Эхо древних звёзд

Глава VIII. Ориан.

Ночь была слишком тихой, словно сама вселенная затаила дыхание перед неизбежной бурей. Маленькая Ориан сидела на кровати, её хрупкие пальчики вцепились в мягкого светящегося мотылька – подарок мамы на день рождения. За окном раздавались далёкие взрывы, а небо окрашивалось в жуткие оттенки оранжевого и красного.

Она слышала, как родители шепчутся в гостиной, как отец проверяет старый бластер, который никогда не должен был использовать. Отец ушёл. Кто-то же должен был дать отпор людям.

– Спи, маленькая звёздочка, – мамин голос дрожал, когда она укладывала дочь в постель. Но Ориан не могла уснуть.

Внезапно тишину разорвал оглушительный грохот. Дверь вылетела с такой силой, что её обломки врезались в противоположную стену. В комнату ворвались четверо солдат, их силуэты чёрными пятнами выделялись на фоне пылающего города за окном.

– Нет! – мама летела вперёд. Её крик был полон отчаяния и ярости. Она бросилась на солдат с ножом, хотя было очевидно, что шансов нет. Солдаты захохотали, играя с ней, как кошки с мышью, отталкивая друг другу её хрупкое тело.

Один из них, высокий детина с шрамом над бровью, схватил женщину за волосы.

– Смотри-ка, какая смелая, – процедил он, его пальцы сжимались всё сильнее. По щекам матери текли слёзы, но та не издала ни звука.

Один из солдат замешкался у входа в детскую. Его глаза встретились с огромными глазами малышки под кроватью. Мужчина заметил, как дрожат пальчики, сжимающие игрушку. На мгновение мир вокруг будто замер - только эти два взгляда существовали в бесконечной тишине.

– Ну что там, Хэнсен? – раздалось из коридора.

– Чисто, – произнёс он громче, чем требовалось, перекрикивая смех своих товарищей и приглушённые всхлипы женщины. – Двигаем дальше.

Но его голос дрогнул на последнем слове, выдавая внутреннюю борьбу.

Маленькая Ориан хотела закричать, позвать на помощь, но горло будто сжало невидимой рукой. Последнее, что она запомнила - как Хэнсен, выходя последним, аккуратно прикрыл дверь детской, оставляя её одну в этом кошмаре.

Время потеряло значение. Может быть, прошли минуты, может быть часы, прежде чем вернулся отец. Нашёл жену с перерезанным горлом и дочь под кроватью, обмочившуюся от ужаса. Ай Ксар был доктором, не солдатом, но в тот день что-то внутри него умерло. Он взял дочь на руки и унёс прочь от дома, который превратился в склеп.

– Папа… – прошептала она, но он лишь крепче прижал её к себе, его тело сотрясалось от беззвучных рыданий.

За окном Луминар продолжал гореть, превращая прекрасный город в адское пекло. Воздух наполнился криками, запахом гари и пролитой крови. Тени смерти протягивали свои щупальца к каждому дому, каждой семье, каждому ребёнку. Но в этот раз они прошли мимо маленькой Ориан.

Отец молчал, только его руки тряслись, когда он держал маленькую Ориан. Она никогда не забудет этот момент - как её отец, всегда такой уверенный и сильный, плакал беззвучно, глядя на догорающие останки их жизни.

Ориан видела лица своих сородичей в каждом отражении, слышала их крики в шёпоте ветра.

Позже, уже став взрослой, она часто задавалась вопросом: почему Хэнсен солгал? Почему оставил её живой? Этот вопрос будет преследовать её всю жизнь, становясь частью её существа, формируя каждое её решение, каждый её шаг в будущем. Потому что иногда милосердие может стать самым страшным бременем, которое человек может нести. Особенно если это милосердие исходит от тех, кто уничтожил всё, что тебе дорого.

Годы спустя она узнала правду о том дне. Оттавио Кросс, человек по прозвищу Палач, возглавлял зачистку. Его метод был прост: убивать всех. Без разбора. Без суда. Без милосердия. Война? Это была не война. Это было уничтожение.

Ориан задрожала, когда она увидела это лицо впервые. Те же голубые глаза, та же форма подбородка, что и на листовках с изображением Оттавио Кросса. Воспоминания хлынули потоком - запах горящего дома, мамин крик, смех солдат. Каждая клеточка её тела требовала мести.

Девушка чувствовала себя бомбой с выдернутой чекой. Каждый взгляд на белокурые волосах вызывал вспышку ярости. Она представляла, как вцепляется в эти волосы, как стирает эту самоуверенную ухмылку с лица дочери Палача.

Но взрыв не происходил. Вместо этого луминарийка играла. Мелкие пакости стали её любимым развлечением. Подкинуть гадость в еду, испортить форму, запереть в подсобке - всё это было лишь прелюдией. Ориан наслаждалась каждым моментом.

Но однажды терпение лопнуло. Ориан больше не могла сдерживать бурю внутри. Когда её кулак впервые встретился с лицом Лиры, она почувствовала... разочарование. Боль от удара оказалась ничем по сравнению с болью, которая жила в ней все эти годы.

Драка не принесла облегчения. Наоборот - теперь Ориан чувствовала себя грязной. Как будто опустилась до уровня тех, кого ненавидела. В темноте своей комнаты Ориан плакала не от боли физической, а от боли душевной. Каждый удар, нанесенный Лире, эхом отзывался в её собственном сердце.

После драки Ориан начала замечать вещи, которые раньше игнорировала. Как Лира сутулится, стараясь быть незаметной. Как её руки дрожат, когда она думает, что никто не видит. Как она вздрагивает от резких движений других студентов.

Эти наблюдения сводили Ориан с ума. Она хотела ненавидеть карикатуру на своего врага. Хотела видеть в Лире только дочь Палача. Но реальность оказалась сложнее. Перед ней был не символ, а человек. Такой же сломленный, как и она сама.

Каждую ночь Ориан вспоминала тот день. Не только моменты насилия, но и то, как Хэнсен показал ей жест молчания. Как он солгал своим, чтобы сохранить ей жизнь. Эти воспоминания противоречили её ненависти, разрывали её изнутри.

Иногда она ловила себя на мысли, что хочет поговорить с Лирой. Не кричать, не оскорблять - просто поговорить. Спросить, знает ли она. Помнит ли она. Понимает ли она. Но эти мысли Ориан прогоняла как предательские.

Вместо этого она продолжала свои игры. Продолжала причинять боль. Продолжала ненавидеть. Потому что ненависть была единственным, что держало её на плаву все эти годы. Отпустить её значило признать, что она не знает, кто она без этой боли.

А время шло. Дни превращались в недели. Недели - в месяцы. Академия продолжала своё дело. Студенты учились. Жизнь текла своим чередом. Но внутри Ориан бушевала война. Та самая война, которая началась много лет назад на далёкой планете Луминар.

Лира Кросс. Каждый её шаг, каждое движение вызывало в Ориан бурю эмоций. Ненависть. Злость. Жалость. Все эти чувства смешались в токсический коктейль, который отравлял её существование.

А по ночам снился тот день. Мамино лицо. Смех солдат. И эти глаза - серые, холодные, человеческие. И один взгляд - теплее остальных. Ложь во имя спасения.

В академии учили контролю. Учили пониманию. Учили тому, что прошлое должно остаться в прошлом. Но как забыть, когда каждая клеточка твоего тела помнит? Когда каждый вдох наполнен запахом горящего дома?

Ориан наблюдала за Кайросом, как хищник следит за добычей. Она видела, как его глаза - эти холодные, расчётливые глаза - следовали за Лирой. В столовой. На занятиях. В коридорах. Это бесило её больше, чем девушка была готова признать. Не просто раздражало - нет, это было глубже. Противнее. Как заноза под ногтем, которую нельзя вытащить. Ориан привыкла быть центром внимания. Особенно мужского.

Её первые попытки были тонкими, почти незаметными. Лёгкое касание руки во время обсуждения задания. "Случайное" появление рядом в тренировочном зале. Улыбка, которая обычно срабатывала безотказно. Но Кайрос... Он просто отстранялся. Его лицо оставалось таким же бесстрастным, как маска.

"Что со мной не так?" - спрашивала она себя по ночам, глядя в потолок общежития. Это был новый опыт - чувство провала. Обычно мужчины падали к её ногам, как спелые фрукты. Но не этот.

Она начала экспериментировать. Более откровенные наряды. Намёки в разговорах. Прикосновения, которые уже нельзя было назвать случайными. И каждый раз видела одно и то же: лёгкое сужение глаз, едва заметное напряжение в плечах, формальную вежливость, которая ранила сильнее любой грубости.

"Почему?" - этот вопрос сверлил её мозг. Почему он выбирает её? Человеческую девчонку с прошлым, которое должно было отпугивать любого нормального парня. Дочь Палача. Девушку, которая даже не пыталась флиртовать или соблазнять. Которая, казалось, вообще не замечала его интереса.

Потому что именно это больше всего бесило Ориан - Лира Кросс вела себя так, будто ничего не происходит. Будто не замечает этих взглядов. Этих мелких знаков внимания, которые Кайрос так тщательно маскировал под случайность. Для всех остальных, может быть, они и были незаметны. Но не для Ориан.

Она знала все признаки. Видела их сотни раз. Только раньше это работало на неё. А теперь... Теперь она чувствовала себя как актёр второго плана, который внезапно понял, что его роль гораздо меньше, чем ему обещали.

Иногда, очень редко, она ловила себя на мысли, что дело не только в Лире. Что есть что-то ещё. Что-то в самом Кайросе. Но признать это значило признать собственную слабость. А Ориан не могла себе этого позволить.

А Кайрос... Он видел её насквозь. Каждую фальшивую улыбку. Каждый нарочитый жест. И это раздражало его всё больше. Не потому, что он был выше этого - нет. Для него это было как плохой спектакль. Где актёры забыли свои роли, но продолжают играть, надеясь, что зрители этого не заметят. Только зритель в лице Кайроса замечал каждую фальшивую ноту. Каждый неестественный жест. Каждую фальшивую эмоцию.

И это было хуже всего. Потому что Ориан не могла понять, почему он не реагирует. Почему не поддаётся. Почему продолжает смотреть на Лиру так, будто она - единственная константа в мире переменных.

Время шло. Дни превращались в недели. Ориан продолжала играть роль, которая становилась всё более неудобной. Всё более фальшивой. Но остановиться уже не могла. Потому что это значило признать поражение. А Ориан не умела проигрывать.

Кайрос же... Он начал использовать её. Использовать её попытки соблазнить его как повод быть ближе к Лире. Каждый раз, когда Ориан подходила к нему, он находил способ направить разговор на Лиру. Каждый её жест соблазна оборачивался обсуждением человеческой девушки.

Это было изящно. Жестоко. Эффективно. Кайрос не прогонял её - нет. Он позволял ей играть свою игру. Позволял думать, что у неё есть шанс. Пока она сама не начинала говорить о Лире. А потом использовал эти разговоры, чтобы узнать больше. Больше о той, которая действительно занимала его мысли.

"Это всё из-за неё," - думала она иногда. "Если бы её не было..." Но даже в мыслях она не могла закончить эту фразу. Потому что знала - это ложь.

И тогда она начинала снова.