АНХЕЛИКА
Вопреки всему я прокручиваю в голове слова Мерседес. «Сведи его с ума».
Я могу залезть на дерево. Я могу объявить голодовку. Но если я сбегу от Рейеса, он вырежет всю мою семью в отместку.
Все, что я действительно могу — сломать его. Победить свои темные страхи и Диего Рейеса.
Я возвращаюсь из дворика и осматриваю туалет. Это обложенная бежевым кафелем комнатка с унитазом. Не просто дырка в полу.
Неподалеку там же находится душ. На полочке справа от него стоят знакомые бутылочки, которыми я мылась.
Прилично для такого места. И даже полотенца висят.
Получается, пока я у Рейеса гостья, а не пленница. Нужно хорошенько подумать, как сохранить это «пока».
Я слышу за дверью шум и возвращаюсь в комнату. К счастью, это Луиса. В руках у нее поднос, а на нем миска с супом, лепешки и кувшин с соком.
Я спрашиваю:
— Хозяин дал тебе распоряжения насчет меня?
Она пожимает плечами.
— Унести тарелки после еды. Принести ужин. Все. С остальным, надеюсь, сами разберетесь, госпожа.
— Разберусь. Попрошу Диего наградить тебя за хорошую службу.
Она поджимает губы и выходит в сад. Этого вполне достаточно.
Я медленно и с аппетитом ем. Вкусно.
Суп мясной, а Хуан пострадал сегодня из-за мяса… Надеюсь, у него все быстро заживет. Мне остается только молиться.
Мама говорит, что когда тебя одолевают невзгоды, нужно заглянуть вглубь себя и вспомнить, как когда-то тебе было хорошо. Тогда ты будто погружаешься в защитный кокон и восстанавливаешь силы.
Мне нельзя пока думать о родных и плакать. Луиса рядом.
Поэтому я ем, наслаждаясь каждой ложкой супа.
А потом, когда Луиса уходит прочь вместе с посудой и запирает меня, я пулей несусь в душ. Мою себя до скрипа. Прополаскиваю рот, хотя давно не чувствую вкуса Рейеса на языке.
Я не буду спрашивать у него о родных, но представляю, как сейчас плачут мои сестренки. Они вернулись из школы и уже знают, что меня похитили. У Хуана сломан палец, а, быть может, и что-то еще. Он был весь в синяках.
Ужасно, ведь Мерседес с семьей теперь живет далеко. А родители сейчас еще дальше.
Я надеюсь, они все каким-то чудом справятся. И мне тоже нужно быть сильной ради них.
«Рейес платит твоей семье». Вот и пусть платит.
Я заглядываю в тумбу. Там, правда, журналы и книги. Сплошное женское чтиво про домашнее хозяйство, одежду и любовь.
Интересно, это выбор Рейеса или Луисы? Скорее уж ее. Такая издевка, чтобы я приобщалась к роли постельной игрушки…
Но мне придется чем-то занять себя, чтобы не сойти с ума.
А еще мне придется принять Рейеса как мужчину.
Его хмурое лицо так и стоит у меня перед глазами. Густые брови сведены к переносице, а губы напряжены. Рейеса будто что-то мучает.
Ну уж точно не я его мучаю! Этот демон и не подозревал обо мне до сегодняшнего утра.
Я пытаюсь найти хоть что-то хорошее в его мускулистой мощной фигуре и не могу.
Вся его чудовищная сила направлена против меня. Она — сплошное унижение.
Я понятия не имею, когда Рейес опять явится меня насиловать, зато ненавижу его всей душой.
Но вечером приходит только Луиса с овощами на ужин.
Неужели Рейес забыл обо мне? Может, он занят бандитскими делами и позже явится?
Или он насилует кого-то вместо меня?
Я не желаю ни одной девушке своей участи, но как представлю, что он будет издеваться только надо мной одной, чуть не выташниваю ужин на пол.
Я не могу. Я не вынесу. Быть единственным интересом Диего Рейеса — невозможно. Невероятно ужасно.
Промаявшись весь вечер и пытаясь что-то читать, я ворочаюсь в кровати с мыслями о слабых местах Рейеса. Кто бы о них рассказал… Не Луиса же. Мне надо быть сильной, но никто здесь мне не поможет.
А потом я проваливаюсь в черноту.
Я дома. Родители вернулись, и все мы собрались отпраздновать их приезд. Ждем только Мерседес с семьей. Они опаздывают. А потом я слышу на крыльце тяжелые мужские шаги и встаю, чтобы открыть дверь.
Открываю и замираю: на пороге не муж Мерседес, а дьявольский Диего Рейес.
Он смотрит на меня чудовищно жуткими глазами, бросает мне за спину увесистый кошелек с монетами, а потом больно дергает меня за руку на себя.
— Подъем, чика. Пора работать.
И он подхватывает меня на руки и уносит прямо из дома, а я пытаюсь кричать, но вдруг понимаю, что я уже не дома.
Вокруг полнейшая темнота, зато адский Рейес — настоящий. Он поднял меня на руки и куда-то тащит.
Я плохо вижу в темноте и ничего не понимаю. Только слышу, как деревянная дверь с грохотом ударяется о стену. А в следующий миг меня пронзает сильной болью.
Мое лицо протыкают сотни копий, и я понимаю, что больной ублюдок зачем-то затащил меня в душ.
Я пытаюсь увернуться и вырваться из его хватки, но не могу даже рот открыть — иначе захлебнусь.
Рейес шарится в темноте, и ледяная вода становится теплее.
— Проснулась, чика. Мокрая вся, — его голос хриплый и жуткий, как у животного.
Неужели он опять пьян? Я знаю одно: осыпать Рейеса проклятиями бесполезно. Иначе он снова взбесится и меня изнасилует. И теперь это будет намного больнее, по незажившей ране.
Надо сделать что-то другое, но что?!
Я отворачиваюсь от забивающих нос и рот струек воды и говорю:
— Ты тоже мокрый…
Получается слишком хрипло и как-то чрезмерно чувственно. Дьявольщина.
— Нужно раздеться, да? — его шепот обжигает мою кожу. — Погоди, чика. Сейчас.
Рейес, не спуская меня с рук, выходит из-под воды и нашаривает на стене выключатель.
Комната озаряется светом и я понимаю, что в темноте было лучше. Потому что под платьем на мне ничего.
И сейчас вся моя грудь облеплена тонкой мокрой тканью, а соски торчат от холода. Только для этого извращенца холод никакая не причина.
Его взгляд сгущается до невозможности. Я чувствую его на своей коже, как будто Рейес трогает ее руками.
— Соблазняешь меня, чика? Хочешь, чтобы о тебе думал? — хрипотца в его голосе пугает.
— Нет, — я мотаю головой, — ни в коем случае! Не надо обо мне думать!
— Тогда зачем ты сказала?.. А, забудь. Раздевайся, — он резко спускает меня с рук только затем, чтобы рвануть ткань платья. Это ужасно неприятно и больно.
А затем Рейес внезапно раздевается сам. Стягивает мокрую одежду и бросает на пол, а я невольно замираю, глядя на развитое мускулистое тело. Бронзовое, с перекатывающимися под кожей крепкими мышцами.
И то, что Рейес возбужден, к сожалению вижу тоже слишком хорошо. Его член пугающе огромный. Слишком большой для меня.
Меня начинает бить крупная дрожь.
— Я не… хочу.
— Мне плевать, — Рейес не дает мне опомниться. Сдергивает платье короткими резкими движениями, заставляя меня замереть от ужаса и стыда.
А затем берет с полки одну из бутылочек и выливает ее содержимое себе на голову. В воздухе разливается сильный аромат парфюма.
И, глядя мне в глаза, Рейес растирает мыло по своим волосам и телу.
Это странно и пугающе дико.
— Улыбнись.
Мне кажется, я ослышалась? Я стою, прикрывшись руками, пока мужчина напротив меня моется. А в его черных глазах все пламя ада.
— Тебя нужно учить послушанию? — вопрос давящий и ледяной.
Как же жутко… Я вообще перестаю понимать Рейеса. Зачем ему моя улыбка? От него уже не пахнет алкоголем, но, наверное, он все еще не в себе.
А я выдавливаю из себя жалкое подобие улыбки, ужасно опасаясь, что иначе Рейес меня ударит.
Он качает головой.
— Никуда не годится. Сполоснись, — он будто готовит меня к чему-то жуткому.
Сам уже вымылся и вытирается одним из больших полотенец.
— Что… сполоснуть? — чувствовать его взгляды на себе отвратительно, но, похоже, Рейес не собирается никуда выходить.
— Все. Только недолго, чика. Иначе я вымою тебя сам.
Я быстро расплетаю косы и тянусь к бутылочкам. Хочу отвернуться, но понимаю, что не видеть Рейеса, который в любой момент может наброситься на меня со спины, еще хуже.
Моюсь очень быстро. Мне чудовищно стыдно касаться себя на виду у этого мужчины. Но мочалки нет. И ослушаться дьявола нельзя. Вся моя кожа кажется ужасно чувствительной.
А Рейес стоит, обернув полотенце вокруг бедер, и не спускает с меня жутких глаз.
Ладно. Пусть он смотрит. Только пусть он никогда меня больше не трогает.
Но моим наивным надеждам не суждено сбыться.
Когда я заканчиваю мыться, Рейес сам выключает воду. А затем вдруг принимается меня вытирать.
Жесткими, резкими, почти болезненными движениями. Кожа горит, и я закусываю губу. А Рейес словно звереет.
— Ты опять за свое. Замотай волосы.
Я послушно выполняю команду. Беру полотенце и обматываю его вокруг головы.
Я не успеваю ни думать, ни прикидывать варианты, ни искать лучший ответ. Все, что я сейчас могу — подчиняться этому демону.
И отчаянно, до сбившегося дыхания, бояться того, что случится дальше.