скрупулёзен. Однако обратите внимание: слухи-то, по сути, подтверждаются. Просто 10—12 мячей в футболе от одного исполнителя — редкость необыкновенная. Столько и в хоккее теперь уже не увидишь. К тому же, как ранее упоминалось, так называемое клубное первенство столицы представляло собой турнир уникальный и, без преувеличения, сильный. За тот же «Спартак», припоминает А. П. Нилин, выступали Н. П. Симонян, Н. Т. Дементьев, а также легендарные хоккеисты, отменно освоившие и игру с мячом, — братья Б. А. и Е. А. Майоровы с В. И. Старшиновым. В таком соревновании соло из десяти голов невозможно. Да, чемпионат завода, безусловно, на такой уровень не тянул. Однако ставший родным ОТК всё-таки победил с абсолютным результатом.

Но дело же, понятно, не в цифрах. «Народ валит валом» — здесь ключик.

Ничего, получается, тот народ не забыл. Его не обманули, не распропагандировали при исчерпывающих к тому возможностях. Конечно, никаких колонн в защиту обожаемого игрока не формировали. А только люди всё равно своё мнение высказали, вроде как проголосовали.

Причём не только массовостью во время посещения игр. А. Т. Вартанян приводит текст письма трудящихся ЗИЛа, обращённого к секретарю ЦК КПСС по идеологии Л. Ф. Ильичёву:

«Кто заинтересован в том, чтобы Стрельцов не играл в футбол, а любители этого вида спорта не получали эстетического удовлетворения? Провинился человек, он понёс наказание. Неужели за совершенную ошибку человек должен расплачиваться всю жизнь? Почему надо лишить человека любимого дела? Он должен иметь право играть в футбол в рамках своих способностей. Если с этим не согласны некоторые люди, от которых зависит решение данного вопроса, то мы просим Вас дать им, а вместе с ними председателю высшего Совета физической культуры и спорта тов. Машину указание прибыть к нам, работникам автозавода им. И. А. Лихачёва, побеседовать с нашим, многотысячным, кстати сказать, коллективом и послушать наше мнение».

Больше тысячи подписей удалось собрать. Некоторые обороты («эстетическое удовлетворение», «расплачиваться всю жизнь», «кстати сказать, многотысячным коллективом») указывают на руку А. И. Вольского. Слесарь так сам не напишет, однако, ознакомившись с текстом, с удовольствием и на добровольных началах присоединится к петиции.

«В то же время, — подтверждает это сам Аркадий Иванович, — шла настойчивая борьба за то, чтобы ему разрешили играть. Она длилась полтора года. Не хочу ничего плохого говорить про прежних руководителей федерации футбола, но они совершенно не отстаивали Стрельцова. Бился только один завод».

Однако пока бой шёл не на равных. 27 июля последовал ответ из идеологического отдела ЦК КПСС за авторством сотрудников означенного отдела В. Снастина и И. Удальцова:

«В настоящее время некоторые руководители общественных и спортивных организаций завода имени Лихачёва стараются... преуменьшить его вину, представляя тяжкое уголовное преступление, совершенное им, как “ошибку”. Несмотря на то что с момента досрочного освобождения Стрельцова из тюремного заключения прошло всего пять месяцев, он рекламируется как хороший и дисциплинированный рабочий, а также квалифицированный футболист, игра которого доставляет эстетическое удовлетворение».

Особенно же интересна аргументация этой явно негативной позиции. Итак, первое: Стрельцов, вернувшись в класс «А», получил бы возможность выезжать за границу вместе с командой, а это вызвало бы нездоровую сенсацию, так как «его история», оказывается, «нашла широкое освещение в зарубежной прессе».

«Коварный зарубеж» будет пугать чиновников в связи с Эдуардом Анатольевичем ещё долго — даже на чемпионат мира 66-го года из-за этой бестолковой осторожности не возьмут. А тогда, в 1965-м, охранителям казалось, что не связанные по рукам и ногам «забугорные» СМИ обязательно полезут с вопросами об аресте, суде, заключении и освобождении. И что отвечать? Дать Стрельцову нужный «ответный» текст, чтобы выучил? Не смешно. Изолировать его? Невозможно.

Создавалось впечатление, что хрупкий деревянный кораблик советской идеологии не выдерживал этой крупной, тяжёлой фигуры. И лодку-то никто не раскачивал — попросту размеры пассажира и плавательного средства оказались несопоставимы. Хиленькая конструкция со Стрельцовым на борту неизбежно начинала вертеться, крениться, зачерпывать воду и в результате пресерьёзно тонуть.

При этом В. Снастин и И. Удальцов уже как пример приводят случай в Горьком.

На этот раз вновь требуются уточнения. У А. И. Вольского та знаменитая история рассказана так: «Однажды мы допустили непозволительный для себя шаг. Команда играла в Горьком. Вдруг весь стадион начал кричать: “Стрель-цо-ва! Стрель-цо-ва!” Естественно, без разрешения никто на поле его выпустить не мог. Тогда люди начали поджигать газеты. Это было страшное пламя. Загорелась даже часть трибун. Почти пожар. В перерыве к нам в раздевалку пришёл один из руководителей Горьковского автозавода: “Ребята, если вы не выпустите его, они сожгут весь стадион”. И тогда я говорю тренеру Марьенко: “Знаешь что, выпускай Стрельцова. В конце концов, ничего страшного в этом нет. Ну, накажут...” Эдик вышел. Стадион принимал его стоя».

В июльской 1963 года записке указанных функционеров сказано почти то же: «В г. Горьком накануне товарищеской игры по футболу на центральном стадионе по радио было специально объявлено, что в составе московской команды “Торпедо” выступит Стрельцов. Когда по настоянию руководителей Центрального совета Союза спортивных обществ и организаций СССР Стрельцов не был допущен к игре, большая часть зрителей скандировала “Стрельцова на поле!” до тех пор, пока во избежание беспорядков на стадионе не было принято решение допустить Стрельцова к игре».

Конечно, писать о чуть не уничтоженном советском стадионе — это уже чересчур. Зато в отклике сотрудников ЦК чётко указано: прозвучало объявление по громкой связи: «Стрельцов непременно выступит». Таким образом, камень в свой огород получали и горьковчане: к чему анонс давать? Хотя, мне думается, народное «сарафанное» радио ещё накануне раструбило, что он едет. И пусть пока не выдержит весь матч — во втором тайме точно появится. При этом особенности советского законодательства горьковских тружеников вовсе не занимают. Это московские идеологические специалисты припоминают про условно-досрочное освобождение, недвусмысленно делая упор на условности стрельцовской свободы, которой так хочется лишить: ведь ещё один аргумент пропагандистов связан с плохим влиянием Стрельцова на нашу советскую молодёжь. Чему же научатся юноши и девушки, коли так вот вредного для государства человека приветствуют стоя?

Подчеркну, сам Стрельцов никогда никого ни к чему не призывал. Его дело — исключительно футбол. Другой вопрос, до чего же он поднял ту игру с мячом, если нам до сих пор приходится реагировать и уточнять детали?!

Ибо у А. И. Вольского горьковский скандал отнесён к 65-му году. А случился он в 1963-м. В том самом году, когда Л. И. Брежнев стал председателем Президиума Верховного Совета СССР. Впрочем, первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущёв чувствовал себя на троне весьма комфортно: кто-то даже поговаривал о возвращении культа личности. Леонид Ильич, ознакомившись с запиской В. Снастина и И. Удальцова, согласился с их резолюцией:

«В связи с изложенным вносятся предложения:

— просьбу о включении Стрельцова Э. А. в состав футбольной команды мастеров класса “А” считать неправильной;

— поручить Московскому горкому КПСС дать соответствующие разъяснения по данному вопросу партийному комитету и руководству Автомобильного завода им. Лихачёва, обязав дирекцию и партком завода обеспечить правильное отношение коллектива завода к вопросам воспитания спортсменов и развития физической культуры и спорта на заводе.

Просим согласия».

И Брежнев, и Л. Ф. Ильичёв поставили подписи, присоединившись к той «просьбе». Конфликт, связанный со Стрельцовым, раздувать не стоит.

Между тем Стрельцов провёл за автозаводцев в 1963 году не один такой скандальный матч. П. А. Васильев и О. Ю. Лыткин в книге «Гвардия советского футбола» свидетельствуют, что 25 июля (интересно, успели В. Снастин и И. Удальцов ознакомиться с отчётами о той встрече?) «Торпедо» провело в Одессе товарищескую игру с местным «Черноморцем». Центральная пресса о ней ничего не сообщила. А вот одесское радио несколько раз объявило о знаменательном событии. И публика, поняв, что это не шутка, заполнила стадион. Понятно, не ошиблись: Одесса всегда понимала, на кого надо ходить и кто не подведёт. Вот и Стрельцов забил дважды хорошему голкиперу, товарищу по олимпийскому Мельбурну Борису Разинскому. Как именно это получилось, рассмотрим в следующей главе. А пока обратимся к зарисовке, сделанной великолепным журналистом А. Р. Галинским:

«В Одессе, в раздевалке “Торпедо”, сидел, зашнуровывая бутсы, уже не юноша с открытым нежным светлым лицом и симпатичным русым коком над высоким лбом, а грузноватый, сильно лысеющий мужчина. У юноши были красивые сильные длинные ноги, теперь же ноги Стрельцова напоминали колонны. Он поднял голову, внимательно посмотрел на меня и несколько напряжённо поздоровался. Я сказал: “Эдик, всё будет хорошо!” Он ответил: “Я надеюсь”... Ужинали футболисты практически всухомятку, уже в самолёте. Стрельцов, рассказали мне, есть не мог».

Да, 40 тысяч одесситов насладились мастерством виртуоза, не прибегая к крайним горьковским мерам. И народ со своим героем доказали верность и преданность друг другу.

Зоркий А. Р. Галинский разглядел даже не редеющие благодаря труду на вредном производстве волосы на голове, но совершенно иные ноги. Они стали мощнее, шире, однако утратили стройность. Отсюда простой вопрос: а сможет ли он бегать так же? Скорость не потеряет? Ответа пока нет и не может быть. Эдуард на тот момент и сам не уверен ни в чём, хотя и надеется. А как же иначе?

Несомненно одно: в профессиональные нагрузки возвращаться архитяжело. В том-то и дело. Зрители, конечно, мечтали вновь наслаждаться его исполнением. И Стрельцов мечтал вновь выйти на арену. Но такого вполне могло и не произойти по причинам чисто технического, я бы сказал даже медицинского, свойства. Потому что футболист, несмотря на то, что с автозавода, всё-таки не является непосредственно зиловским грузовиком, который всегда можно перебрать, найти ошибку и собрать заново. Человек всегда многофункциональнее любого им же созданного механизма.

...Тем не менее именно люди, отвечавшие за сохранение и действенность автомобилей, продолжали бороться за окончательное возвращение Эдуарда к любимому делу. И этому помог — из песни слова не выкинешь — октябрьский пленум ЦК КПСС, освободивший первого секретаря Н. С. Хрущёва от занимаемой должности.

Стоит признать: кадровые перемены на какой-то момент всколыхнули страну. При этом не думаю, что Л. И. Брежнев так уж интересовался футболом, и Стрельцовым в частности. Однако он пришёл к власти вроде как демократическим путём (про подковёрную борьбу население не ведало). Поэтому и решения нужно было принимать простые, понятные, популярные. Тогда же открыли жуткий порок на государственном уровне под названием «волюнтаризм». А он и был наглядно, прямо-таки идеально проявлен в «деле Стрельцова».

И в том конкретном случае неуёмная деятельность автозаводцев с их молодым вожаком замечательно подошла к сложившейся ситуации. Собранные подписи передовиков, среди которых одна Клавдия Давыдовна Емельянова-Щукина (знатная стерженщица была удостоена звания Героя Социалистического Труда не так давно, 7 марта 1960 года) чего стоила, на этот раз особенно подействовали на новоявленного государственного лидера. Слова Леонида Ильича, сказанные по этому поводу, надо привести полностью: «А я не понимаю... Если слесарь отбыл срок, то почему ему нельзя работать слесарем?» То есть и футболист ничем не лучше и не хуже.

Итог: Эдуард получил возможность играть за «Торпедо».

Что же представляла из себя зиловская команда в отсутствие Стрельцова? Собственно говоря, о превосходном чемпионате страны 1960 года уже сказано. Торпедовцы и следующий сезон провели сильно. До последнего момента вновь оспаривали золотые медали, лишь в финишном створе уступив первое место блеснувшим киевским динамовцам с молодыми крайками Валерием Лобановским и Олегом Базилевичем, имевшими на острие «копья» форварда сборной СССР Виктора Каневского. Больше того, в финал Кубка автозаводцы тоже вышли, где проиграли, правда, боевитому донецкому «Шахтёру».

Такой получился небольшой «шаг назад». Однако заводское руководство то маленькое отступление (возможно, перед будущим рывком) расценило как провал. И «Торпедо» в очередной раз покинул В. А. Маслов.

Это была ошибка начальства. «Волюнтаризм», можно сказать. Потому что ещё через год из коллектива уйдут отменные исполнители: Слава Метревели — в тбилисское «Динамо», Николай Маношин — в ЦСКА, Геннадий Гусаров — в столичное «Динамо», а Леонид Островский — в киевское. (А после чемпионского сезона в «Спартак» перешёл ещё и Юрий Фалин). Помните письма в колонию от болельщиков? Что ж, Валерий Воронин остался. Будем считать это стрельцовским дипломатическим успехом.

Так, быть может, какой-то тренер плохой заменил Маслова в команде? Нет, конечно. Георгий Иванович Жарков был отменным футболистом (не чета среднему правому нападающему 30-х Виктору Маслову), пятым, кстати, на тот момент бомбардиром чёрно-белых за всю историю выступлений (63 мяча за клуб), представителем славной династии уважаемых всей страной мастеров. В. М. Шустиков в воспоминаниях крайне деликатно характеризует наставника:

«Он действительно всего себя отдавал “Торпедо”. Старался поднять дух команды, любовно сохранял московские традиции, много работал с людьми...

Но команда — чрезвычайно тонкий механизм, и малейшая разладка какой-то части сразу нарушает его работу. А у нас разладка произошла в головной детали. Ушёл не просто тренер — с Масловым мы утратили то, что нас всех объединяло, что делало нас не просто партнёрами, а друзьями-единомышленниками, беспредельно преданными своему клубу.

Ещё раз хочу особо подчеркнуть, что лично к Георгию Ивановичу Жаркову ни у кого не было претензий ни как к человеку, ни как к тренеру. Наоборот, мы очень ценили его. Но человек не может менять свои привязанности по приказу. Кто-то из ребят посчитал, что именно теперь настало время поискать себе лучшее место под солнцем. Кто-то счёл себя вправе именно сейчас заявить об исключительности той роли, которую играет в команде...»

Итог 62-го года — 7-е место — никого в клубе, конечно, не устроил. И в 63-м на тренерский мостик заступил Юрий Золотов. «Юрий Васильевич, — продолжает В. М. Шустиков, — принял предложение стать старшим тренером “Торпедо” в ту пору, когда на это отважились бы очень немногие». Однако претендовать на медали ослабленные автозаводцы, конечно, не могли. И работа при Ю. В. Золотове шла, скорее, на перспективу. А в сезоне-63 торпедовцы опустились на десятую строчку. После чего начальство, без особого сожаления, рассталось и с Золотовым. Но нельзя не согласиться: основу для будущего взлёта создал именно Юрий Васильевич. Потому что в 64-м чёрно-белые под водительством ещё одного своего бывшего игрока В. С. Марьенко вновь боролись за первое место в чемпионате СССР. Да так, что потребовался дополнительный поединок с тбилисским «Динамо», который и должен был определить обладателя золотых медалей. Удача улыбнулась южанам, в рядах которых отменно освоился недавний автозаводец Метревели.

При этом стало ясно: к 1965 году торпедовцы вернулись на ведущие позиции. Сформировался мощный, дружный, умелый коллектив, которому не хватило всего ничего до чемпионства. Чего-то такого, что и измерить трудно. Или, наоборот, кого-то, о ком говорили всё громче и громче, кого ждали с нетерпением.

Тут Леонид Ильич и произнёс свою лучшую, не исключено, фразу за почти 20 лет правления — насчёт слесаря и футболиста. Которая, по сути, и дала Стрельцову возможность выступать за команду мастеров, то есть вернуться полноценным образом.

Впрочем, до его триумфального возвращения надо было ещё, что называется, дожить. Ведь острым, неудобным ребром встаёт наипервейший вопрос: а как подготовиться к сезону после семилетнего (!) перерыва? Если к тому же предсезонку с командой пройти не удалось? Бесспорно, игры на первенство Москвы и ЗИЛа дали немало, однако это всё-таки не тот уровень. Не устану подчёркивать: класс чемпионатов страны середины 60-х был весьма высок. И противный, «договорной» дух ещё не проник в отечественное первенство (первые свидетельства о его появлении относятся к 66-му году). В высшем дивизионе соревновались 17 команд. Значит, каждый соискатель чемпионского звания должен был провести 32 матча с максимальным напряжением сил.

«Торпедо» начало работать над физическими кондициями сразу же после Нового года. 7 января «Советский спорт» в материале «Футболисты выходят на лыжню» процитировал начальника и старшего тренера команды В. С. Марьенко:

«В этом году мы увеличили не только продолжительность подготовительного периода, но и тренировочные нагрузки, их интенсивность. Сейчас работаем двумя группами, длительность одного занятия — почти три часа.

Что будем делать на первых порах? Помимо тренировок в зале раз в неделю будем приходить в Лужники. Сначала в манеж — отдать дань “королеве спорта”, затем в бассейн. Один тренировочный день будет посвящён гимнастике и хоккею, а по субботам — лыжные вылазки или, в зависимости от погоды, хоккей. К концу января предполагаем выйти на заснеженное поле с мячом».

На «заснеженное поле с мячом» Эдуард имел возможность выйти, поскольку зимой, как неоднократно упоминалось, футбольная жизнь в столице не замирала, но обратите внимание, как много он пропустил из вполне толковой (что подтвердит ход первенства) предсезонной подготовки под руководством В. С. Марьенко и его помощников — В. Горохова и Б. Хренова. Потом-то летать по огромной стране придётся и биться в каждом поединке, а «физика» и закладывается именно в нелюбимые футболистами позднюю зиму и раннюю весну.

21 февраля, не удовлетворившись зимними московскими газонами, торпедовцы отправились в Австралию, где провели на отличных полях шесть встреч (пять побед, одна ничья, разница мячей 16:2). А. Вит напрасно переживал после первого тура по поводу недостаточной готовности автозаводцев. Напротив, они отлично использовали важнейшее для команды время: и потренировались, и на зелёной травке наладили взаимодействие, и, конечно, чуть подзаработали.

Беда в ином: Стрельцова с ними не было. И не могло быть. Мы же не забыли записку В. Снастина и И. Удальцова. И возникает вопрос: а как же Эдуард Анатольевич готовился к сезону, ежели там не успел, а туда не пустили?

Сложно пришлось. Пока торпедовцы гостили на Зелёном континенте, дубль под руководством Алексея Анисимова, соратника Стрельцова по автозаводскому нападению 50-х, занимался в Хосте (ныне — микрорайон города Сочи). Эдуарду Анатольевичу ничего не оставалось, как примкнуть к молодёжи. Безусловно, он старался, однако с основой, не с запасными нужно не просто сыгрываться — «сживаться» на весенних тренировках, чтобы каждый чувствовал манёвр партнёра. На что пришлось всего десять дней сбора с возвратившимися на родину футболистами стартовой «обоймы». Стрельцов, правда, поучаствовал в контрольных встречах против ижевского «Зенита» (8:3) и кутаисского «Торпедо» (6:2). Но всё же австралийская поездка ему как профессионалу была совершенно необходима. Так увы...

Хотя не было, как говорится, счастья — несчастье помогло. Отличный нападающий Борис Батанов пропустил зимние лыжно-хоккейные занятия из-за того, что сдавал сессию в школе тренеров, в Австралию же тем не менее отправился, даже с капитанской повязкой на поле выходил. Однако недотренированность дала о себе знать, и на изумительных заокеанских полях форвард повредил мышцу бедра (он, кстати, и в прошедшем, 64-м, много не играл по той же причине). По возвращении в Хосту Батанов (на тогдашнем жаргоне «Боб») принялся за самостоятельную работу. Он, как вспоминал А. П. Нилин, «бегал индивидуальные кроссы вдоль железной дороги в сторону Кудепсты, добегал до моста через реку и обратно. Эдик подошёл к нему: “Боб, я тоже буду с тобой бегать”. Боб знал, что Стрельцов кроссов из-за своего плоскостопия в прежние времена избегал, а тут бежать надо по жёстко выбитой тропинке. Но на юге весной шестьдесят пятого Эдуард бегал с Батановым всякий день минут по тридцать-сорок...».

Предсезонные кроссы игроки, за редким исключением, вообще-то дружно ненавидят. Дело не в лени — просто тот бег по пересечённой местности страшно далёк от футбольного творчества. А тут два искусника и технаря, не самых юных, заметно лысеющих, активно и старательно сопровождали идущие мимо поезда, к тому же в свободное от остальных нагрузок время. Причём если Батанов всегда считался замечательно работоспособным исполнителем, поспевающим везде, то Стрельцов брал вроде бы иным: чутьём, рывком, ударом и в игре выделялся яркой взрывной импровизацией, а не освоенным километражом. Не забудем и о физическом состоянии: недурно вспомнить, что ему пришлось перенести и где он находился всего два года назад. В таких случаях организм не всегда может воспринимать команды мозга с безупречной однозначностью...

И всё же, несмотря на все старания, полноценно подготовиться к сезону Эдуарду не удалось. Такое не представлялось возможным.

Последнего обстоятельства многочисленные любители футбола не принимали и не желали принимать. И, как это ни жестоко, — понять их можно. Слишком уж заждались они Стрельцова.

Накануне открытия сезона в «Футболе» и «Советском спорте» появились составы команд. И в торпедовском нападении значился Стрельцов Эдуард, 1937 года рождения. Без звания: его же разжаловали из заслуженных. Рядом в списке два «ЗМС» — Валентин Иванов и Валерий Воронин, лучший игрок прошлого сезона. И ещё 14 мастеров спорта.

И всё-таки на их фоне для непосвящённого 27-летний форвард смотрелся в том опубликованном составе странновато. Правда, умница К. С. Есенин указал в еженедельнике и количество проведённых игр за клуб, и число забитых мячей. У торпедовского «новобранца» получилось так: 89 матчей, 49 голов. Так что совсем юный болельщик мог удивиться этакой несуразице. Но, думается, старшие постарались объяснить ситуацию.

Однако история историей, а тревоги конкретного наступающего сезона-65 справедливо выразил Александр Вит в «Футболе»: «В команду вернулся Э. Стрельцов. Торпедовские сторонники возлагают на него большие надежды. Но ведь наивно полагать, что после длительного перерыва он сразу начнёт играть в полную силу, да ещё в составе, который, судя по первому матчу, уступал своим соперникам в скорости действий, то есть в том, что всегда было коньком команды».

Первый матч был действительно проигран вчистую бакинскому «Нефтянику». Тот факт многих ввёл в глубокую тоску. Что спорить, 0:3 — много. Но это же всего первый тур первенства, к тому же на выезде против всегда вдохновенно выступавшей дома азербайджанской команды. Ничего, по идее, страшного не стряслось.

Огорчило другое. В том же номере еженедельника анонсировался мини-конкурс: «Кто раньше забьёт 50-й гол в чемпионате?» У киевлянина Андрея Бибы к старту первенства — 47 забитых мячей, у его одноклубника Олега Базилевича — 46, у спартаковца Галимзяна Хусаинова — 43, у московского армейца Владимира Федотова — вообще 40. Стрельцова же с его 49 голами попросту не включили в список соискателей. Вопиющая бестактность! Да, в итоге динамовец Биба раньше достигнет заветной отметки, но что с того?

По крайней мере, голевой пас удался Эдуарду Анатольевичу уже во втором туре. О московской игре 21 апреля с «Крыльями Советов» в присутствии 45 тысяч зрителей лучше всего расскажет очевидец, А. П. Нилин:

«На следующий день мы смотрели на Эдика с трибуны Лужников... Стадион следил за ним одним, удерживаясь от скепсиса, гася нетерпеливость. Но каждый на трибунах надеялся увидеть шаг Стрельцова навстречу нашим ожиданиям от него, хотя бы намёка на чудо.

И до намёка он снизошёл... Приворожив мяч ласкающим касанием, он двинулся с ним прямо, взглянул на защитников, как бы пересчитывая их, поставил вдруг вместо ожидаемой в короткой фразе точки запятую, сочинив на ходу остроумный зигзаг... Он остановился, как запнулся, словно что-то очень важное для себя вспомнив, и мяч, прокинутый пяткой, мелькнул влево под удар Иванову. И через мгновение, не взглянув даже вслед мячу, с биллиардной виртуозностью вонзённому в угол ворот, Кузьма бросился к Эдику и ладонями сжал его раздвинутые улыбкой щёки...»

Шедевр? Да. Однако это всего второй тур. Взаимодействие пошло «по памяти». Это связано с такой человеческой многофункциональностью, которую и разнопрофильные НИИ вряд ли смогут объяснить исчерпывающе и понятно. Как бы то ни было — перед нами восстановление утерянного, позабытого за долгие годы. На этом багаже можно выиграть пару матчей или чуть больше. А первенство взять нельзя. Нужно искать новые схемы, связки, оттачивать взаимодействие с футболистами совсем другого поколения. При этом Стрельцов травмировался уже в следующем матче с «Пахтакором», когда его заменили уже на 31-й минуте. Думаю, что дело не только в грубости защитников — ещё и тело не выдерживало напряжения классного турнира. Сколько ни бегали они с Борисом Алексеевичем вдоль железной дороги, сколько ни старались, — повреждения ещё дважды не дадут Эдуарду Анатольевичу в том сезоне выйти на поле.

И как ему непросто было восстанавливаться после тех травм! Ведь и «честолюбивые дублёры» подросли. Владимир Щербаков по основному амплуа — как раз центрфорвард. Его тёзка Михайлов — постарше, 1939 года рождения, тоже тяготел к игре под «девятым номером». И как же быть? Соперничать за место? Отнюдь — взаимодействовать. Благо старший тренер В. С. Марьенко позволял меняться местами на поле. Главное — эффективность при завершении атаки.

Одним словом, к шестому туру «Торпедо» лидировало. А Александр Вит 30 мая писал в «Футболе» после выигрыша у одесского СКА: «...Удачные и неожиданные действия Э. Стрельцова и В. Щербакова дали торпедовскому нападению остроту, достаточную для победы». И такую, скажу вам, «остроту», что Щербаков забил с двух-трёх метров с подачи старшего товарища (при этом отсутствовали Иванов и Воронин, вызванные в сборную).

13 июня в том же еженедельнике В. И. Дубинин отметил после гостевой победы 2:0 над «Шахтёром» совершенно сформированную группу атаки: «Надо полагать, что В. Иванов, В. Щербаков, Э. Стрельцов и О. Сергеев при поддержке В. Воронина сделали всё возможное для того, чтобы доказать противнику ошибочность избранного им средства для победы, так как “Шахтёр” в конце игры вернулся на путь истинный (горняки провели первый тайм излишне академично. — В. Г.), но сделать уже ничего не смог».

Ансамбль в нападении создавался буквально по ходу первого круга. Пожалуй, лишь левый нападающий Олег Сергеев оставался на прежней позиции. А так — и Щербаков уходил на правый край, смещаясь при этом в центр, и Иванов демонстрировал отменное движение по фронту атаки, даже чистый, казалось бы, хавбек В. Воронин выдвигался в нападение. Стрельцов же объединял это талантливое многообразие изумительным чувством комбинации, которая творилась прямо на глазах у восхищенных зрителей и растерянных соперников. Конечно, его иногда не понимали партнёры: всё же Михайлов и Щербаков, при всём к ним уважении, — не мастера калибра лучшего бомбардира чемпионата мира-62 Валентина Иванова. Но достигнутое не в этом. А. В. Башашкин, анализируя игру с тбилисцами (прошлогодними, напомню, триумфаторами), отмечал, что автозаводцы действовали «просто и рационально», а получалось у них «всё как-то легко». Так, на мой взгляд, функционирует живой организм — не машина. И вовремя возвращённый в хорошую команду Стрельцов добавил естественности и одновременно непредсказуемости в действия одноклубников.

Ведь он так хотел играть! И вот можно обыграть, отпасовать, задумать, осуществить, перехитрить — и не мысленно, а в конкретном поединке, здесь и сейчас. А что до его собственных голов... Да бог с ними. Придут, куда денутся.

10 июля, в 12-м туре, случится сразу дубль в выигранном поединке с минским «Динамо»: он положит и 50-й, и 51-й мячи в ворота противника. Потому как освоился, продышался, успокоился, подлечился. И пошла работа: лиха беда начало!

Вот как А. Р. Галинский описывал гол донецкому «Шахтёру», забитый в Москве 15 сентября: «Публика награждала аплодисментами энергично игравших горняков, но подлинная овация возникла на трибунах около 40-й минуты, когда центрфорвард Стрельцов, чрезвычайно технично осадивший мяч, подал его себе же на выход вперёд и ринулся по прямой к воротам... Обойдя на большой скорости защитников благодаря обманной игре телом, Стрельцов вышел один на один с вратарём “Шахтёра” Коротких и, не останавливаясь, пробил сильно и точно».

Кроме фирменного гола Эдуард Анатольевич порадовал земляков (которых, к сожалению, собралось всего 28 тысяч) и иными изысками: «На 56-й минуте Стрельцов дал возможность забить гол Михайлову, но тот замешкался, на 65-й минуте вывел на ворота Иванова, но Коротких принял мяч. Впрочем, Иванов мог пробить и более коварно».

Вознёс он, словом, болельщиков в те небеса, с которых так неохота опускаться на бренную землю. И, возможно, в тот раз и стало ясно: он вернулся. По-настоящему!

Следующий матч в Киеве это мнение успешно закрепил. Нужно уяснить: это была игра лучших на тот период советских команд. Украинских динамовцев тренировал хорошо нам знакомый В. А. Маслов, поднявший за последующие три года футбол братской республики до того уровня, которого он заслуживал, если брать таланты и возможности. Про «Торпедо» же и так много сказано.

В 65-м году два коллектива сошлись в многообразном противостоянии, включавшем и собственно футбольное мастерство, и психологическую устойчивость, и способность к творческому осмыслению текущего процесса. Так как тогда надо было меняться чуть не в каждом матче: отечественные наставники с удивительной ловкостью обращались с различными «схемами», меняя и модернизируя их. В принципе, В. А. Маслов превосходил здесь В. С. Марьенко. Однако у Виктора Семёновича был Стрельцов, а у Виктора Александровича — нет.

Поэтому тот поединок в столице Украины легендами и оброс. Так что же из сказанного является истиной? То, в первую голову, что первые 45 минут остались заслуженно за динамовцами. Красиво и мощно они действовали, и московская оборона не сдюжила. Закономерные 3:0 к перерыву.

Дальше начинается легенда. Впрочем, существуют и неопровержимые факты: торпедовцы действительно отменно провели вторую половину встречи, забили два мяча — оба на счету Стрельцова. И сравнять, пожалуй, могли, тут также особых разногласий не существует.

Тогда в чём легенда? А в том, что, по воспоминаниям некоторых ветеранов, Эдуард Анатольевич «очнулся» лишь после некой стычки с центральным защитником хозяев Василием Турянчиком. Тот не то ударил его при приёме мяча (и сгрубил так машинально ещё раз), не то, как утверждает нападающий сборной СССР 60—70-х годов Виталий Хмельницкий, обозвал уголовником (во что верится значительно слабее). Конечно, ни того ни другого делать не стоило. Эдуард мог обидеться. Легенда как раз и гласит, что В. А. Маслов выскочил к бровке и закричал Турянчику, чтобы «не трогал этого медведя», потому что он, Виктор Александрович, его «знает». То бишь знает, как Стрельцов заиграет, коли рассердится. Мы же видели: драться он станет в крайнем случае — когда, например, другу Иванову попало ни за что. В остальных же моментах ярость вызывала у него желание «рвать и метать» непосредственно на футбольном поле, после чего остановить этого флегматичного, по жизни, человека становилось почти невозможно. И Маслов, дескать, махнул в итоге рукой и тихо произнёс: «Эх, Вася...» А затем грустно опять сел на лавку. Это когда увидел, что его бывший воспитанник пришёл в неудержимо-рабочее состояние. Потом, «по сценарию», не хватило какой-то минуты, чтобы счёт сравнять.

Здорово звучит? Ещё бы! Так и хочется повторять и рассказывать.

А смущает вот что. Первый ответный гол (когда защитник его то ли ударил, то ли оскорбил) он забил головой на 48-й минуте после мастерской передачи В. К. Иванова, который ни с кем не ругался. Несомненно, чтобы забить, надобно оказаться в нужное время в нужном месте, однако перед нами всё же не сольный проход, как в случае с «Шахтёром». После этого игра, понятно, обострилась, москвичи почуяли, что ещё не всё потеряно, и те же Эдуард с Валентином имели возможности сократить счёт до минимума. При этом и хозяева получили свои моменты. Не выходило до поры до времени ни у тех ни у других.

Лишь на 82-й минуте Стрельцов вновь забил головой, сделав счёт 3:2. Снова: явно не слаломный рывок перед нами. Потом: не сам же он себе навешивал? Затем, да — источники сообщают о серьёзном давлении на ворота хозяев. Суматоха, борьба, нервы. Моральный перевес, спорить трудно, — на стороне гостей. Однако счёт не изменился.

Так что же хотелось уточнить? Прежде всего, киевскую оборону терзал не один Стрельцов. Он не менял в одиночку ход игры за условные десять минут. Тогдашних киевлян уже и Эдуард Анатольевич не мог всех переиграть. Другое дело: Стрельцов совершенно точно завёл команду. И товарищи стали играть так, как умели. В том, без сомнения, огромная заслуга центрфорварда. Обижали его или нет — но он едва не спас игру, которая катилась к банальному разгрому. А можно сказать, что фактически спас — если вспомнить об эстетической составляющей футбола. Поразительный случай: украинцы вручили Эдуарду приз лучшего игрока матча (!) от газеты «Комсомольское знамя», когда москвичи прибыли в Одессу на заключительный поединок первенства с «Черноморцем». Там, у моряков, торпедовцы и оформили окончательно чемпионство. А Киев, получается, ту стрельцовскую игру 20 сентября не забыл. И награда нашла героя. Так, по сути, и появляются футбольные легенды. Что, по-моему, очень хорошо.

...Хотя сам путь к «золоту» заслуживает, безо всякого сомнения, более кропотливого изучения. Потому что играть надо было каждому с каждым (потом киевляне долго будут сетовать на поражение в Кутаиси), а торпедовцы чуть лучше разделывались с аутсайдерами. Вот что подметил А. И. Леонтьев, рассказывая в «Советском спорте» о матче с «Пахтакором» (4:0):

«Особенно остро и полезно действовал Стрельцов. Он был не только остриём мяча, но и тем, что управляет им. На 65-й минуте Стрельцов, пройдя по левому флангу, точно выложил мяч на ногу Михайлову, занявшему место в центре, 3:0. А на 76-й минуте торпедовцы провели комбинацию, которая достойна восхищения. Она была быстрой, точной, простой и острой. В ней участвовали Иванов — Стрельцов — Михайлов — Стрельцов и, наконец, Бреднев. Полузащитник пробил по воротам красиво и точно. Ещё долго после гола зрители скандировали: “Молодцы!”».

Это стадион «Динамо». Матч против записного середняка. И 40 тысяч зрителей! Народ стал ходить на автозаводцев.

Заключительный поединок с одесситами, что нетрудно понять, широко освещался в прессе. А потому на его примере рассмотрим, чем «Торпедо» завоевало зрительские симпатии. А. Яковлев в отчёте «Советского спорта» от 16 ноября выделил одну персону — крупным планом: «Стрельцов взрывчато рванулся навстречу мячу мимо сгрудившихся перед ним защитников и без подготовки, левой ногой сильно послал мяч в верхний угол. Уралец (вратарь. — В. Г.) был бессилен». Случилось это уже на 2-й минуте. Г. Радчук в «Футболе» 21-го числа проанализировал действия автозаводцев, обратившись к построению всей атакующей игры: «В. Иванов, В. Воронин и особенно Э. Стрельцов, получив мяч, как правило, стремились загадать загадку, замаскировать свой следующий ход. Они делали не то, что ждал от них соперник, и, казалось, поступали вопреки логике того или иного эпизода, привнося в комбинации элементы неожиданности». Напомню: перед нами рассказ о последнем туре, оттого отчёт об игре напоминает итоговый анализ выступлений за целый сезон. Так что дальнейшее высказывание интересно как минимум вдвойне: «Мы привыкли уже к обманным движениям игроков в единоборстве. Автозаводцы же всё увереннее овладевают искусством скрытого, неожиданного паса. Этот элемент требует обмана, дезориентировки соперника ещё до того, как произведён удар. Стрельцов, например, в одесском матче не раз ставил в тупик защиту “Черноморца”. Его подготовительный манёвр при приёме мяча, казалось, ясно указывал направление последующего манёвра: “Готов дать пас туда-то...” Но тут же выяснялось, что эта демонстрация была произведена намеренно, для отвлечения внимания. Мяч же следовал совсем по иной траектории».

Зритель и ходит на непредсказуемые футбольные спектакли. И людям на трибуне нужен не только сюжет, который не предугадать и который творится на его глазах, — необходим тот самый «обман» в каждом эпизоде, когда одна сторона превосходит другую нежданно появившейся мыслью, молниеносно воплощённой на поле. И Эдуард Стрельцов, внешне действительно погрузневший и полысевший, со своими горящими глазами и безумной радостью от игры, остался по сути прежним Эдиком из Фрезера, что прибыл 12 лет назад играть за мастеров. Только стал намного опытнее, мудрее и мастеровитее. Потому и не успевали за ним соперники. Прежде всего он их опережал мыслью. И ещё, как мне видится, сумасшедшим желанием играть, а не уныло отрабатывать как полученные, так и обещанные блага.

Да и физическое состояние во второй половине чемпионата пришло в норму. С 12 мячами, несмотря на три, повторю, травмы по ходу турнира, он стал лучшим бомбардиром команды.

Однако нельзя, разумеется, отделить индивидуальные усилия форварда от коллективных. И это не дежурная фраза. Успех автозаводцев 1965 года, как мне всё же кажется, находится несколько в «тени» «золота» образца 1960-го. Та масловская команда многим видится чуть не идеальным 266 победителем первенств Советского Союза, вроде как чемпионом среди чемпионов. Возможно, это и так. Но преуменьшать успех подопечных В. С. Марьенко я бы тоже не стал. И не только из-за упомянутой захватывающей дуэли с новой командой Виктора Александровича. Не будем забывать: и год назад, в 64-м, москвичи фактически разделили первое место с тбилисцами. А два раза подряд подняться на ту советскую вершину — архитрудно. Поэтому очень кстати придётся цитата из статьи Александра Вита «Красивый чемпион» («Советский спорт» от 16 ноября):

«Наблюдая игру “Торпедо”, всегда ждёшь чего-то необычного, нестандартного, рождённого вот сейчас, в данной игровой ситуации. Вы можете это назвать импровизацией, фантазией. Однако эта импровизация носит не личный, а коллективный характер (здесь и далее курсив мой. — В. Г.).

В нынешнем году постоянное место в линии нападения занял Эдуард Стрельцов, который способен к такого рода импровизационным действиям. Вспоминаешь некоторые его передачи и начинаешь верить в шестое чувство. И что важно? Необычайные и умные ходы торпедовских заводил всё чаще встречают понимание и ответную реакцию. Это делает атаки торпедовцев быстрыми не только по исполнению, но и по мысли».

Далее достаточно подробно разбирается схемотехника автозаводцев с упором на лидерство великой троицы: Воронин — Иванов — Стрельцов. Всё правильно: «Трудно найти вторую такую пару центральных нападающих, словно созданных друг для друга».

Точно. Если бы их ещё на семь лет не разлучали! Александр Вит при этом педагогически правильно не поднимает Михайлова и Щербакова до планки двух олимпийских чемпионов, но мы успели убедиться, как наладил Стрельцов взаимодействие и с незнакомыми доселе партнёрами. По крайней мере, что-то не помнится его обид на не завершённый должным образом, загубленный момент. И в этом, несомненно, кроется ещё одна причина того «красивого чемпионства».

Однако нам, понятное дело, важнее итог 65-го года применительно непосредственно к Эдуарду Анатольевичу. Для начала я обратил бы внимание на публикацию многоопытного А. П. Старостина, который 23 декабря в «Советском спорте» назвал Стрельцова в числе «уже знакомых нам футболистов, которые продемонстрировали новые качества». Список включал и Хмельницкого, и Банишевского, и Сабо, и Еськова, и Афонина. То есть, коли внимательнее всмотреться, после первого же сезона по возвращении он фактически назван кандидатом в сборную.

А вот мнение человека, намного хуже разбиравшегося в футболе, нежели Андрей Петрович. Речь о Ц. С. Солодаре. Который, как известно, не только автор слов песни «Казаки в Берлине», получившей статус чуть ли не народной, но и фронтовой корреспондент, сочинивший массу пьес и выпустивший множество книг. В советской пропаганде Цезарь Самойлович являлся фигурой не менее серьёзной, чем С. Д. Нариньяни и И. М. Шатуновский (живо помнятся его публикации в «Крокодиле» или «Огоньке», где бесстрашно клеймились зарубежные агрессоры и сионисты). Такой человек, по моему мнению, не мог выступить исключительно от своего имени. Поэтому так значима его заметка в «Футболе» от 21 ноября:

«Ныне в “Торпедо” наиболее яркие выразители интеллектуального футбола — это Валерий Воронин, Валентин Иванов и Эдуард Стрельцов. Они не всегда играют идеально, но всегда играют не банально, и, я бы сказал, умно, с творческой выдержкой. Именно на них справедливо равняются сотоварищи по команде — и опытные мастера, и молодая торпедовская поросль».

Видите, как: Стрельцов, два года назад выпущенный по УДО, — теперь полноправный «сотоварищ». Больше того, «поросль» получила счастливую возможность «равняться» на него. А что «сотоварищи» Цезаря Самойловича по идеологическому цеху писали о стрельцовском интеллекте, мы с вами, думается, не успели забыть. Здесь же Эдуард стал представлять собой интеллектуальный футбол.

Что всё это значит? То, на мой взгляд, что в «механизме» что-то «щёлкнуло». Стрельцов получил, а скорее заработал новый статус. Иначе чем объяснить ответ старшего тренера сборной СССР Н. П. Морозова на вопрос о привлечении в команду «других футболистов»: «Да. Мы не сбрасываем со счёта В. Иванова, Э. Стрельцова, И. Численко и многих других. Ещё раз повторяю: двери в сборную не закрыты никому» («Советский спорт» от 23 декабря).

Вот такой сезон выдало «Торпедо». 22 победы с разницей 55:21.

...А теперь давайте задумаемся над тем, что называют феноменом. Ведь если спокойно поразмышлять и прикинуть, то ни о каком возвращении (причём впереди у Эдуарда — масса успехов) говорить в привычной нам реальности не пришлось бы. Мы, получается, незаметно оказались в параллельном мире — и лишь теперь продвигаемся восвояси. Ибо, если остаться во власти фактов и логики, Стрельцов не должен был вернуться в большой спорт. И сезон 1965 года представляет собой натуральную ненаучную фантастику.

В самом деле, кто из футболистов его калибра пытался проделать нечто подобное? Из наших приходит на ум Владислав Жмельков — лучший спортсмен страны 1939 года. Превосходный спартаковский голкипер прошёл разведчиком всю войну, был ранен, расписался на рейхстаге. После войны вернулся в команду. Но, как писал Н. П. Старостин, «то была лишь тень великого вратаря».

В российской истории справедливости ради тоже был редкий случай: в 97-м году чемпион ещё СССР 1984 года Анатолий Давыдов отыграл 15 матчей за родной «Зенит». В сорок три с лишним года, к тому времени уже тренер, он вновь занял позицию крайнего защитника. Достижение заслуживает уважения — но и только. Давыдов закрывал «дыру» на фланге: у тогдашнего «Зенита» (сегодня в это трудно поверить!) не было денег на покупку молодого исполнителя. К тому же уровень российского чемпионата второй половины 90-х не шёл ни в какое сравнение с первенством Союза 60-х.

Безусловно, и зарубежные звёзды уходили и возвращались. Но примеры с американским клубом «Космос» брать не будем — там просто платили. А Гарринча, как ни обидно, с каждым очередным появлением приближался к послевоенному Жмелькову. Да и как вообще сравнивать чью-то временную отлучку из профессиональной лиги с пребыванием в советской колонии строгого режима?!

А Стрельцов, не отклонив от себя «ни единого удара», вновь заиграл. Правильно говорят: уже две тактические схемы за его отсутствие сменились. Сначала с «дубль-вэ» прощались, потом 4—2—4 внедряли, затем и к 4—4—2 приглядывались. А он у себя на кварцевых шахтах почему-то успевал за прогрессом. Когда же освободился, то уже народ стал задумываться, как освоенные схемы менять, чтобы «Стрельца» сдержать. Вот, например, что 10 ноября в Ростове местные армейцы соорудили: «Прикрепив к Стрельцову двух сторожей и решив таким образом вопрос о безопасности своих ворот, ростовчане предприняли осаду стана противника», — писал «Советский спорт». Это, правда, возвращение к Олимпиаде-56, а не модные новации 60-х. Так что делать-то?

В общем, безо всякого сомнения, чудо перед нами. И, как к тому ни относись, — оно в нашей стране произошло.