Эхо древних звёзд

Глава VI. Лира. Лео. Кайрос.

Свет медкапсулы падал на её руки, превращая их в бледные тени. Лира сидела, вцепившись пальцами в край капсулы так сильно, что ногти оставляли следы на пластике. Её глаза не отрывались от лица Лео.

– Мисс Кросс, - голос Айрона Солта разорвал тишину, как скальпель режет плоть. Она не обернулась. Не сразу. Сначала она просто почувствовала его присутствие за спиной, как предчувствие надвигающейся бури. Когда она наконец повернулась, его лицо было подобно каменной маске древних богов - безжалостное, холодное.

– Это серьезное происшествие, – продолжил люминарий, и каждое его слово падало как удар молота. – Я уже связался с родителями мистера Карсона. Они имеют право забрать его из академии.

Его паузы были хуже любых обвинений.

– Они могут решить, что здесь небезопасно для их сына.

Лира чувствовала, как её внутренности скручиваются в узел. Она знала, что это приговор. Не официальный, нет – но гораздо более страшный.

– Вы осознаете свою роль в случившемся? – вопрос Солта повис в воздухе, как ядовитый пар. Она хотела сказать "нет", закричать, что это была случайность, что это Кайрос... Но слова застряли в горле, как стеклянные осколки. Потому что в глубине души она знала: если бы не её идиотское поведение...

– Я... – - начала она, но голос сорвался. Вместо этого она просто смотрела на свои руки, которые всё ещё цеплялись за край капсулы. Руки, которые должны были защищать, а не причинять боль. – Я не хотела...

– Не хотели? – перебил её Солт, и в его голосе зазвучали первые ноты настоящего гнева. – Ваше поведение было непрофессиональным. Вы позволили личным отношениям вмешаться в учебный процесс. Вы создали ситуацию, которая привела к травме вашего одногруппника.

Каждое его слово было как удар. Она чувствовала, как её щеки горят от стыда. Но хуже всего было то, что она не могла возразить. Потому что где-то там, в темных коридорах своего разума, она видела ту же картину: себя, позволяющую Кайросу касаться её, зная, что Лео наблюдает. Зная, что это ранит его. И всё равно позволяющую.

– Я разочарован, – сказал наконец люминарий, и эти слова ранили больше всего. – Вы показывали отличные результаты. Были образцовым студентом. Но теперь…

Он сделал паузу, и она почти физически почувствовала, как он ставит галочку в графе "неудачник".

– Родители Лео принимают решение, – продолжил он после паузы. – И хотя мне очень тяжело расставаться с подающим надежды мистером Карсоном… Если они решат забрать его - мы ничего не сможем сделать. Это их право. Но помните одно, мисс Кросс: ваша карьера может закончиться раньше, чем вы думаете. Такие инциденты имеют свойство становиться известными.

Когда он ушел, она снова повернулась к капсуле. Лицо Лео было таким спокойным во сне. Без единой морщинки беспокойства. Без боли. Без всего того, что она в него вложила. Она протянула руку, чтобы коснуться стекла, но остановилась на полпути.

– Прости меня, – прошептала она, зная, что он не слышит. – Я не должна была… Я никогда не чувствовала ничего подобного… То, что испытывала рядом с тобой. Это сбило меня с толку…

В палате снова стало тихо. Только тихое шипение систем поддержки жизни нарушало тишину. Она смотрела на его губы, которые иногда чуть подрагивали, как будто он хотел что-то сказать. На его ресницы, отбрасывающие тени на бледные щеки. На его руки, которые лежали поверх одеяла, такие беззащитные без постоянного движения.

– Я научусь контролировать себя, – пообещала она ему, хотя он не мог слышать. – Я стану лучше. Я… перестану убегать.

Когда медсестра вернулась через час, она нашла Лиру всё ещё сидящей у капсулы. Девушка записывала что-то в свой коммуникатор. Быстрые, резкие движения пальцев выдавали её напряжение. Медсестра хотела сказать что-то успокаивающее, но передумала. Некоторые раны нельзя залечить словами.

Когда сознание вернулось, оно пришло не как спасительный свет, а как тупая боль в черепе и мерзкое чувство дезориентации. Лео открыл глаза и увидел её. Лира. Сидевшая рядом с капсулой, свернувшаяся калачиком на жестком пластиковом стуле.

Она здесь, и что-то внутри Лео ломается при виде её измученного лица. Он попытался пошевелиться, и каждая мышца запротестовала, как будто его разобрали на части и собрали снова, забыв про инструкцию.

Лира даже не шелохнулась, когда юноша, преодолевая боль, выбрался из капсулы. Ноги дрожали, но он должен был это сделать. Должен был уложить её нормально. Не на этом долбанном стуле. Осторожно поднял - Лира лёгкая, как пушинка. Лео уложил её рядом с собой.

Лира. Беспомощная во сне, такая беззащитная. Пальцы Лео сами собой тянутся к её волосам. Он смотрел на её лицо - эти губы, которые целовал, этот нос, эти ресницы, трепещущие во сне, как крылья раненой бабочки.

“Черт возьми, я не могу остановиться,” – пронеслось в голове юноши. Сначала один поцелуй в лоб - легкий, почти невесомый. И ещё один, на уголок губ. Она не просыпалась, только слегка вздыхала во сне. Он целовал её веки, кончик носа, подбородок. Всё тело горело, требуя большего, но юноша сдерживался. Только губы, только поцелуи.

Пальцы скользили по лицу девушки, очерчивали скулы, запоминая каждую деталь. Хотелось впитать, раствориться в ней. Каждое прикосновение отзывалось вспышкой в груди, будто Лео сам превратился в звезду, готовую взорваться. "Эгоистичная сволочь," - шептал внутренний голос юноши. – “Она моя. Сейчас она полностью моя.”

Что если Лира проснется? Что скажет? Она чуть пошевелилась, и Лео замер, боясь, что сейчас девушка очнется и оттолкнет.

Но она не просыпалась. Только во сне её губы слегка приоткрылись, и это сводило юношу с ума. Во сне лицо Лиры было таким безмятежным, что сердце сжималось от нежности. Время теряло значение. Может, прошла минута, может - час.

– Прости, – прошептал Лео, хотя она не слышала. – Прости за то, что не могу остановиться. За то, что не могу быть просто другом. За то, что люблю тебя так сильно, что это разрушает меня изнутри.

Его руки осторожно обнимали её, словно боясь разрушить этот хрупкий момент. Он вдыхал аромат волос девушки, запоминая каждую деталь этого мгновения. Когда Лира начала просыпаться, Лео почувствовал, как его сердце начинает колотиться быстрее. “Сейчас она откроет глаза, увидит меня рядом, и... Что? Оттолкнёт? Выскользнет из объятий? Скажет, что это была ошибка?” – разум юноши уже приготовил тысячи сценариев побега, но он не мог - не хотел - двигаться.

– Лира... – прошептал Лео, но слова застряли в горле.

Девушка прижалась к нему ещё сильнее.

– Прости меня, – её голос дрожал. – Прости меня, пожалуйста.

– Я больше никогда не оставлю тебя, – продолжала она, её губы касались щёк Лео при каждом слове. – Никогда, ты слышишь? Только прости меня, глупую.

Её слёзы падали на кожу юноши, горячие и солёные, смешиваясь с поцелуями. Лео обнял её так крепко, что, наверное, причинил боль. Но Лира не протестовала. Наоборот, её объятия стали ещё сильнее.

– Ты со мной. Ты здесь. – Её пальцы касались лица Лео, исследуя его, запоминая каждую деталь. – Обещай, что не исчезнешь.

– Никогда.

– Я люблю тебя, - прошептала она, и эти три слова взорвали мир Лео. Слышать это... Чувствовать это... Это совсем другое. Это как если бы кто-то включил свет в комнате, где он всю жизнь жил в темноте.

– И я тебя, - отвечал юноша, целуя её в ответ. – Больше, чем ты можешь себе представить.

Она снова начала плакать, но теперь это другие слёзы. Те, что приходили после шторма. После того, как весь страх, вся боль, всё одиночество наконец-то нашли выход.

И пусть весь мир катится к чертям собачьим.

Звуки поцелуев смешивались со стонами, которые Лео не мог сдержать, несмотря на пульсирующую боль в голове. Руки Лиры исследовали его тело с отчаянной страстью, словно она боялась, что этот момент может оказаться последним. Воздух в медкапсуле стал густым, пропитанным запахом страсти и антисептика.

И в этот момент двери медотсека распахнулись с грохотом, который должен был предупредить их - но они были слишком погружены друг в друга, чтобы услышать. Первым звуком реальности стал взрывной рёв Хэнсена: "Что за чёртово...!"

Лира подскочила как ужаленная, её щёки горели. Лео попытался сесть, но головокружение и внезапный стыд сковали его движения. Перед ними стояли все: родители Лео с лицами, словно высеченными из мрамора, Айрон Солт с профессионально-нейтральным выражением, и Хэнсен - багровый, с выпученными глазами, выглядевший так, будто вот-вот хватанёт инфаркт.

Хэнсен взорвался ругательствами, обращаясь к Лео:

– Ты мелкий ублюдок! Как ты посмел тронуть её? Ты не достоин даже дышать с ней одним воздухом!

Лео попытался встать, но мир закружился вокруг него. Голос Пола Хэнсена гремел по всему медотсеку, каждое слово было как удар хлыста. Лео пытался что-то сказать в ответ, но Хэнсен не давал ему вставить ни слова:

– Ты думаешь, что достаточно хорош для неё? Посмотри на себя!

– Пол, прошу вас, – попытался вмешаться Солт, но Хэнсен только разъярился сильнее:

– Не лезьте, люминарий! Это моя девочка! А этот… – он презрительно кивнул в сторону Лео, – ...этот просто воспользовался её слабостью!

Лира попыталась встать между ними, но Хэнсен продолжал:

– Ты думаешь, я не знаю, как эти штучки работают? Вначале романтика в медкапсуле, потом… – он осёкся, не желая говорить при Лире то, что крутилось на языке.

– Я люблю её, – наконец нашел силы сказать Лео, хотя голос его дрожал.

– Любовь? – фыркнул Хэнсен, – Ты даже не знаешь значения этого слова! Ты просто пацан с кучей проблем!

Родители Лео стояли в стороне, потрясенные этой сценой. Мать попыталась подойти к сыну, но отец остановил её. Они никогда не видели своего мальчика таким - готовым бросить вызов даже самому грозному офицеру ради девушки.

– Слушай меня внимательно, юноша, – Хэнсен навис над Лео. – Если ещё раз посмеешь прикоснуться к ней, я лично переломаю тебе руки и ноги. Понятно?

Лео сжал зубы, но не опустил глаз. Он знал, что Хэнсен может выполнить свою угрозу. Но даже это не могло заставить его отказаться от Лиры. Не теперь, когда она наконец была с ним.

Отец Лео смотрел на сына так, словно видел его впервые. В его глазах читалось всё: разочарование, страх, отвращение. Как будто его сын только что превратился в какое-то отвратительное насекомое.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только писком медицинских приборов. Айрон Солт переводил взгляд с одного участника этой драмы на другого.

– Сын, - голос мистера Каросна прозвучал неожиданно мягко для человека, который последние месяцы почти не разговаривал. – Ты в порядке? Действительно в порядке?

Его глаза сканировали лицо Лео, как будто пытаясь найти там ответы на невысказанные вопросы. Лео почувствовал, как что-то сжимается в груди. Он кивнул, стараясь игнорировать головокружение.

– Да, пап. Это был просто... несчастный случай. Я остаюсь здесь. В Зенотаре.

Его голос прозвучал твёрже, чем он ожидал. Твёрже, чем когда-либо за последние месяцы.

Айрон Солт выбрал именно этот момент, чтобы вмешаться.

– Мистер и миссис Карсон, - он сделал шаг вперёд, становясь между разъярённым Хэнсеном и семьёй Лео. – Я понимаю ваше беспокойство. Но должен отметить, что Лео подаёт большие надежды. Его прогресс…

– Прогресс? – перебил Хэнсен, но Солт невозмутимо продолжил:

– И я уверен, что текущая... ситуация с Лирой и Лео вскоре найдёт своё разрешение. Под нашим присмотром, разумеется.

Его слова повисли в воздухе, многозначительные и осторожные одновременно.

Мать Лео сделала ещё один шаг вперёд, её глаза блестели от слёз.

– Но это же неподобающе... – начала она, но отец снова остановил её жестом.

– Мы доверяем твоему решению, сын, – сказал он, глядя прямо в глаза Лео.

Лео кивнул, чувствуя, как краснеют щёки.

– Хорошо, – добавил отец, делая шаг назад . – Мы оставим вас... разбираться с ситуацией.

Он бросил последний взгляд на Лиру, затем на Лео, и его лицо на мгновение исказила гримаса боли. Боли от того, что он видел перед собой не только своего младшего сына, но и призрак Райана – в каждом движении, в каждом взгляде.

– Мы будем на связи, – сказала мать, прежде чем они с отцом повернулись к выходу.

Когда двери закрылись за его родителями, Лео осознал, что всё это время не выпускал руку Лиры. И что удивительно – она тоже не отпускала его.

Люминарий любезно предложил переместиться в его кабинет, дабы никто не помешал. Хэнсен чувствовал, как его внутренности превращаются в кашу из ржавых гвоздей и осколков стекла. Каждый вдох обжигал, словно он вдыхал раскалённый песок. Перед глазами стояла картина - её руки на теле этого розоволосого ублюдка. Его пальцы впились в подлокотники кресла так, что кожа побелела.

– А ты еще кто такой, чёрт возьми? – выплюнул он в сторону ниралийца, даже не пытаясь скрыть презрение. Слова падали как камни в колодец, отражая всю глубину его отчаяния. Кайрос сидел напротив, идеально прямой, как будто его позвоночник был выточен из того же материала, что и стены академии – холодного, безупречного, бесчувственного.

Лира съёжилась в углу дивана, её пальцы теребили край формы, создавая и разрушая невидимые складки. Лео смотрел в пол, но Хэнсен видел, как его челюсти сжаты, как мышцы на шее напряжены. Мальчишка был готов к драке. И это только добавляло масла в огонь.

– Мистер Хэнсен, – голос люминария звучал как отдалённое эхо разбитого стекла, – я понимаю ваше беспокойство, но...

– Нет, ты не понимаешь! – взорвался Хэнсен, резко поднимаясь. Кресло жалобно скрипнуло позади него. – Ты не видел, как она росла! А теперь…

Пол махнул рукой в сторону Лео и Лиры, словно стряхивая невидимую грязь.

– А теперь это!

Комната замерла. Только тихое гудение систем жизнеобеспечения нарушало тишину. Хэнсен чувствовал, как кровь пульсирует в висках, отсчитывая секунды его унижения. Он, бывший офицер, человек, который учил её завязывать шнурки, выбирать безопасный маршрут, держать удар – теперь сидит здесь, беспомощный перед лицом... чего? Любви? Влечения? Гормонального помешательства?

– Родители мистера Кайроса заняты важными делами, – продолжал люминарий, его голос был мягким. – Родители мистера Карсона уже покинули академию. Поэтому нам нужно решить эту ситуацию здесь и сейчас.

– Какая ситуация? – Хэнсен почти рычал. – Ситуация в том, что ваша система образования превращает детей в животных! Она должна учиться, а не…

Он снова махнул рукой, не в силах произнести это слово.

– Испытательный срок, - слова люминария Солта падали как капли кислоты на обожженную кожу. – Плюс дополнительные занятия после уроков.

Хэнсен взорвался. В его груди что-то лопнуло, как переполненный воздушный шар.

– Вы называете это контролем? – заорал он, его голос срывался на высоких нотах, словно ржавые петли двери. – Ваша академия - это цирк! Балаган для избранных недоумков!

Слюна летела во все стороны, когда он говорил, его лицо покраснело до цвета свежего мяса.

– Мистер Хэнсен, – попытался вмешаться Солт, но Пол перебил его, как бульдозер сносит детскую песочницу.

– Не надо мне тут 'мистер Хэнсен'! – рычал он, шагая взад-вперед перед столом люминария. – Я видел ваш контроль!

Он сплюнул на пол, демонстрируя свое презрение. Солт стоял неподвижно, как статуя, вырезанная из цельного куска камня. Только его глаза двигались, следя за метаниями Хэнсена.

– У нас есть правила, – сказал он спокойно, как будто объяснял очевидную вещь ребенку.

– Правила? – Хэнсен остановился так резко, что его каблуки скрипнули по полу. – Это не правила! Это туалетная бумага, которой вы подтираете свои ошибки!

Он схватил со стола стакан с водой и швырнул его об стену. Осколки стекла разлетелись по комнате, как маленькие алмазы.

– Где были ваши правила, когда они… Когда они...

– Достаточно, – голос Солта внезапно стал жестким, как стальной трос. – Вы забываетесь, мистер Хэнсен. Это моя академия.

Лира сидела в углу, наблюдая за этой сценой. Каждое слово Хэнсена было как удар хлыста по её душе. Она знала, что он прав, но не могла найти в себе сил возразить. Лео стоял рядом, его руки были сжаты в кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони.

– Мы предприняли все необходимые меры, – продолжал Солт, его голос был подобен клинку, который медленно входит в плоть. – Испытательный срок. Дополнительные занятия. Это стандартная процедура.

Хэнсен подошел к столу и оперся на него руками. Его лицо было в нескольких сантиметрах от лица Солта.

– Знаете что? Ваша стандартная процедура - это как пластырь на ампутированной ноге. Бесполезная трата времени!

Солт откинулся на спинку кресла, его глаза сузились.

– Тогда что вы предлагаете, мистер Хэнсен? Отчислить всех троих? Уничтожить их будущее из-за одной ошибки?

В комнате повисла тишина. Только тихое гудение систем жизнеобеспечения нарушало ее. Хэнсен тяжело дышал, его грудь поднималась и опускалась, как меха старой гармошки. Солт смотрел на него, и в его глазах читалось что-то вроде... сочувствия?

– Мы все делаем ошибки, мистер Хэнсен, – сказал он наконец. – Вопрос в том, чему мы учимся на них.

– Я доверил вам самое дорогое, что у меня было. - Внезапно сказал Хэнсен, и его голос дрогнул. – И теперь я даже не уверен, что сделал правильный выбор.

В этот момент что-то щелкнуло внутри Лиры.

– Мелочь, – Хэнсен опустился перед девушкой на корточки. Его большие ладони непроизвольно сжались в кулаки, когда он заметил её взрослое выражение лица. – Для меня ты всегда будешь той маленькой девочкой, которая пряталась под одеялом от кошмаров.

Он провел рукой по своим коротким волосам, словно пытаясь стряхнуть наваждение.

– Я помню, как учил тебя завязывать шнурки. Как утирал твои слёзы, когда ты падала с велосипеда. А теперь… – Его голос сорвался. – ...теперь ты уже не та испуганная малышка, которая пришла ко мне.

– Я не думал, что ты так быстро повзрослеешь, – признался он, глядя в сторону. – Думал, у меня будет больше времени, чтобы... подготовить тебя.

Он повернулся к девушке, и в его глазах загорелась знакомая сталь.

– Если этот розововолосый ублюдок хоть пальцем тебя тронет...

– Хэнсен, - попыталась прервать она.

– Нет, послушай меня, – он взял её за плечи, мягко, но настойчиво. – Я не шучу. Если он обидит тебя – если кто-то обидит тебя – я лично разберу его на запчасти. Поняла?

Лира невольно улыбнулась. За всей этой бравадой она видела то, что он пытался скрыть: страх потерять ещё одного дорогого человека.

– Ты для меня как дочь, – прошептал он, внезапно осознавая, что говорит это вслух впервые. – И я... я просто хочу защитить тебя.

Люминарий тактично вывел Лео и Кайроса из кабинета, оставив Лиру и Хэнсена одних. Лира смотрела на свои руки, сложенные на коленях. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Хэнсеном.

– Ты моя семья. Единственная настоящая семья.

Хэнсен замер. Его грубое лицо смягчилось, как будто кто-то стёр шкуркой старую краску, обнажая что-то новое, уязвимое под ней.

– Я… – Лира сделала глубокий вдох. – Я никогда не чувствовала себя в безопасности с... с ним.

Она не могла произнести слово "отец".

– Он учил меня быть сильной. Но ты... ты научил меня быть человеком.

Хэнсен хотел что-то сказать, но Лира остановила его жестом.

– Я помню каждую ночь, когда ты приходил ко мне после кошмара, – продолжала Лира. – Как ты сидел рядом, пока я засыпала снова. Как пел ту глупую колыбельную, которую даже не помнил до конца. – Она улыбнулась сквозь слёзы. – Никто никогда так не заботился обо мне.

– Лира... – начал было Хэнсен.

Хэнсен положил руки ей на плечи. Легко, почти невесомо. Эта девочка стала для него домом. Может быть, единственным, который у него когда-либо был.

– Знаешь, я всегда думала, что любовь - это как в тех глупых фильмах, – Лира нервно теребила край формы. – Бабочки в животе, сердце выпрыгивает... Чушь какая-то. Но когда Лео был рядом, все эти “бабочки” появились разом. Меня это напугало. Я не узнавала себя. Он совсем не такой, как ты думаешь.

– Просто... если он обидит тебя…

– Не обидит, – перебила девушка. – А если и попробует, я ему такое покажу… – Её голос стал опасно тихим. – ...что он пожалеет о своём решении.

Теперь уже Хэнсен не смог сдержать смех:

– Вот теперь точно вижу, что ты моя девочка.

– Училась у лучших, – подмигнула Лира.

Хэнсен притянул её к себе и по-отечески похлопал по спине:

– Ладно, мелочь. Дам этому щенку шанс. Но если он хоть раз...

– Я первая разберусь, – заверила Лира, чувствуя, как её сердце наполняется теплом. Не потому что она победила в споре, а потому что снова доказала – у неё есть настоящая семья.

Коридор пустовал, если не считать двух фигур у противоположных стен. Свет флуоресцентных ламп отражался от полированного пола, создавая иллюзию бесконечности. Лео ушёл несколько минут назад, его шаги ещё звенели в тишине, как последний аккорд плохо сыгранной мелодии.

– Почему? – голос Солта прорезал тишину. Простое слово, но в нём читалась целая буря вопросов.

Кайрос стоял напротив.

– Почему я вмешиваюсь? Или почему именно сейчас? – Его губы растянулись в подобии улыбки. – Вы ведь тоже видите, люминарий.

Солт сделал шаг вперёд. Его серебристые волосы поблескивали в искусственном свете.

– Я вижу студентку, которая должна учиться. Вижу молодого человека, который должен понять границы. И вижу вас... вас, Кайрос, чьё поведение становится всё более непредсказуемым.

– Непредсказуемым? - Кайрос наклонил голову, словно изучая новую формулу. – Или просто человечным?

Это слово повисло между ними, как вызов. Как осколок стекла, впившийся в плоть реальности. Человечным. Ниралиец произнёс его так, будто пробовал на вкус что-то экзотическое и опасное.

– Ваше участие… – начал было Солт.

– Моё участие неизбежно, –- Кайрос выпрямился во весь рост. – Я не прекращу учиться, в конце концов, я здесь ради этого. Но я буду бороться за неё. За Лиру.

Тишина стала почти осязаемой. Солт медленно выдохнул.

– Это не то объединение, о котором мы мечтали. Не тот мост между расами.

– А какой мост вы себе представляли? – Кайрос склонил голову набок. – Стерильный? Безэмоциональный? Без боли и страсти?

– Без хаоса, - процедил Солт.

– Без жизни, - парировал Кайрос. – Потому что где есть жизнь, там есть хаос. Где есть любовь – там есть борьба.

– Учтите последствия, – только и смог выговорить люминарий, прежде чем повернуться и уйти. Кайрос остался стоять в коридоре.

Неделя после инцидента с родителями превратилась в бесконечную пытку. Каждый вечер я лежал на койке, глядя в потолок, где играли отсветы аварийного освещения. Мои руки все еще помнили прикосновение к её губам - тех самых губ, которые теперь принадлежали другому.

В коридорах Академии эхом раздавались шаги, пока студенты-нарушители выполняли наказание - вычистить все коридоры после долгого учебного дня. Тар Триз следил за каждым их движением, но его острые глаза не могли заметить главного - как Кайрос умирал каждый раз, когда видел поцелуи Лиры и Лео украдкой. Быстрые, почти незаметные касания губ, когда они думали, что никто не смотрит.

Кайрос начинал представлять, как он методично препарирует Лео. Разум, привыкший к расчетам, создавал подробные схемы: вот здесь рассечь кожу, здесь обнажить мышцы, там найти слабое место. Каждое движение скальпеля было бы точным и выверенным. Только так Кайрос мог избавиться от тупой боли внутри.

По ночам становилось еще хуже. Закрывая глаза, Кайрос видел её - другую Лиру. Не ту, что сейчас избегала его взгляда, а ту, которая подчинялась каждому его желанию. В этих фантазиях она была податливой, нежной, с затуманенными глазами от желания. Она хотела его так же сильно, как Кайрос хотел её. Но реальность была иной.

Тело ниралийца реагировало странно. Пальцы сами тянулись к местам, где раньше были прикосновения. Губы помнили её вкус - тот жесткий, почти болезненный поцелуй, который он навязал Лире. Иногда Кайрос просыпался от собственного стона, чувствуя, как зубы царапают подушку, словно пытаются снова ощутить её мягкую плоть.

После каждой встречи с ними на отработке Кайрос уходил в медблок, где свет падал на его руки, превращая их в бледные тени. Он представлял, как эти же руки касаются Лиры, заставляют её трепетать. Но вместо этого сжимал край раковины так сильно, что ногти оставляли следы на металле.

Иногда Кайрос ловил себя на мысли, что готов уничтожить всё вокруг. Разбить эти чертовы окна, через которые наблюдал за их счастьем.

Но самое страшное - Кайрос начал забывать, как вычислять. Цифры путались, формулы теряли смысл. Оставалось только одно уравнение, которое невозможно решить: как перестать желать то, что никогда не сможешь получить.