Его одержимость

Глава 3. Противоречия. Диего

ДИЕГО

Она бессмертная.

И я понимаю, почему, когда сжимаю ее тонкую шею и предупреждаю, чтобы эта наглая и насквозь пропитавшаяся яблоками девка не смела мне врать.

Моя ладонь выглядит на ее шее нелепо. Как будто так не должно быть.

И это ужасно злит. Проще всего растоптать эту единственную чику, которая смотрит на меня без страха. Отдать прямо сейчас Рамосу и другим. Или просто свернуть ей шею.

Но тогда я признаю, что я долбаный слабак.

Что какая-то проклятая девственница меня сделала. Разозлила настолько, что я потерял контроль. Я ей, к херам, не психопат, чтобы действовать импульсивно.

И меньше всего мне нужно, чтобы она померла.

Потому ебать я ее не буду, пока мой врач не разрешит.

Когда-то я нанял бабу осматривать девок. Потому что к мужикам врачам ревновал безумно. Но когда она пару раз меня обманула, то очень пожалела об этом. И тогда я стал работать с Хименесом.

Хименес против меня не пойдет. Он мне жизнью обязан. Так что кое-как, с грехом пополам я его терплю, когда надо какую-то чику осмотреть.

А надо далеко не всех. Самые жуткие сплетни обо мне распускают те, кто потекли от одного моего взгляда. А потом обкончались, стоило им вставить. Эти сучки скакали на моем члене и выли от наслаждения, зато болтают, будто я их резал.

Но я-то знаю, что я на морду ничего, а моя грубость многим даже нравится.

И таких я ненавижу особенно сильно. Потому что с ними словно предаю светлую память Клары.

Ебу их, а на душе поганее некуда.

А почему меня выворачивает от одного вида этой Анхелы, я сам не понимаю. Я и придушить ее прямо сейчас готов, и звать Хименеса немедленно, чтобы не истекла идиотка кровью.

Я убираю руку, а эта дрянь меня выбешивает.

Не нужен ей врач. Презирает она меня. Не ненавидит. Не боится. Презирает, сука такая. Ждет, когда я ее выкину, чтобы ходила по своей зачуханной деревне с гордо поднятой головой.

Никогда я тебя, сука, не отпущу. Никогда. Сдохнешь здесь от старости.

И родню свою не увидишь больше.

А вслух я произношу то, на что эта девка никогда не пойдет. И ухмыляюсь.

Хотя когда-нибудь она мне точно добровольно отсосет, иначе я не я.

Пару мгновений жду ответ, и Анхела меня не разочаровывает. Но говорит не вполне то, что я ожидал. Думал, она просто откажется, а не это.

Я никогда не лизал девок, и ее не собираюсь. А перед глазами прямо вспыхивает картинка, где эта сучка, не помня себя от кайфа, выгибается, закатывает глаза и протяжно стонет мое имя. А потом просит меня «еще». Еще, мать ее.

И меня настолько простреливает возбуждением, что я кидаюсь к ней и спохватываюсь в полушаге от того, чтобы не заткнуть ей чем-нибудь рот.

Наматываю ее волосы на кулак и натягиваю так сильно, что ее лицо кривится от боли. И говорю прямо в ее дерзкие, отвратительно сладкие губы:

— Не злоупотребляй моим гостеприимством, чика. Еще раз назовешь меня подонком, отправишься в подвал. Без еды. Без воды. Без врача. И без одежды.

Я разрываюсь на части. Одна до боли жаждет скинуть ангелка в подвал и «забыть» о ней. Другая пустит мне же пулю в лоб, если я это сделаю.

Потому что искаженное страстью лицо Анхелы так и стоит у меня перед глазами.

Возможно, страсть сломает эту девку лучше любой жестокости. Я смотрю, ей нравится молча страдать от боли. А вот кончать и умолять меня о большем она вряд ли захочет.

И я опять дергаю ее за волосы.

— Поняла? Скажи «да», если поняла.

Она кривится от боли, но кивает молча. А ведь так ей больнее.

Дура. Пока не решила окончательно вывести меня из себя, я отпускаю ее и звоню Хименесу.

Девка сидит, закутавшись в одеяло, и я не представляю, что там с ней. И честно говоря, знать не хочу.

Сам не понимаю, чего так. То ли мне неприятно видеть именно ее кровь. То ли я сорвусь и отъебу ее даже такую больную, когда опять ноги раздвинет..

Стояк не унимается, и я не заправляю рубаху.

Мы просто молчим, пока в комнату не заходит Хименес. Он выглядит таким ученым сморчком, что производит на девок приятное впечатление. Легче дают себя осматривать.

Если эта и здесь станет исключением, я ее тупо пристегну наручниками.

— Что с ней? — Хименес спрашивает у меня знаками. Хорошо вышколен.

— Говорит, что была целкой. Надо проверить, — я отвечаю так же знаками.

— Нужно положить ее на кровать.

Нужно, так нужно. Я не собираюсь спрашивать мнение ангелка на этот счет. Беру ее и прямо в одеялке перекладываю.

Она не ожидает и пищит испуганно. А меня захлестывает волна злости, смешанной с чем-то странным.

Любая ее реакция меня на части рвет.

Блять. Жаль, что курить бросаю. Нервы совсем херами поросли.

Я притащил с собой остатки коньяка и просто выпиваю его. А потом сажусь на стул и наблюдаю за осмотром.

Хименес носит с собой чемоданчик с медицинскими херовинами.

— Позвольте осмотреть вас, госпожа?

Во-во, пусть болтает. А мне нужно решать, что делать.

Если сучка соврала, я просто буду ебать ее, пока не потеряет сознание. А потом… в любом случае ей надо выделить комнату, стражу и какую-то девку, чтобы за ней присматривала.

Франциска не подойдет. Они с сучкой, как день и ночь. Нужна какая-то более норовистая девка, чтобы ангелок почувствовала в ней что-то близкое и начала выбалтывать свои секреты.

Луиса, пожалуй, годится.

Я пишу Рамосу сообщение. Мог бы ему и позвонить, но не хочу, чтобы ангелок услышала про комнату и девку. Пусть ей станет сюрпризом.

Хочу, чтобы она боялась. Чтобы подвал ждала за свою дерзость наглую.

За то, что я здесь сижу и жду, когда долбаный Хименес внятно ответит, что с ней.

Наконец, он заканчивает осмотр и докладывает:

— Была девственницей. Сейчас нужно дней пять, чтобы подзажило все. Или как хотите.

— Спасибо, Хименес. Иди.

Я отпускаю его и смотрю, как Анхела Рубио опять кутается в одеяло. Часть волос остается лежать поверх, и они красиво блестят.

Целкой была, значит. И я ее нехило порвал. Пять дней лучше не ебать.

Мне нужна другая девка немедленно. Прямо сейчас, иначе я думать не смогу с этим сраным стояком.

Чтобы с голубыми глазами обязательно, мать ее. И чтобы выкупалась в яблочных приблудах с ног до головы.

Кто-то из местных.

А крестьянские восстания мне нахер не сдались. Поэтому надо отправить людей к Рубио. Оплатить им девственность Анхелы и купить ее на месяц.

Пока на месяц, чтобы не вопили. И похер, что я впервые покупаю девку так надолго.

Пусть шепчутся, главное, чтобы я сам ее раньше не удавил.

Я поворачиваюсь и натыкаюсь на ее ледяной взгляд. Бесит.

— Ну что, готова отсосать? — ответа не дожидаюсь. — Нет? Ну, тогда будь готова к тому, что родных ты больше не увидишь. Что я отдам тебя своим людям, когда наиграюсь. А еще… — я делаю многозначительную паузу: — У меня живут звери, которые очень любят мясо.

Ангелочек бледнеет, и я считаю секунды. Если она спросит «за что?», то она непроходимая дура. Но в моих планах это мало что изменит.

— Что… ты от меня хочешь?

О, уже без подонка, господин Рейес, какая честь!

— Оближи его, — жестом показываю, что именно.

Я окончательно пьян. Я хочу ее розовый девственный язычок на своем члене. Он должен делать это, а не оскорблять меня.

Ангелок отшатывается. Как предсказуемо.

— Ты проклят, Рейес.

— Да-да, я знаю, чика, — я резко притягиваю ее голову к себе за шею и шлепаю налитым членом по ее губам, сходя с ума от напряжения.

Это просто стояк. Мне необходима физическая, мать ее, разрядка.

Девка слишком меня завела и должна за это ответить. Я смотрю ей в глаза, а в них уже не лед, а странные искры.

Но я не успеваю понять, что это значит. Ангелок просто вдруг открывает свой рот, высовывает язык и касается меня одним коротким жалящим движением.

Голая. Беззащитная. В одеялке одном.

Меня ведет. Мне дьявольски мало. Я хочу долбиться ей в горло, но хер почему резко отпускаю ее.

Потом. Разберусь, когда протрезвею.

А пока быстро заправляюсь, выхожу и даю Луисе распоряжение немедленно заняться долбаной Анхелой Рубио.