Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Возглас восхищения раздался в комнате, когда белый бархат был освобожден из скрывавшего его материала. Его тяжелые складки ниспадали с рук придворной дамы, так что каждая украшенная драгоценными камнями роза или королевская лилия ярко блистали в утреннем солнце. Остальные дамы, стоя на коленях, вытягивали руки, чтобы расправить все складочки длинного вышитого шлейфа. Юная Елизавета Йоркская, в нижней юбке и рубашке, задрожала от волнения, когда мастерица из Парижа накинула восхитительный материал ей на плечи. И принцесса остается молоденькой девушкой, которая не каждый день примеряет свое подвенечное платье.

— О, как прекрасно! — выдохнули помощницы-модистки из Англии.

— Просто великолепно! — подтвердила мастерица и ее французские помощницы.

Елизавета не поняла к чему больше относится этот комплимент — к ней самой или к роскошному платью, поэтому королевская дочь потребовала, чтобы ей принесли зеркало.

— Бесс, ты выглядишь совсем по-другому! — воскликнула ее младшая сестра Сесиль. Ей разрешили присутствовать при примерке.

Действительно, она выглядела совершенно по-иному — это подтвердило и металлическое зеркало.

Вместо юной девчушки, читавшей книги и учившей уроки, в зеркале отразилась высокая, стройная незнакомка, которая вскоре станет королевой Франции. Из-за гибкости еще не созревшего тела и она казалась выше. Пылавшие от возбуждения щеки очень красили ее. Елизавета всегда понимала, что красива, — это была фамильная черта Плантагенетов. Но никогда, казалось, она не была так прекрасна, как сейчас.

— Разве вуали не будет? — спросила она, внезапно засмущавшись.

— Сам король Людовик должен прислать ее! — ответила ее тетка, герцогиня Букингемская.

— Великолепные кружева Клюни из фамильного наследства!

— И когда я поеду по Парижу к Нотр-Дам, мои волосы должны быть распущенными?

— Конечно, — кивнула французская модистка.

— Чтобы показать, что нашему дофину досталась невеста-девственница, Ваше Высочество.

— Пожалуйста, пожалуйста, давайте посмотрим, как она будет выглядеть! — просила Сесиль, сидя на стульчике у окна.

Елизавета, как всегда, поняла ее и улыбнулась. Если все остальные видели в ней лишь невесту наследника французского престола, то Сесиль внезапно восприняла сестру как обворожительную незнакомку. Но если она сейчас опять увидит ее с распущенными волосами, то Елизавета снова станет для нее любящей старшей сестрой. Две молодые женщины сняли с Елизаветы головной убор, и волосы, хлынув золотым каскадом, едва не закрыли ее стройную фигурку.

— Дитя мое, у тебя столько своего золота, что тебе не нужна никакая корона, — шептала Метти, ее старая нянюшка, обожавшая Елизавету, и на глазах у нее выступили слезы умиления.

— Мадам ле Дофин, пожалуйста, постойте спокойно, — зашипела француженка, рот которой был полон булавок. Она примеряла какую-то другую вуаль.

— Мадам ле Дофин следует не забывать говорить по-французски, — вздохнула специальная гувернантка, которую нанял для этого отец Елизаветы.

«Мне нужно привыкнуть к обращению «мадам ле Дофин», — подумала Елизавета. Она услышала, как хихикает Сесиль. Когда они бывали одни, братья и сестры часто поддразнивали ее по поводу ее будущего положения и необходимости церемонности в обращении к ней. Через новое окно, изготовленное из свинцового стекла, она видела, как малыши играли в саду. Они изображали церемонию ее будущего бракосочетания. Эдуард нацепил на себя кусок развевающегося гобелена — он был дофином. На Энн был свадебный веночек из маргариток, Кэтрин изображала ее подружку, а Ричард оглашал церковный обряд венчания, стащив огромную книгу из библиотеки отца. Малютка Бриджит радостно ворковала, сидя на руках у своей няни. Елизавета нежно улыбнулась, глядя на прелестную группу. Ее вдруг перестал радовать белоснежный наряд, из-за которого ей придется уехать отсюда во Францию.

— Мне уже надоели все эти примерки! — пожаловалась она. — Умоляю вас, давайте все отложим!

— Но разве мы не станем ждать королеву, чтобы и она полюбовалась? — возразила гордая мастерица, сотворившая это произведение искусства. — Ее Величество так хотела все видеть сама…

— Моя сестра королева действительно обещала зайти, — подтвердила Кэтрин Буки.

— Если бы мама хотела прийти, она уже была бы здесь. Примерно полчаса или больше прошло, как закончилась церковная служба, но она поспешила в свои апартаменты, — сообщила Сесиль, сидя на самом выгодном месте у окна.

— Значит, ее задержало что-то весьма важное, — решили разочарованные женщины.

Итак, свадебный наряд был осторожно отложен в сторону, и принцесса Елизавета переоделась в свое обычное платье из коричневого бархата с квадратным вырезом, украшенным жемчугом. Не успели подколоть ее волосы, как пришел один из пажей. Растолкав протестовавших женщин, он подошел к Елизавете и поклонился ей.

— Алмерик, почему ты такой бледный? Тебе опять плохо из-за того, что ты объелся украденной у королевы земляникой? — поддразнила его Елизавета.

— Нет, мадам!

— Мадам ле Дофин! — резко поправила его герцогиня.

Алмерик или был очень упрямым, или просто ничего не слышал.

— Его Величество прислал меня передать, чтобы вы пожаловали к нему, — сказал он Елизавете без всяких церемоний.

— Тогда погоди, пока они уложат мне волосы, — спокойно ответила она. Ей надоели все примерки и будет приятно увидеть отца.

— Нет, мадам, мы должны пойти сразу. Его Величество приказал привести вас немедленно! — настаивал паж.

Елизавета не могла понять причину подобной спешки. Почему вдруг она так срочно понадобилась королю? Наверное, это касается последних договоренностей с французским послом. Или у него появилась новая книга, и он хотел, чтобы дочь прочитала ее? Скорее всего, новая книга, только что из-под пресса мастера Секстона. Или, может, со свойственной ему импульсивностью отец купил ей какой-нибудь подарок? Что-нибудь, что прибыло на иностранном судне с высокими мачтами, которое только что причалило и стояло в доке Святой Екатерины, — какие-нибудь приправы с другого конца света, маленькая мартышка или что-нибудь еще.

— Ты меня удивляешь, Алмерик, — заметила Елизавета со смешком и последовала за пажом. Ей пришлось почти бежать за ним по длинным галереям Вестминского дворца. Она напевала веселую песенку, поспешая за пажом и предвкушая встречу с отцом, которые она так любила, но которые теперь, когда эта женщина Шор захватила его в свои сети, стали такими редкими.

Эдуард IV, король Англии, был любящим отцом. Он был слишком снисходительным и не только к детям, но и к самому себе, как любила повторять королева. В последнее время, когда его жена стала все больше и больше вмешиваться в дела, он заметно обленился. Дети часто слышали, как родители ссорились из-за этого. Он обожал свою старшую дочь Елизавету и никогда не повышал на нее голоса.

Но сегодня, еще прежде чем Алмерик открыл тяжелую дубовую дверь, она услышала громкий гневный голос отца. Обычно спокойный король сейчас был в ярости и использовал весьма сильные выражения, какие были в ходу у его предков: они легко приходили ему на ум, когда он был сильно возбужден.

— Клянусь дыханием Господа, я отомщу за это предательское оскорбление! Он еще почувствует мой гнев!

Он продолжал бушевать, когда Елизавета вошла в комнату. Там, как ей показалось, происходил какой-то срочный совет. Но сейчас он уже закончился, и вокруг короля, как испуганные кролики, толпились собравшиеся. Даже Ричард, герцог Глостер, младший брат короля, и лорд Гастингс, его доверенный канцлер, выглядели оробевшими. Французский посол испуганно затих, как выпоротый котенок.

— Я даже отдал в качестве ее приданого Гиень и Аквитанию, за которые боролись наши предки, — грубо закончил Эдуард. Его сильные руки комкали письмо с печатью короля Франции. Он швырнул его на пол и наступил на него ногой в сапоге со шпорами. Его красивое лицо побагровело.

— Значит, это — война? — прошептал человек, стоявший недалеко от двери.

— Года два назад это вполне могло случиться, — прошептал его сосед. — Но сейчас, наверное, нет! Эта шлюха Джейн Шор смягчила его характер.

Никто в комнате не заметил, что в дверях стоит дочь короля, пока Глостер, который всегда все видел и замечал, не коснулся рукой руки брата. Ярость короля сразу стихла.

Эдуард, видимо, вспомнил, что посылал за ней. Взглянув на ее маленькое, побледневшее, испуганное личико, он постарался взять себя в руки и подошел к ней, резко отодвигая всех с дороги. И все быстро, толкая друг друга, ушли в другое помещение, чтобы там еще раз обсудить наглую выходку французского короля, допущенную им в письме Эдуарду IV. Задержался только Глостер. Он был ненамного старше Елизаветы, но уже участвовал во многих сражениях уходя, все с сочувствием смотрели на дочь короля. Но Глостер даже не взглянул на девушку, и она не могла понять, почему.

— Если вы распорядитесь, сэр, я смогу собрать армию и выступить против Франции, — послышался его приятный, спокойный голос.

Но король жестом отпустил его. Глостер вышел, а король все молчал. Ему нужно было овладеть собой. Наконец он заговорил:

— Как эти негодяи посмели сделать такое с тобой?! — едва смог он выговорить, когда закрылась дверь и они остались одни.

— Что же они сделали? — спросила она, стараясь не смотреть на письмо, валявшееся на полу.

— Они разорвали соглашение о помолвке. Елизавета, только что отвлекшаяся от примерок

и всех прочих приятных женских хлопот, даже теперь не до конца поняла, что же случилось. Высокая, ростом почти с отца, она вопросительно заглянула ему в лицо.

— Вы хотите сказать… что дофин передумал жениться на мне?

Ее слова, полные недоверия и стыда, тяжело повисли в тишине комнаты. Событие, которое могло изменить положение в мире, было прежде всего обидной для юной, красивой девушки.

При виде ее потрясенного лица король забыл о своем гневе, он захотел обнять дочь, но Елизавета упрямо отстранилась от него. Ей нанесли такое оскорбление, что она не желала, чтобы ее касался даже самый добрый из всех мужчин на свете.

— Он вместо вас сделал предложение дочери герцога Бургундского, — сказал отец, не вдаваясь в подробности.

Елизавета почувствовала боль, как от сильного, наотмашь, удара по лицу. Ее публично оскорбили: теперь весь двор, весь мир будет издеваться над ней и насмехаться. На секунду фигурки, изображенные на гобеленах, висевших на стенах, поплыли перед ней. Но она не желала поддаваться слабости и падать в обморок.

Она продолжала стоять, высоко подняв голову. В этот момент она перестала быть веселым ребенком, только что бежавшим напевая в покои отца, и стала взрослой, сильной женщиной. Женщиной, которая познала амбициозную жестокость мужчин.

— Бесс, дорогая моя! — умолял ее отец. Он не мог перенести вид боли на ее милом личике.

При звуке его голоса, в котором звучало столько любви, с ее лица соскользнула маска сдержанности, и Елизавета бросилась к нему в объятия.

— Разве они не могли прислать посланца с этим ужасным письмом до того, как все видели, что я мерила это платье?! — рыдала она, прижавшись к его груди.

Эдуард сел на трон и посадил Елизавету на колени. Он гладил ее волосы и пытался успокоить ее.

— Это совершенно не связано с твоими женскими достоинствами. Ты прежде всего должна понять это, — утешал он дочь. — Эта бургундская девчонка может быть страшной, как семь смертных грехов, но Франции на это наплевать! Людовик всего лишь желает избежать войны за наследование — такой же ужасной гражданской войны, которую мы уже пережили. Муж моей сестры Маргариты имеет армию в Бургундии, представляющую постоянную опасность для Франции, и дофин решил жениться на члене их семьи.

Пока Эдуард, тщательно подбирая слова, объяснял ситуацию своей дочери, он почти принял точку зрения Людовика Одиннадцатого и даже немного успокоился.

— Птичка моя, ты же знаешь, чего стоят эти браки! Наши дочери служат приманкой для политических альянсов!

— Да, — согласилась с ним Елизавета. Ее уже неоднократно предлагали в качестве хорошей наживки. Но другие предложения не были достаточно серьезными, да и она в то время была еще ребенком. Теперь же все переменилось. Ей нужно будет снова привыкать к прежней жизни.

— Жаль, что я потеряла столько времени, стараясь выучить французский! — Она старалась показать, что ей уже почти все равно.

Но, разумеется, ее сравнительно образованные родители не могли согласиться с подобной точкой зрения.

— От учения бывает только польза, — серьезно заметил Эдуард. — Особенно для людей нашего положения. Мы живем во времена изобретений. Например, Вильям Секстон делает книги все более доступными и удобными для нас. Взгляни, дитя мое, как он улучшил свои методы, с тех пор как я водил тебя и братьев, чтобы вы посмотрели, как он работает. Он даже иллюстрирует книги гравюрами.

На кипе бумаг, лежавших на столе, стояла коробочка, полная маленьких металлических буквочек, и король разбросал их по столу перед собой.

— Его печатная машина выпускает больше книг в месяц, чем было создано за многие годы напряженным трудом переписчиков-монахов.

— Они будут такими же красивыми? — спросила Елизавета.

— Наверное… со временем. Такая девушка, как ты, когда-нибудь будет просто счастлива, умея читать и писать на нескольких языках.

Елизавета старалась внимательно слушать, что ей говорит отец. Она понимала, что он пытается помочь ей пережить то потрясение, которое она только что испытала. Он ей сказал, что она может приходить сюда каждый день и читать здесь его книги.

— Но я не разрешаю никому, даже тебе, выносить их отсюда, — предупредил он.

— Слушаюсь, сэр, — тихо ответила ему Елизавета, зная, что Ричард, ее младший брат, играет сейчас одной из них в саду.

Эдуард сказал еще, что ей следует почитать «Высказывания философов», чтобы укрепить религиозные чувства, и «Кентерберийские рассказы» Чосера — для развлечения. Елизавета слушала отца и чувствовала, что королю уже пора заняться другими — государственными — делами.

— Мне нужно поговорить с твоим дядей и Гастингсом, — сказал он.

А она останется одна, и ей придется видеться с теми людьми, которые помогали ей готовиться к свадьбе, к этому великолепному бракосочетанию!

Еще хуже: ей придется смотреть на них покрасневшими заплаканными глазами. Она будет выглядеть как простая, одуревшая от любви и отчаяния молочница, которую бросил дружок!

— Простите, Ваше Величество, могу я посидеть у вас еще немного? — поморосила она дрожащим голосом.

— Конечно, моя красавица! — охотно согласился он. — Я пришлю к тебе твою мать.

Елизавета стояла, сжав руки и терзая их в складках своего платья.

— Пожалуйста, не надо… — начала она не подумав.

— Не надо?

Отец, уже собиравший бумаги, остановился и ждал объяснения.

Они оба притворялись, ибо в объяснении не было необходимости.

— Она будет стараться… расставить все по местам… Рассортировать все… — Елизавета старалась не заикаться и попытаться объяснить. Она при отце не старалась притворяться. Она опустила глаза, когда увидела хитрые огоньки в его глазах. — Я хочу сказать, что лучше, если со мной будет кто-то другой, кто не знает о том, что случилось. Кто не захочет обсуждать это и не станет думать: «Дофин не захотел жениться на ней!»

Король мягко посадил ее на место.

— Кого ты хочешь видеть, милая? — нежно спросил он.

Елизавете больше всего хотелось остаться одной, но в тишине были слышны крики играющих в королевском парке детей, и она сказала:

— Пусть ко мне придет Ричард.

— Мудрое решение. Я всегда считал его хорошим компаньоном, — заметил король уходя. С порога она слышала, как он приказал кому-то привести сюда герцога Йоркского.

Ричард пришел к ней, едва удерживая в руках тяжелую книгу в кожаной обложке.

— Дикон, ты взял «Историю Трои»! — упрекнула она.

— Я знаю, я ведь немного умею читать. Я взял ее из королевской коллекции, — заметил он, глядя на нее правдивыми глазами.

— Как ты мог это сделать?

— Нам нужна была книга, чтобы провести брачную церемонию.

Он казался всем деликатным, но в нем было неприятное упрямство, нехарактерное и для остальных детей королевской семьи. А ведь ему было всего лишь десять.

— Ну, она нам пока не нужна, — сказала ему Елизавета. — Давай поставим ее на место, к остальным книгам. К счастью, отец ее не хватился. Надеюсь, на ней нет следов от росы на розовых лепестках.

— Бесс, я очень аккуратно обращался с ней.

— Я вижу.

— Что ты здесь делаешь?

— Сначала я была в моей комнате на примерке… Они все время заставляют тебя заниматься этим.

Но теперь мы здесь одни. Бесс, мне больше нравятся книги, а не одежды.

— Дикон, ты знаешь, мне кажется, что книги мне тоже очень нравятся. Да, я почти в этом уверена.

Дикон осторожно поставил тяжелую книгу на полку и стал удивленно оглядываться.

— Послушай, ты сидишь на троне! — удивленно сказал он.

— Отец сам посадил меня сюда. Ты же знаешь, что иначе я бы не стала на него садиться.

— Конечно, нет, — согласился Ричард.

— Может, на нем когда-нибудь будет сидеть Нед.

— Я надеюсь, что до этого еще пройдут годы, — заметила Елизавета.

— И что, он удобен, этот трон?

— Нет. Очень твердый, — засмеялась девушка. Ее саму удивило, что она так скоро начала смеяться.

Мальчик подошел и прижался к сестре. Ей было так приятно, что он рядом с ней. Дикон начал строить замки из маленьких шрифтов мастера Сексто-на, а Елизавета погрузилась в свои мысли. В конце концов, если не считать обиженного самолюбия, почему она так взволнована? Она никогда не видела дофина. И теперь сможет остаться в Англии вместе с Ричардом и всеми остальными. Она крепко прижала к себе мальчика, думая, что он занят строительством башни, но с этим мальчиком никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Видимо, он продолжал о чем-то серьезно думать, и эти думы, конечно, были навеяны разговорами взрослых.

— Как странно, не правда ли, Бесс, — заметил он, водружая бумажный флаг на башне. — Так много людей хотят восседать на королевском троне, невзирая на то, что там так неудобно сидеть!