Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В то время Елизавета не обратила особого внимания на слова, какие ей пришлось услышать, — было так много неотложных дел, о которых ей приходилось думать. Осенью Перкин и Джеймс, как того и ожидали, начали боевые действия против Англии. Хотя военные силы Генриха были в полной боевой готовности и эта вылазка вылилась лишь в стычки на границе — но никогда еще никто не сталкивался с подобной жестокостью во время боевых действий.

К отрядам Джеймса присоединились иностранные наемники Перкина. Было страшно видеть полностью разгромленные деревни. Сам Перкин обратился к Джеймсу от имени жителей Порт-Умберленда и уговорил его повернуть назад: он заявил, что сделал это из-за жалости к людям, которых считает своими подданными. У него хватило ума понять, что тем, что станешь жечь дома, не завоюешь народной любви! Подобная тактика могла удовлетворить лишь амбиции Джеймса — в результате он захватил столь желанный город Бервик. Однако подобные действия ни в коей мере не могли помочь ему самому проложить дорогу к желаемой короне.

Долгое время народ Англии жил в постоянном напряжении. Из северных городов доносились жалобы, что враг стоит у ворот. По всей стране в сумерках детей загоняли домой с криком: «Вот погоди, заберут тебя шотландцы!»

Как всегда, Генрих руководил всеми операциями и вернулся в Лондон с триумфом. Но — усталый и раздраженный. Помимо того что было потеряно множество человеческих жизней, военные действия очень дорого обошлись казне. Поэтому он сразу собрал в Вестминстере на Совет представителей городов, где они все проголосовали за предоставление ему ста двадцати тысяч фунтов для защиты от нападения Шотландии. Это прошло весьма легко, а вот следующего заема в сорок тысяч фунтов добиться было гораздо сложнее.

— Генрих всегда добивается, что ему оплачивают его войны, — с восхищением хихикал его остроумный Джаспер: это была его последняя шутка перед смертью. Те же, кто остался в живых, не были слишком довольны исходом дела. Архиепископ Мортон и сэр Реджинальд Брей не только заставили своих подчиненных собирать деньги, обходя дом за домом и высасывая средства из каждого города, — они так старательно и изворотливо принялись за дело, что всем стало казаться, что в сундуках короля появились лишние деньги, — гораздо больше сумм, необходимых для ведения боевых действий.

Опять стаЛа падать популярность Генриха. На западе Англии жители Корнуэлла просто отказались давать деньги. Они жили в отдалении от остальной Англии и им было наплевать на то, что происходило в других краях. Они посчитали, что и без того тяжелая жизнь станет еще хуже, если они станут платить за то, о чем подчас и не слышали. «Небольшие волнения шотландцев? Они вскоре успокоятся сами собой. А мы, работающие под землей в оловянных рудниках за гроши, не станем делиться с королем с таким трудом заработанными деньгами», — говорили жители Корнуэлла.

Юрист Флеммок еще сильнее подогрел их недовольство, объявив все налоги незаконными. Кузнец из Бодмина Майкл Джозеф возглавил процессию из своего города через Девон в Сомерсет с наточенными вилами и серпами. Из Уэльса людей повел лорд Одли — кого также задавили налогами. Он вел их через Солсбери и Винчестер прямо в Лондон. Недовольный люд присоединился к колоннам по пути.

Генрих, чье внимание было занято подготовкой армии, которую он направлял на север, чтобы отомстить шотландцам, не ожидал народных волнений. Но он сразу же отреагировал на эти выступления, отозвав основные силы армии для защиты Лондона, и сам возглавил эти отряды. Он отослал к границам с Шотландией небольшие отряды, чтобы в случае чего защитить рубежи. Эти отряды возглавлял родственник Елизаветы граф Суррей.

Жители Корнуэлла сражались храбро. У них было лишь старое оружие, чтобы противостоять новым пушкам Тюдоров. Но они приводили в смятение жителей Лондона, выпуская стрелы невероятной длины. Лондонцы были в ужасе, когда с городских стен видели у ворот города целую армию. Сначала они решили, что на столицу напал Перкин Ворбек, — это было самое настоящее нападение. А вскоре это можно было назвать отступлением короля, — Генрих вынужден был обещать снизить налоги.

Елизавета прекрасно понимала, что это лишь толпа недовольных с запада. Она смотрела на нее с высоты Блекхита и пыталась представить, как бы чувствовала себя, если бы внизу был ее настоящий брат Ричард. Ее милый брат, пытающийся разбить стены Лондона, где жила она и ее дети. На чьей стороне оказалась бы сама Елизавета? В первый раз она полностью осознала, что признание права одного станет лишением права другого. И в первый раз робкая надежда, всегда теплившаяся в ее сердце, превратилась в страх.

Как бы она ни мечтала увидеть своего младшего брата живым, она теперь в глубине души не желала, чтобы Перкин оказался Диконом. Ее здравый смысл уже давно убедил ее, что этого не может быть… Или не должно быть?

Только гораздо позже она узнала, как это было важно. Когда Одли казнили на холме Тауэр, а Флеммок и Майкл Джозеф были повешены в Тамберне, Генрих простил жителей Корнуэлла и отослал их домой. Он не стал с ними расправляться так же жестоко, как это делали люди Перкина с попавшими к ним в руки сторонниками Тюдоров. Но король жестоко расправился с последователями Перкина в Кенте. Сами жители Корнуэлла говорили, что они не слишком боялись его, потому что, если бы он вздумал вешать тех, кто протестовал против излишне высоких налогов, ему пришлось бы перевешать всех! Но он воспользовался возможностью и освободил их от всех запасов, которые они ухитрились накопить. Он содрал с них все — и так наказал их за неповиновение. Но как только они возвратились в свои отдаленные края и Перкин высадился там, они приветствовали его в качестве своего спасителя, собрались вокруг него и в Бодмине провозгласили его королем.

Они подошли к Эксетеру, их было около трех тысяч. Но Эксетер был процветающим городом — стать таким ему помогла поддержка Тюдором торговли — и поэтому отверг их. Если бы Перкин высадился на месяц или два раньше, ему бы повезло больше. Сейчас же не осталось того энтузиазма, который помог ему подойти к стенам Лондона. Генрих, услышав, что человек, который столько времени отравлял ему существование и из-за которого он провел столько бессонных ночей, уже в Англии и даже осадил один из главных городов, оставил все и поспешил на запад с армией, какую только смог собрать.

Перкин сжег ворота Эксетера, но не смог войти в город и повел солдат в Таунтон, будучи готовым сражаться за Лондон. Граф Девонширский, женившийся на сестре королевы Кэтрин, стал защищать Тюдоров. Он призвал на помощь всех из рода Куртене в Девоне, чтобы они помогли ему окружить небольшую армию Перкина, пока не прибудут силы короля. У самозванца не осталось никакой надежды, и Перкин смог удрать лишь с небольшой группой всадников. Он укрылся в аббатстве Боле в Гэмпши-ре. Генрих был рад такому обороту дел, презентовал храброму городу Эксетеру свой меч и сразу же взял в кольцо Боле.

— Наконец-то, — сказал он Томасу Стеффорду, который прибыл в Эксетер вместе с ним, — в моих руках окажется этот европейский парень, который таскал для других из огня каштаны!

— Но ведь этот червь прячется в аббатстве, — вздохнул мэр Эксетера.

— Ради мира в королевстве Папа должен позволить Вашему Величеству силой вытащить его оттуда, — заметил Стеффорд.

— И потом Ваше Величество может казнить его и разделаться с ним навсегда, — радостно поддержал его граф Девонширский.

— И тогда правда уйдет вместе с ним в могилу, — заметил Генрих, чуть заметно растянув тонкие губы в улыбке. — Нет, смерть для него — слишком легкий выход. В течение шести лет он отравлял мне жизнь, обманывая половину Европы. Сам по себе он ничего не представляет, но ему давали деньги и людей из-за его наглых притязаний. Нам больше не нужны легенды об Йорках в нашей Англии Тюдоров! Я заставлю его признаваться снова и снова перед верными мне людьми и перед теми жалкими дураками, которых он так ловко провел. Нам говорили о нем, что он чувствительный и самолюбивый парень, — продолжал он более спокойно. — Он заплатит за все зло, которое нанес Англии, если мы выставим его смешным. В свое время мой дядя Джаспер — упокой, Господи, его душу — сказал, что насмешка — это самое верное и сильное оружие!

Генрих, несмотря на свой гнев, не стал делать из Перкина Ворбека мученика так же, как не сделал страдальца из Ламберта Симнела.

— Дайте ему приличную лошадь, и пусть едет в конце нашей процессии вместе с нами в Лондон. Ему не станут прислуживать, но не будут и унижать, — распорядился Генрих и спросил: — Кто-нибудь из вас слышал что-нибудь о моей кузине Кэтрин Гордон?

— Говорят, он сразу же поместил ее на маленьком скалистом острове, недалеко от Корнуэлла, который называется Гора Святого Мишеля. Он это сделал еще до начала военных действий, — сказал Томас Стеффорд.

— Если он так поступил, то это единственное, что говорит в его пользу, — заметил Генрих. — Узнайте, не беременна ли она, спаси ее Бог, иначе мы никогда не закончим с этим делом. Потом отправьте ее с приличным конвоем по другой дороге в Гринвич. Там ее утешит доброта нашей королевы.

Генрих позаботился, чтобы Елизавета была в Гринвиче, когда Перкина доставили в Лондон. Он сказал, что сделал это, чтобы она меньше страдала, потому что — он знает — одно время она сомневалась, не был ли бродяга ее настоящим братом. И поэтому, она не видела, как он, беззащитный, ехал по Лондону, и толпа швыряла в него гнилые овощи и бешено вопила, следуя за ним по пятам.

Конечно, теперь не оставалось никакого сомнения в том, что он не сын Эдуарда, потому что, хотя слуги Генриха не прикасались к нему, он должен был читать свое признание — и не раз, а много, много раз. Он читал ту же биографию, которая была напечатана по приказанию Генриха и разослана по всей стране. Там перечислялись основные факты его короткой жизни, переезды из одной страны в другую и приводились подробности его низкого происхождения.

Елизавета была рада, что находится вне Лондона, потому что, когда слышала, как люди смеются над ним, испытывала стыд, как это бывает, когда понимаешь, что человек, в которого верил, оказался не тем, за кого ты его принимал. Она была добра в Кэтрин Гордон и старалась ее уверить, что после того, как схлынет весь шум, Перкин сможет спокойно жить где-нибудь в Вестминстере, и свобода его будет ограничена только запертыми дверями его апартаментов и двумя часовыми у дверей. Это стало триумфом милосердия Тюдоров. Но Елизавете пришлось проявить твердость, когда Кэтрин решила, что они стали родственницами, и каждый раз вся замирала, когда прелестная шотландская девушка, говоря о своем муже, называла его Ричардом. Ее никто не смог переубедить, и королеве пришлось запретить ей упоминать в разговоре его имя.

Вскоре все радовались возвращению графа Суррея из Шотландии, и сестра Елизаветы Энн горячо приветствовала мужа. Он сообщил, что сражений почти не было, Джеймс предпринял только одно наступление — на Бервик. Но граф отказался сражаться с ним, так как Бервик принадлежал королю, а не ему. Притязания Перкина были пресечены, и Джеймс волей неволей был настроен более мирно. Генрих, как всегда, стремившийся к согласию и процветанию, воспользовался этим, чтобы заключить долгосрочный мирный договор между двумя странами и устроить брак своей дочери Маргариты с красивым и талантливым Джеймсом. С прибытием графа Ботвелла, приготовлениями к браку по договоренности и подготовкой приданого для дочери Генрих уже не мог больше удерживать Елизавету вдали от Вестминстера.

— Мы, Тюдоры, вскоре станем властителями всего мира! — радостно восклицала она, находясь в окружении своих сестер.

— Мы, Тюдоры! — передразнила ее Сесиль, приехавшая в Лондон на торжественное событие. — Слушай, Бесс Плантагенет, мне кажется, ты по-настоящему начинаешь гордиться этой династией из Уэльса, путь которой к трону проложила ты сама! Ты в этом в новом пурпурном бархате похожа на боевое судно, распустившее паруса. Твои дети подросли, вступают в брак и начинают завоевывать мир!

— Она прекрасно выглядит, — заметила Энн, которая начала поправлять вышитые жемчугом крылья головного убора сестры, отчего красивое лицо Елизаветы стало еще прекраснее.

— Ты должна признать, что и сам Тюдор будет хорошо выглядеть в королевской мантии, как отец невесты! — засмеялась Елизавета. — Сейчас Генрих находится на вершине власти. Он заслужил это — ведь он так много и упорно работал для достижения своих целей. Я рада за него. Ему пришлось совсем не легко, Сесиль, и теперь он доволен, что наша Маргарита станет королевой Шотландии.

Елизавета подошла к окну, ее великолепный шлейф тянулся за ней. Она широко развела руки, как будто стараясь показать, что на душе стало легче.

Ее голос звучал задумчиво и умиротворенно, когда она продолжила:

— Вспоминаю страшные дни, когда было так же неспокойно, как во время войны Алой и Белой розы. А теперь, дорогие мои, вы только представьте, что это значит: одна дочь стала королевой Шотландии, маленькая прелестная Мэри, возможно, когда-нибудь станет королевой Франции, а Артур женится на богатой испанской принцессе.

Хотя ее дети уже подросли, самой Елизавете исполнилось только тридцать пять. Она оставалась красивой и стройной, и ей так хотелось иногда подурачиться. Она повернулась и посмотрела на них, широко расставив руки, как когда-то делала, когда они все были маленькими и она хотела в чем-то убедить их.

Они добродушно посмеялись над ней и были очень рады ее прекрасному настроению.

— А что ты скажешь насчет Хэри — он же твой любимчик? К каким высоким целям ты готовишь его? — спросила Энн, которая была весьма проницательна.

Елизавета сразу же стала заботливой мамочкой.

— О Энн, ты не должна так говорить! У матери не должно быть любимчиков, — запротестовала она. — Боюсь, король до сих пор не договорился о выгодном браке для него. Конечно, он второй сын, и с тех пор как Генрих стал таким религиозным, он подумывает о том, что надо готовить Хэри для служения церкви.

Ее сестры расхохотались.

— Хэри станет священником? — Они не могли серьезно говорить об этом. Заплатка, который потихоньку присоединился к ним, надел себе на голову кубок, церемонно сложил кончики пальцев и закатил глаза к небу, карикатурно представив принца Хэри с тиарой на голове.

— Пойдемте, посмотрим наряд Маргарет для свадьбы по доверенности. Это сейчас главное, — предложила Елизавета, беря Сесиль за руку. — Сейчас у нее портнихи и модистки.

Маргарита Тюдор стояла посреди комнаты. В новом прекрасном наряде она казалась еще совсем ребенком. Вокруг нее суетились дамы.

— Она еще слишком юна, чтобы ехать к Джеймсу, — прошептала Елизавета. Ее растрогали свежесть и невинность дочери.

— Кажется, прошло так мало времени с тех пор, как ты сама стояла здесь и примеряла свое свадебное платье, — шепнула ей Сесиль. Они, улыбаясь, посмотрели друг на друга, — обе ничего не забыли.

— Боже, как же я страдала тогда! — сказала Елизавета.

— Страдала?

— Ну да, из-за того глупого дофина.

— Это был твой настоящий свадебный наряд. Я хочу сказать, что у тебя так и не было другого, — проницательно заметила Сесиль. — Разве я не права?

Елизавета грустно покачала годовой.

— Был кто-то, кого я могла полюбить.

— Том Стеффорд? — спросила Сесиль полушепотом.

Елизавета отошла в сторону и не ответила. Чтобы скрыть выступивший на щеках румянец, она наклонилась и стала рассматривать розы, вышитые на шлейфе дочери. Маргарита поняла, что мать и тетка пришли посмотреть на нее. Ей уже надоело смирно стоять в булавках, она устала от примерок.

— Тетушка Сесиль, как вы считаете, я красивая? Граф Ботвел будет доволен мною? — спросила она, возвышаясь над головами нагнувшихся мастериц. — Я так рада, что лорд Уэльс разрешил вам присутствовать на моей помолвке. Но вам следовало приехать пораньше, когда весь Лондон гудел от прибытия Перкина Ворбека!

— Бесс, ты его видела? — спросила Сесиль.

— Нет, я только что приехала из Гринвича.

— Мне кажется, никто из нас не хочет его видеть! — заметила Энн, гордо встряхнув хорошенькой точеной головкой.

— А я видела его! — радостно завопила Маргарита, вылезая из облаков атласа, которые скрывали ее разлохмаченную головку.

— Ты его видела? — удивленно переспросила королева. — Где?

— Из окошка маленькой приемной перед кабинетом короля. Окно выходит в огороженный стеной садик, где обычно прогуливаются монахи. Перкину Ворбеку разрешают там гулять. Я его видела, когда ходила подписывать свой брачный документ. Секретарь сказал мне, что отец иногда тоже стоит у окна и смотрит на Перкина.

Если Маргарита желала поразить своих родственников, то она полностью достигла своей цели. Королева не могла себе позволить интересоваться, как же выглядел самозванец, но она была рада, когда одна из ее сестер спросила об этом.

— О, он очень обыкновенный, — надменно заметила Маргарита. — Светловолосый, стройный молодой человек в простой одежде, какую носят купцы. Я не видела на нем следов побоев, и он не выглядел пристыженным. После всех бед, которые он нам причинил, мне кажется, отец должен был приказать высечь его в Вейберне.

— Король, ваш отец, знает, что нужно делать, — резко прервала ее Елизавета. — Тебе не следует забывать, что твой будущий муж не так давно был лучшим другом Перкина Ворбека!

Слова дочери расстроили ее.

— Как вы думаете, почему Генрих наблюдает за ним? — спросила она сестер, когда они возвратились в ее комнаты.

— Мне кажется, это простое любопытство, — Сесиль пожала плечами.

— Кто бы он ни был, но этот Перкин заставил нас всех поволноваться!

— Генрих мне напоминает кота, который сторожит пойманную мышку, — рассуждала Елизавета. Она слишком хорошо знала своего мужа. — Иногда мне кажется, что лучше было бы, чтобы он казнил его. Генрих даже не пожелал унизить его. Мне интересно, чего же он ждет?

Сесиль расстроенно посмотрела на нее.

— Бесс, ты что, опять думаешь, что он может быть Диконом? Даже после того, что рассказал этот ужасный Тайррелл?

— Нет, нет, конечно, нет! Но все равно мне бы хотелось увидеть его. Хотя бы один раз…

После того как Сесиль ушла к мужу, Елизавета остановилась у окна. Она смотрела, как клубятся летние облака, освещаемые садившимся солнцем. Приближалась гроза, вечер был душным, и что-то давило на Елизавету. Ей нужно было позаботиться о развлечениях для гостей из Шотландии, но ее мысли были далеко от помолвки дочери. Она снова начала думать о том, что с легкомыслием и жестокостью молодости рассказала им Маргарита.

«Почему все, кроме меня, могут видеть Перкина? — подумала Елизавета. — Его видела, наверное, половина населения Лондона. Мне никогда не запрещали смотреть на Ламберта Симнела! Я видела его каждый день и в кухне дворца, и когда мы ездили на охоту с соколами. Почему Генрих так старается удержать меня подальше от Вестминстера?»

Разразилась гроза, она яростно отбушевала и ушла прочь. Земля набралась свежих соков, и утро брака ее дочери Маргариты стало безоблачным и ясным. Елизавета старалась с радостью выполнять свои приятные обязанности матери невесты, но в глубине ее сознания шевелилась одна абсурдная мысль: следует попросить Генриха, чтобы тот разрешил ей увидеть Перкина. Но даже когда гости разошлись, она не смогла заставить себя сделать это. Он станет смеяться над ней, а то и просто откажет в ее просьбе. Если он откажет, она будет твердо знать, что сам Генрих ни в чем не был уверен. Он боится, что она, как и ее тетка Маргарита, узнает Дикона!

И снова зажегся огонек надежды, который, как ей казалось, уже давно угас в ее сердце.

Вечером, после возвращения с церковной службы, она прошлась со своими дамами мимо старой стены в сад. Елизавета на секунду остановилась и позвала одну из дам, чтобы та поправила ей застежку туфли, а сама в это время внимательно посмотрела на замок железной калитки. Двое вооруженных солдат, увидев королеву, поспешили к ней и вытянулись. Она поняла, что это, наверное, охрана Перкина. На поясе одного из них она увидела тяжелый железный ключ от калитки. До появления королевы они сидели на бревне возле калитки и играли в кости.

Вернувшись во дворец, она увидела, что король и жених по доверенности ожидают ее. Граф пришел, чтобы попрощаться с ними. Он отбывал утром. Граф поспешил уверить Елизавету, что его король будет очень счастливым человеком.

— Но ему иногда придется проявлять характер, — задорно засмеялась королева. — Мы весьма довольны этим союзом, но нам приятно, что наша дочь сможет побыть с нами еще год или два!

— Если Маргарита иногда ведет себя слишком надменно, это происходит из-за того, что то высокое положение, которое она неожиданно заняла, для нее еще непривычно, — поспешно заметил Генрих. Он не терпел, когда критиковали его старшую и любимую дочь. — Мне кажется, что после таких волнений ей лучше всего вместе с королевой завтра же уехать в тишину Ричмонда.

Елизавета быстро взглянула на него.

— Завтра? — невольно переспросила она.

— Я прикажу, чтобы для вас приготовили лодку. Но Елизавета решила, что не поедет завтра. Она

должна сначала кое-что сделать, даже если ей придется ослушаться короля.

— Если Ваше Величество позволит нам, мы поедем послезавтра. Мы привезли с собой столько вещей — моих и детей, нам нужно еще некоторое время, чтобы все подготовить. И мне так хочется провести немного времени с Артуром, прежде чем он снова уедет в Лэдлоу, — начала перечислять причины Елизавета.

Она никогда не перечила ему, кроме того, при разговоре присутствовал гость, так что Генрих не мог отказать Елизавете в такой разумной просьбе.

— Хорошо, вы уедете послезавтра, — согласился он. Он был вполне спокоен, но Елизавета поняла, что он не позволит ей и дальше откладывать отъезд.

Елизавета подсчитала, что у нее есть двадцать четыре часа. Она провела несколько из них, лежа без сна. «Он может изменить свои планы и убить Перкина, и я никогда не увижу его, — думала она. Но кто может помочь мне? Наверное, среди тех, кто так легко дарит мне комплименты, найдется хотя бы один, кто поможет мне в такой… мелочи».

Она начала перебирать всех придворных мужчин, но вскоре поняла, что ни один из них не станет рисковать ради нее, боясь впасть в немилость у короля. Она подумала о Томасе Стеффорде, но он уже женат и служит сейчас королю! Однако должен же быть кто-то среди ее людей, кто сможет что-то сделать для нее. Кто-то из королевских слуг, кто захочет ей услужить. Под утро она вспомнила, что есть человек, который сказал, что сделает для нее все. Все, что она пожелает.

Елизавета встала рано и пошла покормить попугая, которого ей подарил лорд Стенли. Она сразу же начала громко жаловаться, что птица заболела, и решила послать за главным сокольничим короля.

— Конечно, госпожа, — хором заявили ее дамы. — Он так хорошо управляется со всеми птицами.

Симнел сразу же пришел, несмотря на то, что кто-то из важных персон в то утро собирался на соколиную охоту.

Он стоял перед ней, держа в руках кожаную с перьями шапку, и роза Тюдоров была прикреплена к короткой кожаной куртке. Он казался таким крепким и надежным! После того как она приказала ему посмотреть попугая, ей удалось на несколько мгновений остаться с ним наедине. Он не стал задавать ей ненужных вопросов, не стал заверять в своей преданности. Он стоял с птицей в руках, готовый служить своей королеве.

— Мне нужно попасть в этот маленький огороженный садик между двором и аббатством, — сказала она, пока они стояли рядом с позолоченной клеткой. — Но калитка там заперта.

Несколько секунд он, казалось, видел только ярко раскрашенное крыло, которое ощупывал своими ловкими пальцами.

— Когда Ваше Величество сможет прийти туда? — спросил он.

— Через час, — шепнула королева.

— Калитка будет открыта, — вот все, что он сказал.

Такая преданность ошеломила ее.

— Симнел, ты рискуешь многим, — предупредила она. — Тюдор не станет прощать дважды!

— Мадам, жизнь полна риска! — весело заметил он, осторожно возвращая попугая в клетку.

— Если вы будете накладывать каждый день на крыло немного мази, которую я пришлю вам, мне кажется, что у Вашего Величества не будет причин для беспокойства, — добавил он громко, как раз в то время, когда ее дамы вернулись, выполнив поручение, которое королева придумала для них. Он низко поклонился своей госпоже. Его шапка с перьями снова была у него в руках, и Симнел направился к двери.

— Один из любимых соколов короля улетел, — объяснил он свою спешку. — Мне нужно поторопиться.

— О Симнел! — с симпатией пожалели его дамы.

— Я скоро найду птицу, миледи! — уверенно сказал он. — Она могла залететь в сад какого-нибудь дома или перелетела через стену садика. Но никто не откажет в помощи, чтобы поймать птицу короля!

Он обладал таким приятным характером и к нему все так хорошо относились, что королева не сомневалась, что ему все пойдут навстречу. Даже те два охранника, которых она видела.

— Сколько времени это займет у вас, Симнел? — скрывая волнение, спросила она.

— Ровно столько, сколько потребуется, чтобы убедить от имени короля отдать мне ключи. И конечно, — добавил он с усмешкой, — мне сначала нужно еще раз проверить, что сокол действительно улетел.