Эффект матового стекла. Книга о вирусе, изменившем современность, о храбрости медработников, и о вызовах, с которыми столкнулся мир

Вкус короны

В любой компании тема «Как я болел(-а) короной» вызывает не то что сочувствие, а какой-то странный интерес, плохо скрываемое любопытство. Думаю, это оттого, что каждый боится заболеть – этот страх уже въелся в подкорку – и хочет услышать, как это бывает, из первых уст. Я не люблю говорить о болячках, поэтому обычно быстро съезжаю с этой темы. Получив свою безопасную дозу адреналина, слушатели вздыхают с облегчением и не задают больше вопросов. Так вот, уже пора мне вылезти из этого морока «побочек», видимых и невидимых, для того и настрочила этот маленький дневник «постфактум».

Начиналось все весело. Дипломники вуза, где я преподаю, после защиты устроили для любимых преподавателей круиз по Неве. Стояла июльская жара, мы маленькой компанией мчались по волнам до самого залива и пили шампанское. Оно мне показалось каким-то очень странным на вкус. Нагрелось, наверное, подумала я. Только потом поняла, что так уже подступал вкус короны. Удивительно, но он у нее есть. Все три недели болезни потом я чувствовала этот незнакомый вкус постоянно вместо всех других вкусов и запахов. И так странно: сейчас он напрочь забылся. Как боль во время родов – потом ее никак не вспомнить. Наверное, так работает психологическая защита.

Через пару дней стало совсем нехорошо. Дочь по телефону убеждала меня, что это обычная простуда, ведь не заболела же я, когда она сама болела осенью. Мы живем в разных концах города, можем ограничить контакты, поэтому и болели не вместе. Но близким в критические моменты логика отказывает. Сколько раз я потом читала о том, что домочадцы до последнего отгоняли мысли о короне, находя разные доводы в пользу обычной простуды.

Люди так боятся этого вируса, что иногда фатально не хотят верить в то, что он добрался и до них.

Говорят, дети для родителей всегда остаются детьми. Мы зачем-то их поучаем и наставляем, а они вдруг раз – и в самые критические моменты оказываются взрослее, мудрее, организованнее, чем мы о них думаем. Дочь подняла на ноги всех, кого можно было и нельзя, когда мой мазок показал корону. В результате она нашла и врача, который спасительно скорректировал мне лечение, и медсестру – она каждый день приходила делать капельницы ко мне домой. Ведь больницы я боялась панически, участковый врач настаивать не стал, поэтому цитокиновый шторм настиг меня дома. Участковый, кстати, оказался не замученным и уставшим, как их обычно описывают, а бодрым молодым человеком в навороченных кроссовках. Он приходил ко мне еще два раза – каждый раз в новых кроссах. Не знаю, почему я это запомнила. Вот ведь самая тяжелая неделя болезни из памяти выпала совершенно, а его кроссовки остались. Врач был внимательным, уверенно назначил лечение и оставил номер своего мобильного. И действительно оказывался на связи, когда я пару раз ему звонила с разными вопросами, причем один раз в выходные, когда он был где-то в горах. Только все, что он назначил, мне не помогало. Становилось только хуже. И он был решительно недоволен, когда я сообщила, что мне скорректировали лечение.

Во время болезни я поняла, что часто недооцениваю людей. Наверное, это потому, что сама не очень-то умею быть такой искренне участливой и готовой к помощи. Не умею проявлять внимание. Пришлось себе в этом признаться. Первым активизировался один из моих боссов – у меня две работы. Он знал, что я заболела, но, когда я не услышала его звонка, он решил: что-то случилось. Позвонил моей дочери, коллегам, написал мне по всем каналам. Коллеги тоже взбодрились и искренне обещали, что, если нужно, «в комздрав позвоним»; они такие, они могут. И вот они не отпускали меня во все дни болезни. Звонили, писали, давали вменяемые советы, поддерживали. И это такая внезапная радость – чувствовать, что ты не безразлична другим людям.

Мы все в этом мире зависим друг от друга – такая вот банальная истина. Но банальности перестают быть таковыми, когда это касается лично тебя, превращаясь в настоящие откровения.

Однажды настал тот замечательный день, когда захотелось есть. Я заказала в доставке куриный суп с лапшой, хлеб, сливочное масло, которое не ем уже годами, и докторскую колбасу. Это была божественная еда! По своему чудесному, невероятному вкусу она могла сравниться только с советским плавленым сырком «Дружба», булкой с маслом и чаем с запахом веника – тем завтраком, который мне когда-то принесли в роддоме после рождения сына. Так что теперь мне как члену жюри национальной ресторанной премии, знакомому с мишленовскими ресторанами, есть что ответить на вопрос о самом запоминающемся блюде в моей жизни.

Что касается страха заболеть, то у меня его нет. Не было и перед болезнью. Наверное, я легкомысленная. И, может быть, это скорее положительное качество. В некоторых ситуациях. Но я знаю твердо: вирусу плевать на наши страхи. Он сам по себе. А мы – нет. Мы вместе с другими. И в печали, и в радости.

Несмотря на мою постковидную «тифозную» стрижку, потому что нет у меня теперь моей рыжей гривы вьющихся волос (надо сменить фотографию в соцсетях). Врач говорит, волосы от короны выпадают у 70 % переболевших, зависит от тяжести болезни, и что через полгода все восстановится. Надеюсь.

Елена Федотова