Глава II. Лео.

Мир Лео состоял из двух частей: до и после. До – это когда Райан был жив, а Эмили могла спокойно ходить в школу без страха. После – когда всё пошло к чертям.

Райан Карсон всегда был героем. Старше Лео на два года, Райан умел всё: отремонтировать антигравитационный двигатель до того, как ему объяснили принцип работы, выиграть драку, даже не ударив противника, и заставить Эмили перестать плакать одним своим присутствием. А главное – он мечтал о Зенотаре, едва узнал об её основании. Не просто мечтал, он жил этой идеей. Каждый вечер рассказывал Лео о величайшей академии в галактике.

– Там, малыш, мы станем теми, кто меняет вселенную. Больше не будет ненависти.

А потом случилось “после”. Глупая авария на тренировочном полигоне – сбой системы безопасности, неправильно рассчитанный прыжок в гравитационном поле. Райан умер так же красиво, как жил – пытаясь спасти новичка, попавшего в зону повышенной гравитации. Его тело просто... смяло.

Лео помнил тот день до мельчайших деталей. Как стоял рядом с рыдающей матерью, держа за руку тринадцатилетнюю Эмили. Как смотрел на фотографию брата в только что купленной униформе Зенотара – ту самую, где он улыбался своей фирменной улыбкой победителя. И Лео понял – теперь это его мечта. Потому что Райан больше не сможет её осуществить.

Но была проблема. Две проблемы, если быть точным. Первая – он, Лео Карсон, был полной противоположностью брата. Невысокий, нескладный, с этими торчащими во все стороны розовыми волосами, которые делали его похожим на какое-то инопланетное растение. Вторая – Эмили.

После смерти Райана над ней начались настоящие издевательства. Сначала словесные – шепотки за спиной, насмешки про “Карсонов, чей старший брат не смог правильно прыгнуть.” Потом физические – подножки в коридорах, порванные учебники. Однажды он нашел её в школьном туалете, сидящей на полу и плачущей. Её белокурые волосы были испачканы чернилами.

– Я с ними разберусь, – сказал он тогда, помогая ей встать. – Все будет хорошо.

Но внутри всё кричало: “Как? Как я могу защитить её, если даже Райан не смог?”

Ночами, лежа в кровати и слушая тихие всхлипы из комнаты Эмили, он представлял разные сценарии. Оставить всё как есть – значит обречь сестру на медленное уничтожение. Уехать в Зенотар – значит предать память брата и самому стать таким же, как те, кто издевается над Эмили.

Самым сложным испытанием стал последний разговор с Эмили перед отъездом.

– Ты должен идти, – сказала она, теребя край своей юбки. – Райан хотел бы этого.

– А ты? – спросил он, чувствуя, как комок подступает к горлу.

– А я буду ждать, когда мой старший брат вернется героем, – она попыталась улыбнуться, но вместо этого заплакала.

Лео обнял её, вспоминая все те разы, когда Райан делал то же самое для них обоих.

– Я стану сильнее, – пообещал он. – Чтобы никто и никогда больше не посмел тебя обидеть.

В пути к Зенотару он смотрел на свои розовые волосы в отражении окна и думал о том, какой ценой досталось это место. Не оценками, не результатами тестов – а жизнью брата и слезами сестры.

Первые дни в академии превратились для Лео в странную форму психологической пытки. Если над Лирой откровенно издевались, то его просто... игнорировали. И это было, пожалуй, даже хуже.

На лекциях по ксенопсихологии он садился в первом ряду, старательно записывая каждое слово тара Н'Зара. Студенты-не-люди обходили его стороной в коридорах, будто он был каким-то призраком.

В столовой он специально выбирал разные столики каждый день, но результат всегда был один: студенты предпочитали вставать и пересаживаться, лишь бы не делить стол с человеком. Даже обслуживающие дроны как будто обходили его стороной - приходилось трижды повторять заказ на питательном комбайне.

Физподготовка стала особенным кругом ада. Когда Лео падал под тройной гравитацией, никто не помогал ему встать. А в раздевалках опять тишина. Оглушительная, давящая тишина.

– Я могу больше, – шептал он себе, чувствуя, как кровь приливает к лицу. – Я должен...

И только по ночам, лежа в своей комнате общежития, он позволял себе расслабиться.

Однажды вечером он встретил Лиру в учебном корпусе. Она сидела одна, просматривая записи на коммуникаторе. Её глаза были красными – явно плакала.

– Может, всё-таки составишь мне компанию? – рискнул он, несмотря на предупреждающий взгляд.

Лира вздохнула, но кивнула.

– Только без глупостей, договорились?

Это стало началом их странного перемирия. Не дружбы, нет. Скорее временное союзничество двух изгоев в мире, который отказывался их замечать.

Она посмотрела на него долгим взглядом и усмехнулась:

– У тебя розовые волосы.

– Да, и что? – Лео тоже улыбнулся.

– Ты такой странный.

Их сближение происходило постепенно, через череду мелких событий и “случайных” встреч. Сначала были неловкие попытки Лео заговорить с Лирой, которые она решительно игнорировала. Его настойчивость граничила с назойливостью – он буквально преследовал её по столовой, не замечая явных сигналов, посылаемых девушкой.

Переломным моментом стала драка с Ориан. Когда всё закончилось, и Лира стояла, тяжело дыша и сжимая в кулаке клок синих волос, именно Лео первым подбежал к ней. В этот момент что-то изменилось – возможно, она увидела в нём не просто надоедливого парня, а человека, готового прийти на помощь.

Постепенно их отношения начали меняться. Во время лекций Лео перестал навязываться и просто садился неподалёку. Иногда он задавал вопросы, на которые Лира отвечала коротко, но уже без прежней агрессии.

Кульминацией стало то утро, когда Лео, вместо того чтобы навязываться, просто спокойно сказал: "Хорошо, пока мы не друзья. Но что нам мешает подружиться?" Эта фраза, произнесённая без давления, стала точкой невозврата. Лира больше не отталкивала его так категорично.

Их взаимодействие стало напоминать хрупкий танец – Лео делал шаг вперёд, Лира позволяла себе чуть снизить оборону. Никаких громких заявлений или признаний – просто постепенное принятие друг друга, основанное на мелких, почти незаметных моментах взаимопонимания.

После того, как Ориан заперла Лиру в подсобке (она и её прихвостни бурно обсуждали случившееся в общем зале), прошло несколько дней. Лира, пусть неохотно, но привыкла проводить время с Лео. Иногда Лео удавалось немного разговорить девушку.

– Ты хоть иногда улыбаешься? – парень кинул в Лиру подушку с дивана. Они сидели в креслах в самом темном углу общего зала, пока остальные студенты шумно обсуждали что-то у большого окна.

– Только когда хочу кого-нибудь ударить, – буркнула девушка, но подушку поймала.

– Знаешь, что говорил мой брат? Никогда не доверяй человеку, который не умеет смеяться.

– У тебя есть минута, чтобы заткнуться, – Лира недовольно нахмурилась, переводя взгляд с коммуникатора на юношу. Её покоробило слово "говорил", а потому строжилась она лишь ради приличия.

– Или? – Он усмехнулся. – Валяй, ударь меня. Только знаешь, что будет потом?

– Что?

– Ты будешь скучать по нашим беседам. – Его улыбка стала шире. – Как скучаешь сейчас без Хэнсена.

Лира замерла.

– Откуда...

– Да ладно, Ли. Я же вижу, как ты цепляешься за коммуникатор. Иногда мельком перечитываешь сообщения. Каждый вечер одно и то же. Это запрещено, но я – могила.

– Не перечитываю, - вырвалось у девушки прежде, чем она успела прикусить язык. – И вообще...

– И вообще, офицер Пол Хэнсен был для тебя семьёй последние годы, – закончил за неё Лео. – Я умею пользоваться омнинетом. Расскажешь о нём?

Лира отчаянно хотела послать его куда подальше, но вместо этого услышала свой голос:

– Хэнсен – единственный близкий мне человек. А ещё он жутко вредный и упрямый.

Лео фыркнул.

– Все вояки на пенсии становятся такими?

– Вполне вероятно, – неожиданно раздалось из тени. Кайрос материализовался рядом, как обычно - бесшумно и внезапно.

– Эй, медузка! Ты все подслушиваешь? – Лео попытался швырнуть подушкой и в него тоже, но ниралиец ловко увернулся.

– Просто проходил мимо. И подумал, почему бы не присоединиться к вашему маленькому клубу неудачников?

– Клубу кого? – возмутилась Лира.

– Неудачников, – повторил Кайрос. – Вы двое – самые одинокие существа в этой академии. Даже не пытайтесь отрицать.

– Слушай, медузья башка... – начал было Лео, но девушка его перебила:

– А ты тогда кто? Король вечеринки?

Кайрос оскалился – его острые зубы блеснули в полумраке.

– Я просто наблюдаю. И собираю данные. Например, о том, как одна человеческая девушка каждый вечер пишет сообщения, а потом стирает их, не отправляя.

– Ты следишь за мной? – Лира вскочила, но Лео удержал её за руку.

– Успокойся, Ли. Он просто...

– Просто прав, – закончил Кайрос.

Лира недовольно пробурчала излюбленные ругательства Хэнсена и уселась на место. Вцепившись в коммуникатор, она принялась за чтение лекций, полностью игнорируя Кайроса и Лео. Последние, несмотря на свои странные взаимоотношения, быстро нашли общий язык. Спустя полчаса они сидели рядом и травили байки о прошлом. Лира невольно прислушивалась к их разговору.

– Однажды Райан решил научить меня водить антиграв. Представляешь – четырнадцатилетний пацан и спортивный болид класса А. Кончилось тем, что мы врезались в рекламный щит любимой команды отца.

– И как он отреагировал? – спросила Лира, забыв на мгновение, что собиралась игнорировать этих двоих.

– Отец? Орал часа два. А потом вместе с Райаном они весь вечер чинили машину, объясняя мне каждую деталь. Это было… – Лео замолчал, глядя в пространство.

– Лучше, чем любые лекции, – закончила девушка за него, думая о вечерах с Хэнсеном.

– Вот именно, – Лео улыбнулся, втайне радуясь, что Лира втянулась в беседу. – А у тебя с Хэнсеном... какие были самые странные тренировки?

– Как-то раз заставил меня целый день ходить по городу с завязанными глазами. Учил чувствовать пространство.

– И как, получилось? – Кайрос чуть наклонил голову, рассматривая Лиру.

– Я врезалась в двадцать три фонарных столба и одного очень недовольного торговца фруктами, – призналась она. – Хэнсен умирал со смеху. Но с тех пор действительно начала лучше ориентироваться.

На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая только далеким гулом голосов других студентов и мягким гудением систем жизнеобеспечения.

– Знаете что? – нарушил молчание Лео. – Может, встретимся здесь же завтра? У меня есть еще несколько историй про аварии с участием Райана.

– А я принесу что-нибудь из еды, – Кайрос поднялся. – У меня есть доступ к кухонным запасам.

– Ты воруешь еду? – удивился Лео.

– Наблюдаю. И иногда... реорганизую ресурсы.

Троица рассмеялась - тихо, чтобы не привлекать внимания остальных. Впервые за долгое время Лео и Лира почувствовали, что быть частью этого странного трио может быть... не так уж плохо.

Вдали от дома Лео, к своему удивлению, становился особенно сентиментальным. Каждый вечер перед сном юноша ворочался по несколько часов, не в состоянии уснуть. Перед глазами то и дело появлялись образы прошлого.

Вот маленький Лео впервые полетел на космическом корабле. Его светлые волосы ещё не приобрели розовый оттенок – это случится позже, после несчастного случая с красителем для ткани. Мальчик никак не мог понять, почему его так тошнит.

– Райан, а почему ты не бледный? – спрашивал он старшего брата, цепляясь за край сидения.

– Потому что я уже перерос эту фазу, – хвастливо ответил Райан.

– А когда я перерасту?

– Когда станешь таким же крутым, как я.

Но настоящим героем дня стала Эмили - ещё совсем малышка, которой едва исполнилось три. Она протянула брату свою любимую плюшевую игрушку и серьёзно сказала:

– Держи. Он тоже плохо себя чувствует в космосе. Вместе вам будет легче.

А случай, когда Лео вернулся домой с разбитой губой – это была его первая настоящая драка, если можно назвать дракой одностороннее избиение более взрослым соседом.

– За что они тебя так? – спросил Райан, осторожно обрабатывая рану.

– Я... я сказал, что люди лучше всех остальных рас, – прошептал Лео.

– Идиот, – неожиданно резко сказал старший брат. – Никто не лучше других. Мы просто разные.

Однажды ночью Лео проснулся от страха – пересмотрел много страшных фильмов – ему приснились чудовища. Он побежал в комнату Райана, но там уже спала Эмили, тоже напуганная ночным кошмаром, а подростковая кровать вряд ли бы вместила еще и Лео.

– Да что с вами такое? – удивился Райан, проснувшись от очередного шороха.

– Там... там страшно, – прошептал Лео, указывая пальцем в сторону своей комнаты.

– Давайте сделаем так, – предложил старший брат. – Я буду сторожить вас по очереди, чтобы никакой монстр не пришёл.

Весь остаток ночи Райан действительно ходил между комнатами младших, проверяя, всё ли в порядке. А утром отец нашёл его заснувшим в коридоре, рядом с дверью Лео.

Тренировки с Райаном всегда были особенными. Каждое утро начиналось одинаково: старший брат будил его ровно в пять, хлопая по плечу своей характерной "пробудительной" хваткой.

– Подъем, малыш! – говорил он, уже полностью одетый в спортивный костюм. – Сегодня мы учимся летать.

Лео никогда не мог понять, как Райану удавалось быть энергичным в такую рань. Сам он едва волочил ноги до тренировочной площадки за домом.

– Знаешь, почему я заставляю тебя тренироваться? – спрашивал брат, пока они делали разминку. – Не потому что отец требует. А потому что когда-нибудь это спасет тебе жизнь.

Райан учил его всему: от базовых ударов до сложных комбинаций. Но главное – он учил думать.

– Сила ничего не значит без контроля, – повторял он, блокируя очередную неуклюжую атаку Лео. – А контроль ничего не значит без цели.

Они часами тренировались на импровизированной площадке, которую Райан оборудовал своими руками. Старые гравитационные пластины, доставшиеся от древнего тренажера, позволяли создавать переменную гравитацию - от 0.5G до 2G.

– Представь, что ты танцуешь, – инструктировал брат, наблюдая за попытками Лео устоять при повышенной гравитации. – Не сопротивляйся, двигайся вместе с ней.

Иногда к ним присоединялась Эмили. Тогда тренировки превращались в своеобразные семейные игры: Райан показывал новые приемы, Лео пытался их повторить, а Эмили смеялась над его неуклюжестью.

– Когда вырасту, буду такой же сильной, как вы, – заявляла она, пытаясь повторить удары братьев.

– Ты будешь сильнее, – обещал Райан, подбрасывая её в воздух. – Просто дай себе время.

Гибель брата стала полной неожиданностью. В тот день всё было как обычно: утренняя тренировка, завтрак. Райан должен был провести последнюю проверку на тренировочном полигоне перед зачислением.

– Я быстро, – сказал он, натягивая форму. – Всего пара тестовых прыжков.

Лео помнил каждую деталь того момента. Как Райан проверял оборудование. Как шутил о том, что система безопасности здесь “надежнее, чем наша мама с печеночными пирогами.” Как махнул рукой на прощание.

А потом случилось немыслимое. Сбой системы. Новичок из другой группы оказался в зоне повышенной гравитации. Райан не раздумывая бросился спасать. Его движения были идеально точны – все те приемы, которые он отрабатывал годами. Но времени не хватило.

Лео видел всё своими глазами. Как фигура брата исказилась под давлением четырехкратной гравитации. Как техники пытались его вытащить. Как медики боролись за его жизнь в течение бесконечных часов.

– Он сделал это, – сообщили потом следователи. – Спас того парня. Но сам...

Похороны превратились в сплошной кошмар. Эмили кричала и цеплялась за гроб. Отец стоял как каменное изваяние, только кулаки были сжаты до белых костяшек. Мать вообще не выходила из дома несколько дней.

Хуже всего были взгляды соседей. Те самые люди, которые ещё вчера восхищались Райаном, теперь шептались за спиной: “Какой смысл от всех этих тренировок, если в итоге…”

Но больше всего Лео запомнился последний разговор с братом накануне трагедии.

– Знаешь, малыш, – сказал тогда Райан, глядя на звезды. – Быть героем – это не про победы. Это про выбор. Про то, что ты делаешь, когда никто не видит. Когда никто не узнает.

– Ты поэтому хочешь в Зенотар? – спросил Лео.

– Не поэтому. Я хочу туда, чтобы научиться делать правильный выбор. Чтобы, когда придет момент, я знал, что делать.

Теперь эти слова эхом отдавались в голове Лео каждый раз, когда он стоял перед трудным решением. Райан действительно сделал свой выбор. И заплатил за него высшую цену.

Что касается настоящего… Когда сон по-прежнему не шёл, а воспоминания о брате и доме вставали комом в горле, Лео размышлял о своих почти друзьях. Он закрывал глаза и воображал, что “почти” исчезло.

– Это история о том, как Лео Карсон превратился из надоедливого придурка в нечто большее для Лиры Кросс, – прошептал Лео в темноту. Хотя, если честно, "нечто большее" звучит как дешевый рекламный слоган из тех, что мелькают на голо-щитах в коммерческом секторе Солариона.

Все началось с мелочей. На лекциях он всегда занимал место неподалеку от нее – достаточно близко, чтобы заметить, как она покусывает кончик стилуса, когда что-то не понимает. Или как её брови сходятся вместе, словно два воина перед последней битвой, когда тар задает сложный вопрос. Он знал: сейчас начнётся. Сейчас она либо швырнёт коммуникатор через всю аудиторию, либо...

– Ты опять подглядываешь? – голос Лиры прозвучал резче, чем щелчок энергетического затвора.

Он пожал плечами, разглядывая свои обкусанные ногти. Розовые волосы падали на лицо, но он не спешил их убирать. Зачем? Она всё равно считала его идиотом.

Лео наблюдал за Лирой, как следят за каплями дождя на оконном стекле – одновременно очарованно и с грустью.

В академии, где каждый шаг был выверен до миллиметра, где каждая секунда расписана по минутам, Лео позволил себе одну слабость – наблюдать за человеком, который хотел быть невидимкой. За Лирой Кросс, чья фамилия была проклятием и даром одновременно.

Когда Ориан в очередной раз попыталась загнать Лиру в угол, он просто встал между ними. Не геройски, не красиво – просто стал стеной. Синеволосая стерва прошипела что-то о "жалких человечишках", но отступила. Лео чувствовал спиной взгляд Лиры, горячий и колючий, как плохие воспоминания.

По вечерам, сидя в учебном корпусе, он замечал, как она кусает губы, решая задачи. Как её пальцы барабанят по столу, выстукивая ритмы другой жизни. Иногда он приносил еду – не потому что хотел помочь, а потому что сам был голоден. И если она соглашалась разделить трапезу, это было победой.

Её хмурый вид во время занятий стали для Лео чем-то вроде наркотика. Ему нравилось смотреть, как она злится – не истерично, а сосредоточенно, с холодным огнём в глазах.

Однажды вечером в столовой он заметил, как она методично раскладывает еду на тарелке – белковые кубики строго в левом углу, синтетические овощи справа.

–Ты всегда так аккуратна? – спросил он, хотя знал, что она, скорее всего, проигнорирует вопрос. Но она ответила:

– Только когда пытаюсь сохранить остатки контроля.

Постепенно он начал понимать, что его тянет к ней не просто так. Не потому что она человек, и не потому что она красивая (хотя она была). Ему нравилось её упрямство, способность держаться прямо, даже когда весь мир давит на неё.

Кайрос иногда наблюдал за ними обоими с этой своей ниралийской ухмылкой. “Человеческие детёныши,” - говорил он, качая головой. Но больше не пытался вмешиваться. Возможно, даже он понял, что происходит что-то важное.

Были моменты, когда Лира позволяла себе расслабиться. После особенно сложного занятия по ксенобиологии она неожиданно спросила:

– А ты правда тогда врезался в рекламный щит?

Это был первый раз, когда она сама начала разговор. Лео рассказал эту историю, добавив пару новых деталей. Она даже улыбнулась – настоящей, хоть и крошечной улыбкой.

В такие моменты он чувствовал себя живым по-настоящему. Не студентом Зенотара, не братом погибшего героя, не очередным человеком среди инопланетян. Просто Лео, который сидит рядом с хорошенькой девушкой и говорит о всякой ерунде.

Постепенно их отношения стали напоминать старую рану – всё ещё болезненную, но уже начинающую заживать. Они не были друзьями в полном смысле этого слова. Скорее, двумя людьми, которые научились существовать в одном пространстве, не причиняя друг другу боль.

Однажды ночью, когда все остальные спали, он сидел в темноте общего зала и смотрел на звёзды за окном. Лира вошла бесшумно, как всегда. Она удивилась, увидев его там.

– Бессонница?

Он кивнул. Они просидели там несколько часов, почти не разговаривая. Но это было лучшее времяпрепровождение за всё время в академии.

Лира продолжала притворяться, что её совершенно не волнует этот надоедливый парень с розовыми волосами. Но что-то изменилось - такие вещи всегда меняются незаметно, как течёт вода через трещины в стене, пока ты не замечаешь, пока не поздно.

На занятиях Лео стал сидеть рядом. Когда Лира делала заметки, его локоть "случайно" задевал её руку. Первый раз она отодвинулась так резко, что чуть не опрокинула стол. Второй раз просто напряглась и продолжила писать. Третий раз... третий раз она уже не реагировала.

Лео начал спрашивать о материалах в лекциях. Сначала это были глупые вопросы, на которые любой идиот мог найти ответ в базе коммуникатора. Лира фыркала и отворачивалась. Но Лео не сдавался. Его вопросы становились всё умнее, а её ответы - длиннее. Однажды она поймала себя на том, что час объясняла ему особенности метаболизма ниралийцев, чертежи их кровеносной системы разбросаны по всей комнате.

– Ты вообще хоть что-то читаешь? – спросила девушка однажды вечером, когда он "не понял" базовую концепцию квантовых вычислений.

– Читаю, – он улыбнулся своей дурацкой улыбкой, от которой у неё почему-то начинало покалывать в груди. – Просто мне нравится, когда ты объясняешь.

Её рука замерла над коммуникатором.

– Я тебе не репетитор.

– Но ты лучшая. – И он сказал это так просто, без всякого подтекста, что девушка даже не нашлась что ответить.

Поворотный момент случился во время подготовки к экзамену по межвидовой коммуникации. Лео действительно запутался в таблицах жестов сольвийцев – они и правда были сложными, с их семимерными значениями и контекстуальными модификациями. Когда она показала ему правильную последовательность, её пальцы случайно коснулись его ладони.

Это было как электрический разряд. Лео замер, боясь даже дышать. Он чувствовал тепло её кожи через несколько миллисекунд после того, как контакт прекратился. Лира отдёрнула руку так быстро, будто обожглась, но что-то в её взгляде изменилось. Может быть, это была паника. А может быть, осознание того, что она тоже почувствовала это прикосновение.

После этого случая она стала мягче. Не сразу, не кардинально – просто перестала так остро реагировать на его присутствие. Иногда даже сама предлагала помощь, если видела, что он бьётся над какой-то задачей. Особенно забавным был случай с практической работой по гравитационной механике – она так разозлилась на его "непонимание", что сама переписала все формулы, а потом ещё час объясняла их взаимосвязь.

Кайрос наблюдал за всем этим с своей привычной загадочной улыбкой.

– Знаешь, – сказал он однажды Лео, когда тот слишком долго смотрел вслед уходящей Лире, – иногда мы помогаем друг другу не потому что обязаны, а потому что хотим.

– И что? – пробормотал Лео, не отрывая глаз от закрывшейся двери.

– А то, что некоторые подарки нужно принимать с благодарностью.

В другой раз, когда Ориан снова попыталась унизить Лиру на практическом занятии по тактике, Лео сделал шаг вперёд. Он ожидал, что Лира оттолкнёт его, как обычно. Но вместо этого девушка положила руку ему на плечо – коротко, едва заметно, но достаточно для того, чтобы сказать: "Я справлюсь." Этот жест значил больше, чем любые слова.

По ночам, лёжа в кровати и притворяясь, что спит, Лео думал о том, как всё изменилось. От девушки, которая готова была убить его взглядом, до человека, который терпеливо объясняет материал, хотя знает, что он часто специально притворяется непонимающим. Особенно его радовало, когда Лира, злясь на очередное "глупое" замечание, всё равно доставала дополнительные материалы и говорила:

– Если ты такой тупой, вот, читай.

А потом был тот день, когда во время практической работы по энергетическим системам она просто взяла его за руку, чтобы показать правильный захват инструмента. Это длилось доли секунды, но Лео почувствовал, как его сердце пропустило удар. Кожа Лиры была тёплой, а хватка – удивительно мягкой для человека, который провёл жизнь среди военных.

Он не смог сдержать улыбку.

– У тебя такие холодные руки, – сказала она, и он понял, что она тоже это почувствовала.

После этого момента что-то щёлкнуло. Не было никаких признаний или грандиозных событий – просто постепенное понимание того, что они стали важны друг для друга. Когда Лео действительно не понимал материал, она объясняла без раздражения. Когда он притворялся – она это видела, но всё равно помогала, потому что знала: он делает это не из лени, а чтобы провести с ней больше времени.

Однажды вечером, просматривая записи, она вдруг сказала:

– Ты знаешь, я раньше думала, что все люди эгоистичные придурки.

Потом подняла глаза и добавила:

– Ты меняешь моё мнение.

Лео хотел что-то ответить, но вместо этого просто улыбнулся. Некоторые моменты не нуждаются в словах.

День связи – это как трещина в бетонной стене. Ты знаешь, что снаружи есть мир, но видишь его только через эту щель. И когда наконец можешь протянуть руку, оказывается, что всё не так, как ты думал.

Лео сидел в коммуникационной капсуле, глядя на мерцающий экран. Мама выглядела старше. Не просто постаревшей – она словно съёжилась, стала меньше. Райан всегда был её любимцем, а теперь... Теперь она смотрела на Лео так, будто видела призрак.

– Как там, в академии? – спросила мама, и голос её дрогнул на последнем слове.

– Всё хорошо, – соврал Лео, глядя на свои обкусанные ногти. Потом рассказал про учёбу, про новые знания, про то, как все здесь такие особенные. Про Лиру молчал – ему показалось, что это слишком личное. Да и как мама бы восприняла то, что жизнь Лео продолжается?

– Твой отец почти не разговаривает, – сказала она вдруг. – И Эмили... Она всё рисует эти звёзды. Говорит, что ждёт весточки от тебя.

Он хотел сказать, что будет связываться чаще. Что будет звонить каждую возможность. Хоть это и не было правдой – день связи в Зенотаре бывает не так уж и часто. Но слова застряли в горле, когда мама рассказала о своих последних анализах. Сердце. Оно сдаётся после того, как жизнь выбила слишком много ударов.

Когда связь прервалась, Лео остался сидеть в капсуле. Время истекло, но он не мог заставить себя встать. За прозрачными стенами студенты спешили по своим делам – кто-то смеялся, кто-то спорил. А ему казалось, что он тонет.

Рациональная часть его мозга составила список: пункт первый – вернуться домой, поддержать семью; пункт второй – закончить Зенотар, воплотить мечту Райана; пункт третий – Лира, чёрт побери, почему она вообще вошла в этот список? Но сердце не работало по пунктам. Оно просто болело.

Он нашёл пустой коридор. Здесь было тихо, если не считать гудение энергетических труб. Сев у стены, он начал тереть лицо руками – так сильно, что кожа покраснела. Слёзы начались внезапно, без предупреждения. Он даже не понял, что плачет, пока не почувствовал солёный вкус на губах.

– Эй, – голос Лиры прозвучал мягче, чем обычно. Он поднял голову и увидел её силуэт в полумраке коридора. Как она всегда умудряется находить его в самые неподходящие моменты?

– Я в порядке, – пробормотал он, пытаясь стереть слёзы. Но они текли слишком быстро.

Она опустилась рядом, не говоря ни слова. Её руки обвились вокруг него – осторожно, словно боясь спугнуть. Первым порывом было отстраниться, сохранить хоть какое-то достоинство. Но вместо этого он уткнулся лицом ей в плечо, вдыхая запах её волос – что-то между цитрусом и свежим бризом.

– Моя мама... – начал он, но голос сорвался. Лира ничего не говорила, просто гладила его по спине, как ребёнка. Её ладонь двигалась ровно, методично, словно она решала ещё одно уравнение.

Он плакал о Райане, который больше никогда не расскажет истории про звёзды. О маме, которая медленно угасает среди остатков семьи, но в одиночестве. Об Эмили, рисующей звёзды в надежде, что брат вернётся. О том, что он застрял между двумя мирами – тем, где нужна его семья, и тем, где его мечты.

Когда слёзы наконец иссякли, он почувствовал, как она положила подбородок ему на макушку.

– Я понимаю, – прошептала она. Просто два слова. Но они значили больше, чем любые попытки утешения.

Позже, лёжа в кровати, Лео думал о том, как её объятия стали для него спасением. Просто человек, который был рядом, когда это было нужно. И может быть, именно в этом и заключалась та самая мечта Райана – не в великих свершениях, а в маленьких моментах человечности.

На следующее утро она сделала вид, что ничего не произошло. И всё же тишина в столовой казалась оглушительной, несмотря на привычный шум разговоров и звона посуды. Лео ковырял вилкой в тарелке с искусственным омлетом – жёлтая масса никак не хотела напоминать настоящую пищу. Лира сидела напротив, её движения были точными и экономными, как всегда. Но впервые за всё время их знакомства она не отводила взгляд, когда он поднимал глаза.

Эта мягкость пугала больше, чем её прежняя колючесть. Каждый жест девушки, каждый полувзгляд говорил: "Я знаю. Я понимаю." А он не хотел, чтобы его понимали. Не сейчас. Не после того, как она видела его сломленным в коридоре.

В аудитории он выбрал их обычное место. Раньше это было важно, потому что рядом с ней он чувствовал себя менее одиноким среди инопланетян. Сейчас же каждое её слово-подсказка отзывалось болью где-то под ложечкой.

– Пункт 47, – прошептала она, когда тар Прима начинала новую тему.

– Не забудь отметить формулу, – снова этот мягкий шёпот над самым ухом.

– Прекрати, – прошептал он в ответ, не глядя на неё. – Я не нуждаюсь в твоей жалости.

Его стилус слишком сильно давил на поверхность коммуникатора, оставляя борозды на поверхности. Он ожидал её колкости в ответ, привычного "Как хочешь, идиот," – но вместо этого услышал лишь тихий вздох.

После лекции он выскочил из аудитории так быстро, что даже не заметил, как опрокинул чей-то стул. Коридоры Зенотара мелькали перед глазами – серые стены, белые двери, красные аварийные огни. Он не хотел никуда бежать, просто ноги сами несли его прочь. Прочь от её понимающего взгляда, от этой новой, неправильной мягкости в её голосе.

Когда она догнала его, Лео уже собирался свернуть в очередной переход. Её руки обвились вокруг его талии прежде, чем он успел что-либо сообразить.

– Отпусти, – процедил юноша сквозь зубы, пытаясь высвободиться. – Я не жалкий. Я не нуждаюсь…

Его голос дрожал, предательски выдавая ложь.

Но девушка только крепче сжала объятия. Её щека прижималась к его спине, и Лео чувствовал её дыхание через ткань формы.

– Я не жалею тебя, – произнесла Лира наконец, и в её голосе не было ничего, кроме правды. – Я просто... с тобой.

Что-то внутри него начало трескаться, как старый бетон. Все эти дни, недели, месяцы он строил вокруг себя стены, пытаясь быть сильным. Сильным для мамы, которая медленно угасала. Сильным для Эмили. Сильным для всех тех, кто считал его просто глупым юнцом, тенью своего старшего брата.

Лео продолжал сопротивляться, но его руки уже начали подниматься, чтобы обнять Лиру в ответ. Когда его пальцы коснулись её спины, мир вокруг будто замер. Он вдыхал запах её волос – смесь цитрусового шампуня и чего-то более тонкого, почти цветочного. Его лицо уткнулось в изгиб шеи девушки, и он позволил себе то, чего не позволял уже очень давно – быть слабым.

Слёзы текли по щекам, но теперь это было по-другому. Это не был тот беззвучный плач в коридоре, когда он думал, что никто не видит. Это было освобождение – медленное, болезненное, но необходимое. Его тело сотрясалось от рыданий, а она всё держала его, гладя по спине.

– Ты не понимаешь, – пробормотал Лео в её плечо. – Я должен быть сильным. Для всех них.

– А для себя? – её голос был едва слышен.

– Для себя уже нет сил, – он хотел сказать это зло, грубо, но получилось лишь устало.

Её руки сжались сильнее, и Лео почувствовал, как слёзы Лиры капают ему на шею.

– Тогда позволь мне быть сильной для нас обоих, – прошептала она. – Хотя бы сегодня.

И в этот момент что-то внутри него окончательно сломалось. Не оборвалось – именно сломалось, как старая, изношенная пружина. Та самая пружина, которую он так долго закручивал всё туже и туже. И теперь, когда напряжение спало, он мог наконец вздохнуть полной грудью.

Они стояли там, в пустом коридоре академии Зенотар, двое людей среди инопланетных рас, которые никогда не поймут их слабостей. Двое людей, которые нашли друг друга не потому, что должны были, а потому что им нужно было найти кого-то, кто поймёт.

Позже, когда они сидели на полу в какой-то технической комнате, он рассказал ей всё. Про маму, у которой отказывало сердце. Про Эмили, которая перестала выходить из своей комнаты. Про отца, который вообще перестал разговаривать после исчезновения Райана. Про то, как каждую ночь он просыпался от кошмаров, где терял их всех – одного за другим.

А она слушала. Без жалости, без осуждения. Просто слушала, иногда касаясь его руки, когда чувствовала, что слова застревают в горле.

– Я сбежал. Оставил их там. – Лео пристально смотрел на свои руки.

– Нет, – она покачала головой. – Ты ушёл, чтобы вернуться сильнее. Чтобы помочь им. Это разные вещи.

Впервые за долгое время он почувствовал, что может дышать. Что не должен быть постоянно начеку, постоянно готовым защищаться. Что кто-то другой может взять на себя часть его бремени, хотя бы ненадолго.

Когда они вернулись в общую зону, уже стемнело. Никто не задавал вопросов – возможно, все думали, что они просто нашли уютный уголок для учёбы. Но Лео знал, что сегодняшний день изменил что-то важное. Не между ними – внутри него самого.

Лёжа в кровати, он думал о том, как странно устроен мир. Как меняются отношения между людьми. Как слабость оказалась сильнее любой брони. Как спасение приходит не от великих героев или грандиозных событий. Иногда оно приходит в виде человека, который просто остаётся рядом. Даже когда ты пытаешься его оттолкнуть. Особенно когда ты пытаешься его оттолкнуть. И иногда этого достаточно. Достаточно, чтобы начать всё заново.

Утром он проснулся раньше будильника. Впервые за долгое время он не чувствовал тяжести в груди. Не чувствовал необходимости быть кем-то другим. Просто Лео. С розовыми волосами, обкусанными ногтями и множеством страхов. Но живой. И готовый двигаться дальше.

Загрузка...